Девицы одевают Друкчена в роскошные одежды из шелка, кисеи и парчи. Друкчен даже чувствует, как жесткий парчовый ворот натирает ему шею.
Девицы подводят Друкчена к огромному бронзовому зеркалу, вделанному в стену:
— Взгляните на себя, господин, вы настоящий царевич!
И Друкчен понимает, что отныне он — Сиддхартха Гаутама, великий просветленный. Он воспринимает это со спокойствием и хочет кликнуть своего возничего, чтобы ехать осматривать сады, но тут появляется бог.
Это хитрый и лукавый бог Мара-искуситель. Он язвительно хохочет, и глаза его сверкают усмешкой.
— Что, Гаутама, — говорит он, — недолгим оказалось твое отшельничество. Вот ты снова во дворце и предаешься неге.
— Я пришел за своим сыном, — говорит Друкчен — Гаутама.
— Ты же хотел его увидеть, когда станешь Буддой, — смеется Мара-искуситель.
— Я стал Буддой, неужели ты не заметил этого, Мара?
— О нет, если ты собираешься заботиться о сыне, ты не Будда.
— Что же мне, отдать его на растерзание шакалам?
— Отдай его мне, — говорит Мара. — Я сумею воспитать его как должно.
— Нет, — говорит Друкчен. — Я не поддался тебе, и сын мой не поддастся.
И тогда Мара пропадает, а двери в комнату открываются, и в них показывается женщина удивительной красоты. В руках она несет по спеленутому ребенку.
— О господин, — говорит красавица, — один из этих сыновей твой. Выбери одного, тот и будет твоим сыном.
Женщина кладет обоих детей на золотой престол и принимается их разворачивать. Первый ребенок пухлощекий, и кожа у него цвета персика, ручки и ножки крепкие, золотые волосы вьются, и на темени видна шишечка. Ребенок открывает глаза, и взгляд его подобен взгляду молодого орла.
Второй ребенок худой и бледный, на коже у него чешуйки, между пальчиками перепонки, как у лягушки. Взгляд у дитяти тусклый и жалобный, чувствуется, что материнского молока он недополучил.
— Вот мой ребенок! — говорит Друкчен, указывая на худородного. Сердце его содрогается от жалости к нему.
— Ты хорошо выбрал, господин, — говорит женщина. — Возьми своего сына и ступай путем спасения. И да осияет тебя свет Самадхи!
Друкчен берет мальчика и оказывается в саду. Сад прекрасен: на деревьях множество плодов, а в пруду плавают красные лотосы.
Младенец у него на руках открывает глаза. И Друкчен поражается тому, насколько хитрый и лукавый у столь невинного создания взор.
— Дитя, — шепчет испуганный Друкчен, — что с тобой случилось?
— Я не твое дитя, — говорит мальчик. — Отпусти меня.
Глаза ребенка вспыхивают, как расплавленный металл, да и тельце его становится раскаленным, ярко-красным.
Пеленка воспламеняется и превращается в пепел. Руки Друкчена горят, но он понимает, что должен удержать ребенка во что бы то ни стало, иначе мир рухнет.
— Пусти меня! — визжит младенец.
И Друкчен вместе с ним падает в пруд. Красные лотосы смыкаются над его головой. Друкчен на миг теряет сознание, а потом видит, что ребенок превратился в огромного змея с красной и золотой чешуей, с огромными раскаленными очами, с лапами и когтями, способными разорвать любую плоть.
Змей ревет, и вода вокруг него бурлит, закипая. Друкчен, обожженный и измученный, кое-как выбирается из пруда. И тут он видит дивное существо, сотканное из света. По виду это мужчина, облаченный в боевые доспехи. Глаза его светятся как сапфиры, а в руках он держит по мечу.
— Господин, — шепчет Друкчен, — зачем тебе два меча?
— Один меч носит имя Возмездие, другой же — Справедливость, — говорит воин. — Я пришел убить чудовище.
— Как твое имя, господин?
— Я Лаканатха, Повелитель Миров. Чудовище — мой сын, способный погубить все миры. Я должен остановить его.
На этих словах Друкчен проснулся. На душе у него было неспокойно от этого сна. Столько странностей… Вот бы рассказать сон принцессе! Быть может, она призовет снотолкователей, и они разберут сон Друкчена по частям, помогут ему понять, что ждать от грядущих дней.
Занавесь колыхнулась.
— Кто здесь? — спросил Друкчен.
Занавеска отодвинулась, впуская в комнату лекаря.
— А, господин Гамба, — сказал Друкчен. — Мне сегодня хуже, я видел плохой сон.
— Друкчен, тебе не может быть хуже. Ты уже чувствуешь свое тело. Пошевели руками и ногами.
Друкчен повиновался и с радостью понял, что руки и ноги ему вполне подвластны.
— Целебный раствор вылечил тебя, слуга принцессы. Ты получил новые мышцы, новые органы, новую кровь и новую кожу. Благодари за это не только богов, но и мастеров Шамбалы. Можешь встать с моей помощью.
Лекарь протянул Друкчену руку, тот оперся на нее и неожиданно для себя легко встал со своего целительного ложа. Он оглядел себя. Был он наг, но его новая кожа светилась, как драгоценная одежда. И еще Друкчену показалось, что он стал выше.
— Я сам себя не узнаю, — прошептал он.
— Ты привыкнешь к своему новому виду, — заверил его лекарь. — А пока идем. Ты должен одеться. Тебя хочет видеть принцесса Ченцэ.
Глеб рассказывал интересно.
Только неправду.
Лиза спокойно и не подавая виду, что сечет готскую ложь, ела пирожное. А Глеб разливался соловьем о том, как он побывал на великой коре Кайласа, как ездил в Лхасу и чуть ли не нашел Шамбалу. Наконец Лизе это надоело. Она отодвинула тарелку с остатками пирожного, допила кофе и сказала:
— Все, Глеб, мне пора.
Тот удивился:
— Неужели мой рассказ тебя не впечатлил?
— Впечатлил. Фантазия у тебя хорошая. Но извини, я сейчас не склонна слушать байки.
— Что значит «байки»?
— То и значит. Ты все врешь. Никогда ты не был в Тибете.
Глеб густо покраснел:
— Как ты догадалась?
— Ну, дружок, я все-таки по этой теме работаю. А вот объясни мне, с чего ты решил говорить со мной про Тибет?
Глеб помолчал, а потом брякнул:
— Я телепат.
— Угу. Мысли, значит, читаешь.
— Читаю. Нет, честно!
— Ну и о чем я сейчас думаю?
— Сейчас ты думаешь о том, как я тебя достал. Я не хотел доставать. Просто хотелось пообщаться. А насчет баек… Ты тоже врала про мужа-логиста и так далее.
— Блин, извини, врала. Но это странно!
— Что странно?
