ярким маркерам полученных результатов. Передо мной разворачиваются новые массивы; слова и числа мелькают на пределе восприятия. Одна из голубых нитей кажется мне подозрительной, я цепляюсь за нее, совершаю резкий рывок вперед. Хватаю один из кусков информации, другой рукой тыкаю в пиктограмму нужной программы. Растягиваю пиктограмму и помещаю в ее фрейм захваченный кусок данных. Освободившейся рукой растягиваю буфер обмена, достаю скопированные ранее массивы, кидаю его во фрейм программы, несколькими жестами задаю параметры анализа. Через мгновение огненными буквами высвечиваются результаты. Появляются три рубиново-красные нити. Цепляюсь за одну из них, и безумный полет продолжается.
Через полчаса я полностью выжат после экстаза среди неоново-ярких джунглей Сети. На холлопанели светятся только несколько строчек — результат моей работы.
Эти данные не для продажи. Когда в Инсайде я увидел знакомую фамилию, то принялся разматывать клубочек вовсе не для того, чтобы заработать денег.
Странно, что заставило меня изменить привычке? Я никогда не пытался узнать свое будущее или будущее своих близких. Зачем? Все равно ничего изменить нельзя. Конечно, зная, что произойдет, можно к этому подготовиться — за это мои клиенты и платят деньги. Но к чему готовиться мне? Я не брокер, которому важно знать ситуацию ни бирже через полгода. Вряд ли при моем образе жизни можно извлечь материальную выгоду из знания будущего. Подготовиться морально к предстоящим неприятностям? Нет, я уверен, что смогу выдержать удары судьбы без предсказаний. А вот то, что знание будущего убьет во мне вкус к жизни, — это наверняка.
Но сегодня я изменил своему правилу.
И узнал, что моему другу Олегу грозит неприятность, он получит серьезное ранение. Когда — не знаю. Может, через месяц, а может, в этот самый момент он лежит в луже крови посреди своей кухни. Но не это самое главное. Как бы дорог он ни был мне — он всего лишь один человек. А то, что я узнал, раскапывая обстоятельства его ранения, касается всего человечества.
Дело в том, что я попытался найти в Сети информацию о том, насколько серьезной окажется рана. И странная вещь — в L-будущем Олег выживет. А в R-будущем он погибнет. А это значит, что Развилка наступит гораздо раньше, чем предполагалось. Не в ближайшее десятилетие, как считалось раньше, а в ближайшие пару недель.
Что она еще не наступила, я понимаю сразу — Сеть до сих пор функционирует, а если бы мы прошли Развилку и история человечества начала бы развиваться по конкретной ветви, то все сайты из альтернативного будущего стали бы недоступны.
Но с будущим разберусь потом. Сейчас главное — Олег. Вызываю на холлопанели контакт-программу, тыкаю перчаткой в строчку «Go Blin» — это никнэйм Олега.
Передо мной появляется заставка, свидетельствующая о том, что коммуникатор абонента исправен. Автоответчика у Олега нет — он вообще не любит, когда компьютеры имитируют живых людей.
Ожидаю ответа около полуминуты, нервно барабаня пальцами по столу, — предварительно я перевел интерфейс-перчатки- в режим ожидания, иначе компьютер сошел бы с ума от подобных рукоблудий, пытаясь отнестись к ним как к командам.
Я уже встаю, чтобы ехать к Олегу домой. Конечно, может быть, он просто с головой ушел в работу и не реагирует на внешние раздражители. Скорее всего. Но вдруг он сейчас лежит на полу в луже крови?
Но тут Олег ответил. Волосы взъерошены, глаза задумчиво-отсутствующие. В общем, все как обычно. Похоже, пока с ним ничего плохого не случилось.
— А-а-а! — обрадовался он, узнав меня, — Дельфийский Оракул собственной персоной! А я как раз собирался тебе звонить.
— Что-то случилось? — забеспокоился я.
— Нет. То есть да. То есть… Ну, в общем, нам надо сконнектиться. Встречаемся в «Чаше» через час.
— Хоть в общих чертах объясни, что случилось!
— Все при встрече, — таинственно ответил Олег и прервал связь.
Ладно, самое главное, что он жив.
