голова болит» было готово сорваться с ее уст.
Но кузнец не стал пытаться ее приголубить.
— Машенька, это тебе, — смущенно заявил он, протягивая девушке что-то яркое.
Это оказались красивые синие бусы, и Маша, даже несмотря на усталость, почувствовала благодарность и некоторое смущение.
Подарков ей до сих пор в этом мире никто не дарил, не считая разве что презентов от старосты и портного еще в Перепутинске, да и то это были не подарки, а скорее аванс за интимные услуги.
— Спасибо, Янык, — искренне поблагодарила Маша. — Они просто замечательные!
Она поднялась на цыпочки, чмокнула оробевшего кузнеца в щечку и отправилась спать.
Надо ли говорить, что на сей раз долго пришлось засыпать Яныку, а Маша отошла ко сну почти сразу.
На следующее утро девушка проспала, так что кузнецу пришлось вставать раньше. Но вскоре Маша все же поднялась — хочешь или не хочешь, но надо просыпаться и заниматься хозяйством, такова женская доля. Кормить своего мужчину нужно сытно и вкусно, а Маша все чаще думала о Яныке как о своем мужчине. Он обращался с девушкой так робко и нежно, смотрел на нее таким влюбленным взглядом, что даже самое каменное сердце дрогнуло бы, а Маша отнюдь не была равнодушна к своему ухажеру.
Статный кузнец заставлял сильнее биться девичье сердечко, да и было от чего: он был воплощением женской мечты о сильном плече. Как тут устоять?!
Чтоб порадовать Яныка, она надела подаренные им накануне бусы. Признаться, они очень нравились и самой Маше, хоть и были не из драгоценных камней, а из самого обычного крашеного стекла. Она успела уже узнать: тут и такие недешево стоили!
— Благодарствую, Машенька. Хорошая ты хозяюшка, — ласково сказал он после завтрака, а потом робко добавил: — И такая красавица!
Маша покраснела, не зная, что на это сказать. Впрочем, слова и не потребовались — достаточно было ответить на поцелуй кузнеца.
Но стоило им всерьез увлечься, как из соседней комнаты раздался слабый голос Веся. Нет, аристократ отнюдь не звал Машу на помощь, он ожесточенно ругался, да так, что девушка мигом покрылась густым румянцем. Разве можно такие слова говорить?! Ясно, ему больно, но зачем так-то?!
Конечно, Маше пришлось тут же спешить на помощь болезному товарищу.
Ох уж этот Весь, не мог побыть в беспамятстве хотя бы еще полчасика!
Надо сказать, что пациентом Весь был очень вредным. И без того отвратительный характер его стал еще противнее. Весь бесконечно привередничал, требовал от Маши то питья, то взбить подушки, то проветрить комнату — на этом у него был просто пунктик какой-то! Подавай свежий воздух, и все тут…
Словом, девушке уже надоело суетиться вокруг него, обеспечивая комфорт и уют. На курсах по оказанию первой помощи им рассказывали, что больные часто капризничают, и причина этому — боль и физические недомогания, так что относиться к ним нужно, как к детям. Но Маша так устала терпеливо сносить капризы Веся, да еще и управляться с хозяйством, что невольно начала подумывать, как же хорошо было, когда тот был без сознания. К искреннему желанию стукнуть его посильнее и вернуть в это благословенное состояние она еще не пришла, но до этого оставалось не так уж долго…
На второй день Весьямиэль счел, что вполне уже может прийти в себя. Ну а хозяин дома, кузнец, заявил, мол, он сразу так и говорил. Дескать, такие худосочные — они крепче иных бугаев будут, гнутся, а не ломаются!
Тонкий слух пригодился Весьямиэлю как никогда раньше. Так, из обрывков разговоров он с большим удивлением узнал, что из горящего борделя вытаскивала его Маша, а вовсе не кузнец. Вот уж чего он от нее никак не ожидал! С другой стороны, она общевистка, а по этой их дурацкой вере все люди братья, всех надо любить и спасать. А он-то ей не вовсе чужой как-никак. Но это надо совсем голову потерять, чтобы в огонь за ним прыгнуть! С другой стороны, не сделай она этого, сейчас Весьямиэль уже ни о чем бы не рассуждал.
