улицу хищные волки Карашира. Местные как раз только ворота раскрыли, тревога-то снята, погнали наши разбойников, чего ж бояться, чего зазря дома торчать? Вот этим басурмане и воспользовались. Первыми-то любопытные девки на улицу вышли, за ними уж старики да дети. Хитрые восточные воины шума поднимать не стали – вдруг казаки услышат? – решили всё по-тихому произвести да как начали красть направо- налево…
Вон из ворот русоволосая красавица-поповна вышла с коромыслом на плече, басурмане к ней вежливо так подкатываются:
– Девушка, а девушка, не подскажете, как пройти в библиотеку?
– Да за-ради бога, – мигом всё поняла дочь батюшки. – Я ещё и дорогу показать могу!
Сняла с плеча коромысло да как махнёт наотмашь! Двух желающих аж в забор впечатало, вот только третий сзади подъехал, мешок на голову накинул, ну и повязали её, короче.
Через три хаты на скамеечке двое подружек присели, посплетничать, семечки полузгать. Басурмане, уже печальным опытом отмеченные, ползком, как змеи-гадюки, вдоль забора к ним подкралися. Встали позади с мешками, заслушались…
– А чё, Катька-то и вправду за Ваську выходит?
– А то! Она ж перед самим атаманом на кругу его засватала!
– Ох, а я б перед атаманом… – не договорила девица – мешок ей на голову, саму через плечо и по улице бегом припустил басурманин.
– И чё б ты перед атаманом? – Вторая умничка шелуху сплёвывает, по сторонам не глядя. – Мань, я говорю, чё б ты перед атаманом-то? Мань, чё молчишь? Мань, Ма-а-ань?!
Пока она озиралась, и ей сзади мешок, и её тем же макаром на плече да вдоль улицы галопом. Рыщут басурманские воины в поисках девиц, уж на посимпатичнее и не смотрят, всех подряд гребут, небось султан сам выберет, а на его вкус никогда не знаешь чем и угодить…
Вот одна у себя во дворе в курятник пошла, корму задать. Так сразу трое басурман через забор и за ней. В курятнике шум, драка, крик, один кубарем вылетел, весь в скорлупе, желтках да курином помёте. Следом за ним другие двое вышли, пленницу в большом мешке волокут, сами перьями отплёвываются, а из мешка тока ноги босые взбрыкивают… Последним петух-плимутрок вышел, общипанный, но непобеждённый!
Ещё одну дурынду любопытную прямо на её воротах и взяли. Шли себе басурмане, мешок несли, а она на скамеечку со двора встала да нос конопатый на улицу высунула:
– Ой, а вы куда это идёте? Ой, а чё это у вас в мешке? Ой, а вы, вообще, кто?
Ну, один к ней подошёл, улыбнулся во весь рот, руку протягивает, говорит ласково:
– Ай, какая красавица… конфетку хочешь?
Та кивнула недолго думая. Потянулась за конфеткою, ну и… уже трёх пленниц тягают на себе басурмане, отрабатывают приказ, как могут. Вон уж скольких девушек наворовали…
Но вот у последней хаты, где дед Касилов жил, нарвались они: нашла коса на камень! Сидит дедок, тот самый, что внучатам про турецкую войну рассказывал, у себя на завалинке, бородёнкой трясёт, на клюку опирается. А от соседнего двора к нему девушка спешит в красном платке и синем платье, пригожая да нарядная. Рукой машет радостно:
– Дедушка Назар!
– Да, внученька?
– А мне мамка сказала отнесть вам пирожков и горшочек масла!
Дед в ответ и слова вымолвить не успел, как пробегавшие мимо басурмане и этой мешок на голову накинули да за собой потащили. А Карашир, по житейской глупости, в корзинку девичью свою руку сунул, пирожок достал да и в рот…
– Ах ты, сукин кот! – Тут-то и прорвало деда Касилова, героя трёх войн, полного георгиевского кавалера, ветерана на пенсии. – Мою внучку красть? Мои пирожки трескать?! Да мы таких, как вы, на турецком фронте…
Коршуном степным накинулся он на басурман и ну гвоздить клюкой, куда попадёт, без спросу и извинениев! Кому в глаз, кому по зубам, по спине, снизу по… тоже ай-ай-ай, очень больно! А следом за ним и дети малые палки из плетней вытащили, бабы с вилами да ухватами из соседских хат понабежали – крику на всю станицу:
– Бей, поганцев!