Я выхожу из дома и несколько секунд соображаю — ехать на машине или на метро. Выбираю метро, потому что припарковаться около «Чаши Хайяма» не получится — данное заведение находится на территории комплекса ВДНХ, который еще пару лет назад именовался ВВЦ.
Через полчаса я уже на месте. Решаю, что Олег придет не скоро: мало того что я приехал раньше, так еще он всегда опаздывает. Просто так сидеть за столиком мне не хочется, поэтому я покупаю бутылку красного. К сожалению, из безалкогольных напитков здесь только минералка, которую я не люблю.
Однако бутылка от скуки меня не спасает. Симпатичных девушек сейчас поблизости нет, так что знакомство и последующий милый треп в качестве варианта времяпровождения пролетают. В Сеть лезть неохота, тем более что чип обеспечивает низкий коннект.
Ладно, придется все-таки заняться программой чипа — когда-нибудь это все равно надо будет сделать.
Я прикрываю глаза и вызываю главное меню. Вообще-то здесь не должно быть строчки «Изменить программу» — ее добавил я. Разработчики вообще не предусмотрели возможность правки кода пользователем. И даже поставили защиту против подобных попыток: уж слишком хрупкая штука — человеческий мозг. Но если русский человек захочет что-то раскурочить, то он это сделает.
Передо мной загорается трехмерная схема модулей программы. Конечно, чтобы точно отобразить графически структуру такой сложности, не хватило бы и сотни измерений. Но это уже далеко за пределами человеческого восприятия. Поэтому пришлось обойтись не точной блок-схемой, а приближенным планом. Может быть, есть лучший способ отображения подобных структур. Например, не через визуальный канал, а напрямую через мыслеформы. Но я не специалист в кибернейронике. Да и в простом программировании я скорее любитель. Пусть и высокого уровня, но все же любитель. Так что написанный собственноручно движок графического представления данных — предмет моей особой гордости.
Перед моими глазами стоит мешанина красных и синих блоков и линий. Все это базируется на зеленой плоскости, которая символизирует мой мозг.
Я приблизил к себе тот фрагмент схемы, где программные модули чипа «крепятся» к плоскости, — именно этой частью мне и предстоит заняться. Сама-то программа работает отлично, но она не всегда правильно интерпретирует, что именно я от нее хочу.
После долгих и кропотливых манипуляций я добился своего — теперь программа выполняет только четко сформулированные запросы и не рыпается в тех случаях, когда ее не просят.
Вообще-то она так и работала с самого начала. Но когда я только поставил себе чип, он мало чем отличался от обычного электронного секретаря. Я сразу взломал код — благо помогли знакомые хакеры, включая того же Олега. После этого я принялся изменять базовую программу. Уже без посторонней помощи — после того как блокировка была обойдена, в коде разобрался бы и школьник.
Тогда я думал только о том, как добиться от чипа большего. Все-таки прямой доступ к мозгу должен давать еще какие-то преимущества, кроме возможности обойтись без периферийных устройств.
О том, что мои действия могут дать какой-либо побочный эффект, я не задумывался. Как выяснилось, зря. Получив свободу от тесных рамок четко сформулированных запросов, чип принялся таковую свободу вовсю использовать.
Например, стоило мне задуматься, что лучше съесть — яичницу с ветчиной или картошку с котлетами, чип тут же выходил в Сеть, скачивал данные о пищевой ценности каждого блюда и определял, что для меня полезнее. И так во всем. Сначала я пребывал в эйфории, ведь это я сам напрограммил!
А потом я понял, что абсолютно потерял свободу выбора. Все за меня решало мое подсознание, подстегиваемое не в меру ретивым чипом. Жизнь потеряла всякий интерес.
Но самое паршивое — оказывается, наше подсознание абсолютно не отличает серьезные мысли от иронии или сарказма. Например, просят меня куда-нибудь сходить, а я отвечаю: «Щаз-з-з-з! Уже побежал». А подсознание, «услыхав», что я собираюсь бежать, активизирует надпочечники.
Да-да, и в психосоматику чип залез. А на заре внедрения нейроконтроллеров мы все читали в газетах леденящие кровь статьи о том, что происходит с людьми, чипы которых контролируют психосоматику. Так вот, хотя это и были желтющие газетенки, пугающие народ глупыми выдумками («Тараканы насмерть