А кузнец-то сбоку припека, случайный знакомый, польстившийся, как понял Весьямиэль, на красивую девку и пустивший ее на постой. И вроде бы даже платы не взял (а где бы Маша денег раздобыла?). Видно, рассчитывал на иное, но Весьямиэль не собирался этого допускать. Еще не хватало!.. Конечно, этой парочке ничего не стоило уединиться где-то еще, подальше от него, но где? В кузнице грязно, а еще там подмастерье и полно любопытных глаз вокруг. И так, поди, вся улица судачит, что у кузнеца Яныка супружница завелась! Весьямиэль слышал, что к Яныку заходила какая-то его родственница: прибраться и приготовить еды на неделю, столкнулась с Машей и аж опешила. Правда, вроде даже обрадовалась, что возиться больше не придется, но новость наверняка разнесла по всем окрестным дворам!
На сеновале? Нет у Яныка сеновала, а на чужой его никто не пустит. Ну не во дворе же? Это не деревня, в лес под куст не уйдешь. Так что, как полагал Весьямиэль, бдительность и еще раз бдительность сберегут девичью честь!
Правда, пришлось поумерить прыть: в голубых Машиных глазах уже читалось отчетливое желание огреть Весьямиэля чем под руку попадется, а ему уже хватило травм.
Ну а кроме того, — тут Весьямиэль обычно гадко ухмылялся, — у него имелся еще один козырь в рукаве. Телега-то с лошадьми нашлись, не профукала их Маша, стало быть, у него будет чем заплатить кузнецу за постой. Ну а Маша… как справиться с ней, он тоже знал.
Маша так замаялась, что не сразу заметила, что кузнец не пришел обедать.
«Видно, работы так много, что ему некогда!» — поняла она и принялась собирать еду в корзинку. Весь вполне обойдется без нее полчаса, а Яныка нельзя оставлять голодным.
Кузница располагалась совсем недалеко.
Маша вошла в нее и остановилась на пороге, с любопытством оглядываясь. По правде говоря, обстановка сильно напоминала ей родной завод, по крайней мере, тут царила та же атмосфера напряженного труда. Конечно, в этом мире девушке уже доводилось бывать во владениях кузнецов, но до сих пор она не заставала их за серьезной работой. Что именно мастерил Янык, ей было не видно, но она поняла, что он так увлечен, что вовсе забыл о еде.
Неведомо как, но кузнец услышал ее даже сквозь лязг металла.
Он прервал работу и взглянул на Машу, застывшую у входа.
Его голубые глаза казались еще ярче на перемазанном лице, а смущенная улыбка вызывала желание подойти поближе и ласково провести ладонью по щеке мужчины.
— Что стряслось, Машенька? — спросил он.
— Я тебе обед принесла, — превозмогая внезапное смущение, ответила Маша.
И еще больше смутилась, когда кузнец поклонился в ответ и сказал:
— Благодарствую, Машенька, за ласку и заботу.
Покрасневшая девушка подошла к нему и отдала корзинку со снедью. Дичко хихикнул в кулак, а Янык отер руки какой-то ветошью, еще раз улыбнулся девушке и принялся наворачивать приготовленные Машей вкусности, поделился, конечно, с подмастерьем.
Девушка стояла рядом, с нежностью наблюдая, как кузнец ест.
Наконец трапеза закончилась, и Янык с улыбкой поблагодарил Машу за угощение. Дичко тоже поклонился, пряча усмешку, а кузнец пошел провожать девушку.
Он немного поколебался, в явной неловкости сгибая и разгибая подкову (ах, как перекатывались при этом сильные мышцы!), но все же вымолвил:
— Уж прости, Машенька, работать надобно.
И правда, это было не лучшее место для нежностей — вокруг так грязно, что девушка ни за что не взялась бы здесь убираться (хватит, и так намучилась, пока избу в порядок приводила), да и сам кузнец был грязным и потным, что тоже не располагало к любви.
Янык, видимо, тоже не слишком стремился к этому, опять же и Дичко тут, а у него язык наверняка длинный-предлинный. А в доме Весь! И никуда от него не денешься…
Маша вышла из кузницы, раз и навсегда уяснив для себя, что работа для мужчины всегда важнее всяких глупостей вроде женщин.
