группировкой. Возможно, они сгинули, заблудились и погибли бы в неведомых трущобах Клоповника, “где не ступала еще нога белого человека”. Подавляющее большинство аборигенов, вздумай они встать на борьбу с захватчиками, даже не заметили бы того обстоятельства, что война началась и кончилась, потому как меньшинство разгромило бы две-три пришлые банды еще до завтрака.
Однако для этого требовалось, чтобы злобные крысы-каннибалы сплотились перед лицом опасности, угрожающей вовсе не им, а абстрактному символу. Это было возможно, но маловероятно. Кроме того, основное значение в данном вопросе играло то, что думал сам “виновник торжества”. А Король, вероятно, не особо верил в преданность своих “подданных”.
Поэтому-то, как Таран полагал, Череп и стоял тут, словно серый кардинал, а не валялся где-нибудь в траншее с перерезанной глоткой. Хотя, был бы “монарх” самую малость решительнее, как в старые дни…
Дело, по которому Череп явился, было не столь важным, чтобы рисковать ради этого собственной бандой, на которую ушло столько денег, времени, сил и организаторских талантов. Тем не менее, это не могло послужить препятствием для одной из тех секретных войн, которые уличные банды ежечасно вели между собою. Наемники, взятки полицейским чиновникам, открытые стычки — все это было оружием обоюдоострым. И потому, если существовала малейшая возможность избежать всего этого, за нее следовало хвататься. Неизвестно, кто пройдет испытание на прочность, а кто — не успеет.
Король воров, как Таран представлял себе, недолюбливал Черепа и, вероятно, даже ненавидел. Вместе с тем, сидя в своем бункере, тайный властитель Клоповника побаивался гангстера, а также той власти, которой “черепа” обладали далеко за пределами трущоб.
— Поэтому, — подытожил “монарх”, — я собираюсь разрешить ваш конфликт наиболее подходящим путем— так сказать, оптимально. Ты, Хэнк Таран, должен дать согласие на сделку с Черепом. Это предотвратит эскалацию конфликта, как и человеческие жертвы. Вместе с тем, никто, даже я, не может принудить тебя к отчуждению собственного имущества. Ты, однако, мог бы пойти на такой шаг по своей воле — ввиду того, что, несмотря на обстоятельства, твои действия в связи с недавними событиями не могут считаться правомерными на сто процентов.
Хэнк подавил ухмылку. Ему было совсем не смешно.
— Волка я не продам, — сказал он.
Как отрезал. Сам не зная, зачем он это сделал, и не представляя, к каким последствиям это приведет.
Король удивленно на него поглядел. Судя по всему, такого ответа он ждал меньше всего. Королям НЕ ПРИНЯТО отказывать. Более того, о таком страшно даже ПОМЫСЛИТЬ.
Хью бросил на “партнера и друга” такой взгляд, будто лишь сейчас понял, что все эти годы общался с буйным душевнобольным. Даже четверо с Подворья не на шутку удивились. Они Волка никогда не переносили, теперь же, когда сам Король велел…
Этому поступку не было оправданий.
Но, как Король сам говорил, даже он не мог принудить Хэнка к чему бы то ни было. А Короли, как ни крути, не привыкли менять собственное мнение каждые десять секунд.
— Насколько я понимаю, — заметил правитель Клоповника, — ты содержишь метаморфа в форменном рабстве. Против его воли, в антисанитарных условиях. Если несколько месяцев назад это было допустимо, то сейчас Конвенция уже не действует. Открою тебе эту истину. Метаморфы приравниваются к стандартным homo sapiens, и, более того, к полноправным гражданам… Твои, Хэнк, действия возмутительны.
Хозяин Подворья тщательно обдумал ответ. Он ступил на минное поле, и пути назад уже нет.
— А как насчет действий хозяев других школ? — поинтересовался он. — Им даже в голову не приходит отпускать своих гладиаторов на волю после того, как те отработали положенный срок. Как насчет борделей на Красной улице, где не бывает вольнонаемных, не считая охраны? Законность и Клоповник — понятия несовместимые.
— Кончай этот треп, — нахмурился Король. — Лучше говори — продашь Волка Черепу?
— Нет.
Таран сомкнул губы. Собственное упрямство (глупость, обида) кружились в голове кровавыми кольцами.
— Пусть лучше Череп скажет, зачем ему Волк.
Король, вздохнув, бросил косой взгляд на гангстера. Тот вновь выступил из тени. Мертвенно-белое лицо оставалось неподвижным, лишь кожа на черепе натянулась, точно барабан.
— По-моему, это не имеет принципиального значения, — ответил он. — Было бы наивно пытаться убедить присутствующих, в особенности — высокочтимого Короля, что я намерен сразу же отпустить Волка на свободу. Господину Тарану, впрочем, этого хотелось бы меньше всего. Но пусть не беспокоится — метаморф останется под надежной охраной. — Череп смерил Хэнка надменным взглядом. — Что бы я с ним ни делал, это покажется ему пансионатом по сравнению с твоей камерой, уважаемый Таран. Поэтому я НАСТАИВАЮ — перед самим Королем — на том, чтобы Волк перешел в мое владение. За ОЧЕНЬ хорошую плату. Таран прав в одном — свобода и гражданские права не очень вяжутся с тем, что каждый день мы наблюдаем в новостях. Тем не менее, слово Короля — закон для каждого подданного.
— Эк ты загнул, — хмыкнул Хэнк. — Наплел чуши с три короба, но на вопрос так и не ответил. Череп молча усмехнулся в ответ.
— Полагаю, этого достаточно, — произнес Король. — Ты, Таран, не переменил решения? Хэнк покачал головой.
— Нет, господин.
— Что ж, ладно. — Повелитель Клоповника выпрямился с самодовольным видом генерала, заманившего войско противника в коварную ловушку. — Того, что сказано, уже не вернуть. Я вынужден привести в действие альтернативный план. А именно — устранить саму причину раздора. Убрать с пути это яблоко, упавшее меж вами. Если ты, Хэнк, не отдашь Черепу своего метаморфа, он не достанется никому. — Король улыбнулся.
Хозяин Подворья задержал дыхание. Что, тресни его селезенка, несет этот индюк?
Череп, похоже, тоже удивился: повернул голову и пристально поглядел в направлении своей королевской “крыши”. Будто суфлер, у которого нет ни малейшей возможности подсказать актеру верный текст. Заявление Короля явно не входило в первоначальный план. Но и на импровизацию особо не походило.
Таран прокашлялся и рискнул:
— Неужели повелитель просто убьет ни в чем не повинного Волка? Смею заметить, это не очень-то гуманно. — Он благоразумно опустил фразу о том, что даже Король не имеет на это права.
— Как и весь твой бизнес, Таран, — заметил Король.
Но Хэнк продолжал упорствовать. Только Бог знал, чем все это могло закончиться.
— И все же “волчонок” здесь ни при чем. Если господин прикажет разрубить его на две половины, никому легче не станет. Больше того — толпа будет крайне недовольна, лишившись любимца…
— Плевать, — подал голос Череп. — Рубите.
— Тишина. — “Монарх” поднял руку. — Никто никого рубить на половины не будет — во всяком случае, так, как вы это себе представляете. Я не царь Соломон и пока еще не лишился рассудка. Нет, мы все сделаем по-другому… По закону — как мы, “клопы”, его понимаем! — Он рассмеялся.
Таран молча ждал.
То, что Король причислил себя к “клопам”, говорило о многом.
— Я собираюсь вызвать метаморфа на поединок, — заявил Король. — Против моего бойца.
Услышав это, Хэнк вздохнул с облегчением.
— Ты согласен, Таран?
— Конечно, повелитель. В этом я отказать не могу.
— Вот и замечательно. — Зачем-то поглядев на потолок, “монарх” хлопнул в ладоши.
Все поглядели туда же. Как и прежде, там не было ничего примечательного — крепкий железобетонный купол, в который упирались унылые колонны. На два-три сантиметра освещенного пространства приходилась пара метров почти кромешного мрака.
