— Тийя, ты идешь? — спросила Катя.
— Да, сейчас. Вот только кладовку запру.
— Поторопись. А то мне сигнализацию включать. Хотя толку-то от этой сигнализации…
— Я уже, — сказала я и вошла в кладовку.
Куда все делось?
Я ощутила такое разочарование, хоть вой. Пока здесь была мраморная гробница, я еще могла надеяться, будто все, связанное с Лекантом, — не игра моего разудалого воображения. А теперь…
…Тонкий лучик золотистого света коснулся моих глаз. Я вздрогнула. Откуда это?
Свет шел из угла кладовой. Странно, что никто, кроме меня, его не заметил.
Я наклонилась и увидела крошечное золотое перышко. Оно-то и сияло, как маленькая звезда.
Я взяла перышко в руки. Оно было пушистым и переливчатым. И так сияло!
— Здравствуй, — прошептала я перышку. — Ты откуда?
Совсем идиотка, да?
— Тийя!
— Иду, иду!
Я положила перышко в карман джинсов, вышла из кладовой, погасила свет и так же рукой заперла замок. Внутри меня было уже не так беспросветно. Золотое перышко развеивало тьму.
Поскольку работы в этот день все равно не было, сотрудники музея разбрелись кто куда: кто по домам, кто по магазинам.
А я решила пойти в храм. Храм Тысячи Звезд.
У нас в Щедром много церквей, представляющих разные конфессии и вообще верования. Про католические, православные и протестантские, а также мечети и синагоги я не говорю — и так понятно, что их имеется в изобилии. Но есть и другие храмы. Например, храм Дианы — для ведьм, храм Белой Лилии — для вампиров; совсем недавно открыл свои двери храм Полной Луны — понятно, что в нем собираются помолиться оборотни. Есть и культовые сооружения, так сказать, темного порядка: храм сантерии и вуду, церковь сатанистов и молитвенный дом поклонников Кали.
Вот только церковь Тысячи Звезд не принадлежит никому. Ее построили и открыли на средства одного нашего местного олигарха. Он узнал, что у него рак, и решил пустить свои деньги на благочестивое дело. И, посоветовавшись с собственной душой, построил храм для всех. Для всех без исключения. Идея была проста: как звезд на небе много, и они все разные, так и вер на Земле много — разных и подчас удивительных. Но если хочет душа не просто веры, а чего-то особенного, дорога ей — в храм Тысячи Звезд. И еще. Часто люди, глядя на звезды, особенно падающие, загадывают желания. Поэтому храм Тысячи Звезд — это храм желаний, просьб и обещаний. Ведь перед звездами каждый чист и честен, и их можно не бояться, как Бога.
Я вошла в храм. Он был выстроен в форме круга и немного напоминал собой планетарий. Да, собственно, почему бы и нет? Внутри его всегда стояла полутьма, и с купола вниз струили свет многочисленные звезды. Говорили, что при строительстве этого храма архитекторы применили некую хитрость, касающуюся теории свертывания пространства, так что его потолок — это в одном измерении действительно мраморный купол, а в другом — просто кусок настоящего звездного неба. В этом была загадка храма и его притягательность. В нем всегда было многолюдно.
Но сегодня я здесь оказалась одна.
И поэтому мне стало немного страшновато.
Нет, я выразилась неточно. Я испытывала не страх, нет, а благоговение, которое всегда касалось моей души, когда я вспоминала:
Для меня эти строки были как мантра. Произнеся их шепотом, я опустилась на колени и погрузилась в медитацию.
Прошло какое-то время, и мысли успокоились, чувства угомонились, а сознание раскрылось бездонности звездного неба. Ушел страх, боль одиночества, разочарование оттого, что Лекант оказался лишь моей выдумкой… Я раскрывалась навстречу звездам и в какой-то момент услышала их пение.
Разве вы не знаете? Звезды поют. И если в сознании все чисто и ясно, то можно немного, в меру своих человеческих сил, подпеть им. Спеть свою историю, свою радость, свое горе.
И наступил миг, когда я запела.
Я пела о том, как странно быть и не быть человеком, как трудно найти любовь, а встретив ее — не понять. Я пела о горечи разочарований, о неумирающей надежде на встречу с любимым, о том, что смерть — еще не повод для расставания…
Я пела, и надо мной медленно вращалось звездное небо.
Я допела свою песню и встала с колен. Покой и умиротворение снизошли на меня. Я достала из кармана золотое перышко. Оно нежно светилось, и мое стеклянное сердце преисполнилось радости. Радости такой чистой, какая бывает только в детстве.
Баюкая перышко в ладонях, я пошла к выходу, и тут из-за колонны вышел некто. В плотном сумраке храма не было возможности разобрать, кто это — человек или нелюдь, женщина или мужчина.
Существо заступило мне дорогу. Направив на него свет перышка, я различила черты мужчины и вроде бы человека.
— Позвольте мне пройти, сударь, — максимально вежливо сказала я. — Я спешу.
Он стоял не двигаясь.
— Ну коли вам угодно изображать из себя дорическую колонну, изображайте. А я пойду.
Я сделала шаг…
И тут он протянул мне руку. Ладонью вверх.
На его ладони сияло золотым светом такое же, как у меня, перо.
— Кто ты? — прошептала, отступая, я.
Наступила пауза, в течение которой было слышно, как поют звезды.
— Ты не узнаешь меня, Тийя? — спросил он.
О, этот голос!
Как я могла не узнать!
Дура набитая!
— Лекант, — прошептала я, чувствуя, что ноги меня не держат.
Он, кажется, улыбнулся и взял меня за руку. Тепло и нежность, охватившие меня при этом простейшем действии, невозможно было спутать ни с чем.
— Идем на свет, — попросил он. Его голос обволакивал, как шелк.
Мы вдвоем вышли из храма и сели на резную скамейку в церковном садике. Здесь росли вечнозеленые туи, и мне на миг показалось, что их приглушенная зелень стала невыразимо яркой. Словно мне поменяли зрение.
— Тийя, — тихо сказал мне Лекант, продолжая держать мою руку, — почему ты не смотришь на меня?
— Я боюсь…
— Боишься? Чего?
— Что ты только мой сон. Что ты исчезнешь, развеешься как дым при первом прикосновении.
— Не бойся. Посмотри на меня. Коснись меня. Я не сон и больше никогда не буду сном. Ну же, Тийя!
— Не торопи меня, — умоляющим шепотом попросила я. — Я не могу в себе разобраться, я не знаю, чего я хочу, я словно попала в водоворот…
И тогда он обнял меня и привлек к себе. Мое ухо прижималось к его груди, и я слушала, как бьется сердце Леканта. У него есть сердце! Он живой! Он не плод моего воспаленного воображения!
