Молча смотрю ему вслед, пытаясь понять, с чего это вдруг такая забота о моем душевном состоянии. Боится, что сбегу? Или перережу себе вены? Не дождется.
Ночь, как ни странно, прошла спокойно. Правда, подо мной до утра что-то хлюпало и чавкало, но в целом — съесть не пытались. И на том спасибо.
Утром меня поднял Дрейк и сообщил потрясающую новость: мне осталось жить ровно двенадцать часов. На немой вопрос в моих выпученных глазах он ответил, что в этом мире время ошейника течет чуть быстрее и он чего-то там не учел. Спешно собираюсь, бросив все, кроме сумы и мыша. Василиск за мной не поспевает, что-то крича вслед, кажется… я не туда бегу. Останавливаюсь и гневно оборачиваюсь:
— Тогда ты впереди, а я за тобой!
Мимо меня промелькнула белобрысая фигура, и вот он уже удаляется куда-то в сторону ближайшей группы деревьев. Бегу следом, ругаясь сквозь зубы. Пых, подпрыгивая в капюшоне, молчит, но тоже страшно волнуется.
— Тебя понести? — Вопрос, заданный таким невинным тоном, не мог не насторожить.
Кошусь на Кэрта.
— Да, — плюнув на свои принципы.
Сильные руки разом оторвали от земли, и я очутилась у него сначала на руках, а потом на шее. Почему на шее? Не знаю, он сам меня туда посадил, сказав, что я так меньше мешаюсь. Мышь, вскарабкавшийся мне на голову, с восторгом огляделся по сторонам, раздувая грудь и распахивая крылья навстречу ветру. Такой способ путешествия понравился ему больше всего.
Дрейка мы нагнали уже через минуту. Он бросил задумчивый взгляд в сторону Кэрта, кивнул ему и прибавил ходу. Кэрт, усмехнувшись, тоже ускорился.
Ну и… вы думаете, это так здорово — скакать на чужой шее со скоростью двадцать км в час? Уверяю, вы ошибаетесь, первой же неучтенной веткой с головы сбило мыша, второй я получила в глаз. И, пока выясняла — цел он или нет, — получила суком в челюсть, как не рухнула — сама не знаю. Но удержалась. Снизу извинились, пообещав быть аккуратнее, и посоветовали пригнуться и по возможности все же уворачиваться от веток. Сзади, пыхтя, пытался догнать нас мышь, с выпученными от напряжения глазами. Догнал не сразу, а только с третьей попытки. Но зато когда догнал — вцепился так, что я лишилась целого клока волос.
— Пых! Больно же!
— Пых, пых, пы-ых.
— Теперь я вспомнила, почему тебя так назвала.
— Не отвлекайся! — свалившись в капюшон, пропищал мышь.
Вовремя пригнувшись, избегаю удара в лоб. Старательно бью по макушке Кэрта, намекая на то, что я все еще тут и сильно возражаю против такого перемещения.
— Прости. Задумался. — Мне подмигнули, на миг подняв лицо.
Скрепя сердце отстала, стараясь вовремя выглядывать те ветки, которые…
Ой… лежу на земле. Это была не ветка, а целое бревно. Где Пых?
— Пыхторий!
— Я… я, кажется, лопнул, — пискнули откуда-то из-за спины.
По спине прошел сначала холодный, потом ледяной пот. Сжав зубы и едва не плача, осторожно снимаю куртку и поворачиваю ее к себе тыльной стороной. Там, увязший всеми зубами и когтями, покачивался очень грустный Пых, смотрящий на меня маленькими грустными черными глазками.
— Пых.
— Я сильно?..
— Ну… нет. Я бы даже сказала, что ты очень даже цел.
— А что тогда лопнуло? Я слышал характерный звук.
Куртка и впрямь была мокрая. Принюхиваюсь, касаясь жидкости пальцами.
— Кровь? — печально.
— Пахнет чем-то сладким.
— Ну да. Я ж конфет переел. Вот и стал сладким. Да, кстати, пока я жив… завещаю тебе все, что нажил неправедным трудом.
— Спасибо. — Лизнув жидкость, с удивлением опознала эль из эльфийских конфет. Приглядевшись, поняла, что к куртке был прикреплен тайный карман. Видать, Пых и спрятал там немного конфет, дабы лакомиться во время путешествия, пока я не вижу. То-то он постоянно у меня по плечам лазал.
— Пых, это конфеты.
От куртки медленно отклеили голову и понюхали ликер на пальцах. Лизнули, задумчиво закатили глазки и облегченно выдохнули.
Отдираю эту мелкую заразу, накидываю куртку и смотрю на Кэрта, все это время стоявшего рядом с нами и с интересом наблюдавшего за происходящим. Вот ведь… ребенок. Все-то ему интересно, хотя Пых — актер тот еще. Ему бы на большую сцену, вот бы он где развернулся…
— Ну что, едем дальше?
Киваю и хватаюсь за протянутую руку.
Василиск, к слову, нас ждать не стал, и его спина мелькала где-то далеко впереди.
К вечеру я вымоталась настолько, словно все это время бежала сама. Спина от постоянных сгибаний-разгибаний болела неимоверно и гнуться отказывалась напрочь. Руки покраснели и опухли от частых ударов о тонкие ветки. А лицо облепили трупы насекомых. Но убивало не это, а то, что граф… пошутил насчет двенадцати часов. Сказал, что хотел меня ускорить. Я бы сама кое-кого ускорила увесистым пинком. Ну какая же он зараза! Убила бы…
Меня сгрузили на землю, и я тут же упала, едва сильные руки отпустили талию. Над головой мерцало россыпью звездных алмазов небо. Деревья надоедливо шелестели листвой, а на нос тут же присела пара комароподобных насекомых, с восторгом оглядывая поле деятельности.
— Мы пришли.
Поворачиваю голову, поглаживая сопящего на животе Пыха, и смотрю на огромное серое поле с высокой густой травой, по которой ветер гонит высокие волны, то пригибая, то позволяя подняться ей от земли. И у самого обрыва, где не было ни травы, ни деревьев, ни даже звезд… стояла башня — высокая серая громада с узкими стрельчатыми окнами, больше напоминающими бойницы, и единственной каменной дверью, мерцавшей в темноте неярким золотистым светом. Магия. Даже отсюда она чувствовалась настолько, что только Пых и был способен лежать спокойно. Смотрю на Дрейка, глаза которого устремлены на этот монумент. С виду спокоен, но руки крепко сжаты в кулаки, а плечи напряжены так, словно он ожидает то ли нападения, то ли удара с «ее» стороны.
— Надо отдохнуть. Войти в нее мы сможем только утром.
В голове что-то щелкнуло. Глаза медленно расширились.
— Это… а как же… ну я же… — Гхыр, от этой тряски все мысли в голове перепутались, и искусанный язык попросту отказывается строить предложение.
— Я соврал. У тебя еще есть в запасе время.
— Ась?
Меня он уже не слушал — ушел в лес, собирать дрова. Сажусь и сцепляю руки в замок вокруг коленей.
— Он что, издевается?!
— Да, — пискнули снизу.
— Я все это время без еды, воды… туалета!!!
— Да, — снова пискнул мышь.
— И… кстати о птичках…
И придерживая живот, едва ли не ползком, убегаю в ближайшие кусты. Мне плохо. Очень. И меня тошнит. Странно, что организм вспомнил об этом только сейчас. С другой стороны, хорошо хоть вообще вспомнил.
Из кустов я вышла злая, встрепанная и перемазанная соком каких-то ягод. Липкий и вонючий сок не способствовал поднятию настроения.
Кэрт с Дрейком что-то жарили на костре, изучая серебристое поле и башню вдалеке. Кстати, она и