Всей толпой так отходили вражеское войско, что басурмане едва сами утекли и чудом пленниц наворованных не растеряли! Навек зареклись по чужим станицам с дурными намерениями шариться, еле- еле от погони оторвались да, высунув язык на плечо, к воеводе с ведьмой добрались…
Глянул изумлённый воевода на подошедшие остатки своего жалкого воинства – побитые, поцарапанные, едва на ногах стоят, а и добыли-то всего шесть ревущих девушек. Кошмар и позор на весь Восток, хоть домой не возвращайся…
– Карашир!
– Да, мой господин.
– И это всё?!
– Сколько успели, – нащупывая пальцем качающийся зуб, отвёл взгляд разведчик.
– Что тебе помешало?
– На нас напали.
– Но там же остались только женщины, старики и дети!!!
– Это не просто старики и дети, мой господин… Они все – КАЗАКИ…
И оставшиеся басурмане всем своим видом, синяками да шишками с гематомами честно это подтвердили. Вырвал в сердцах воевода три волоска из собственной бороды, но делать нечего, надо уходить, покуда атаман с отрядом не нагрянул.
– Все за мной. Мы возвращаемся!
А по степи широкой казаки разбойников гоняют. Тех, что пешими в лес убежали, покуда не стали преследовать, но главаря с приближёнными упускать никак нельзя. У Сарама самый лучший конь был, но уставать стал, всё ж таки двойную ношу нёс на спине. Вот у ручейка малого хрипеть стал конь, а с холма уже атаман на своём гнедом донце несётся. Понял кавказский юноша, что от погони не уйти, и принял решение. Глупое, конечно, но, как ему казалось, единственно правильное…
– Дядя Сарам, уходите! Я их задержу!
– Чего?
– Я задержу их! – пояснил Юсуф, собираясь спрыгнуть с крупа коня.
– Нет, мой мальчик! Сейчас не время для геройства, – прорычал было Сарам, на приближающихся казаков оглянулся и сам, своей рукой, племянника на землю спихнул. – Хотя знаешь, да, задержи их немножко. Мы тебя потом… обязательно спасём, клянусь мамой, э-э…
– Ты будешь гордиться мной, дядя!
– Глупый щенок, – пробормотал главарь, поспешно разворачивая коня за Бабуром и Саидом. – Вот из-за таких, как он, нас и обвиняет пресса в бездушии и игнорировании проблем современной молодёжи…
– Сарам, – даже остановились его подельники, – ты с кем сейчас разговаривал?
– Э-э? Ничего я не говорил, валим отсюда, да!
Вздохнул конь Сарама с облегчением, перескочил ручей, и разбойники скрылись за поворотом. Юсуф только колени отряхнуть успел да выпрямиться, как вот она, погоня. Налетели казаки на горячих степных конях, окружили со всех сторон, не поняли: с чего это враги своего бросили? А наш отчаянный джигит брови нахмурил, зубы оскалил, кинжальчик маленький из ножен выхватил да как закричит:
– Ну, подходите ближе, подлые гяуры! Клянусь Аллахом, я вас всех отправлю в ад!
Хлопцы расхохотались только, ить смешно ж, когда котёнок стае волков грозит…
– И впрямь поехали отсюда, братцы, укусит ещё за ногу, потом год чесаться будет!
– Где ж они таких убийц страшных выращивают, в отаре али на ферме?
– Кто дитю зубочистку дал? Не ровён час, муху заколет, у таких жалости нет…
Один изловчился да шашкой плашмя Юсуфа по заднице шлёпнул, так пылкий горец от обиды и ярости вообще ум потерял, чуть не расплакался:
– Трус! Вы все трусы! Можете нападать только со спины, да?
Атаман головой лишь покачал да кивнул сотнику:
