— Если вытащишь его — за мной не заржавеет.
— Ты не понял. — Я поднялся со стула и накинул на голову мокрый капюшон. — Его вытащат, если он окажется полезен. Так что будь добр, передай ему весточку. Прямо сейчас.
— Договорились.
— Да! — остановился я уже в дверях. — Если потом он начнет болтать лишнего — неприятности будут не только у него и меня. Ну, ты понял…
От лавки Сурка до «Черной ладьи» — пять минут быстрым шагом. За пять минут ходьбы по залитым дождем улицам я вымок до нитки. К таверне подошел замерзший, усталый, голодный и злой. Так что когда из проулка выскочил какой-то парень, реакция у меня была соответствующая.
— Господин Ош хочет погово… — Закончить фразу схвативший меня за рукав посыльный не успел.
С разворота основанием открытой ладони в нос. Связка коротких ударов в подбородок и солнечное сплетение. И, уже придерживая за руку оседающего на землю парня, — ребром ладони по шее.
Больше никто остановить меня не пытался.
— Старый знакомый? — хмыкнул стоявший на крыльце Джек.
— Типа того. — Я распахнул дверь. — Перекусить заказал?
— А как же! — Рыжий указал на стол в углу зала. — Кстати, если у тебя проблемы, лучше бы мне о них знать.
— Никаких проблем. — Я скинул промокший насквозь плащ на лавку и уселся на ближайшее к растопленному очагу место. — Бывший наниматель изъявил желание пообщаться.
— И чего ты так резко? — Пратт поднял крышку со стоявшего на столе подноса.
Жаркое? Это хорошо. И рыбный пирог. И сырные булки. И запеченная кукуруза. Про кувшин с подогретым вином — вообще молчу. Без него точно насморк обеспечен. Промок же насквозь.
— После четырех лет работы на него я загремел в тюрьму. Работая на него, загремел. А он палец о палец не ударил, чтобы вытащить меня из кутузки.
— И сколько отсидел? — Джек принялся разделывать молочного поросенка.
— Нисколько. Завербовался в пехоту.
— Лихо! Там люди Малькольма тебя и приметили?
— Ага. — Я наполнил кружку и хлебнул подогретого вина. Хорошо! Но пока хватит. — Сам понимаешь, от таких предложений не отказываются.
— Так ты на него сколько, лет пять отработал?
— Угу.
— Надо же! Думал, столько не живут.
— Слушай, чего ты пристал? — Я вновь отпил вина. — Сам-то сколько пар сапог на королевской службе сносил?
— Да уж не меньше твоего, — рассмеялся Джек. — О! Вон и посыльный. Быстро они.
— Еще бы что-нибудь толковое разузнали, — пробурчал я с набитым ртом.
Впрочем, мой рыжий напарник этих сомнений не разделил — и оказался прав. В переданном посыльном пакете обнаружились патенты адмиралтейства, предписание начальнику тюрьмы предоставить на нужды флота полтора десятка заключенных и исписанный только-только подсохшими чернилами листок. Докладная по связям убитых с каторгой.
— Чего пишут? — наевшись, развалился на стуле я.
— Надзиратель работал в «Ржавой кирке», ожидаемо, да? — ухмыльнулся мне Джек. — Хм… а вот это уже интересней. Ревизор из казначейства последние несколько лет проверял отчетность тюрьмы. Землевладелецу выделяли заключенных на сезонные работы. Судья не только отправлял туда плохих парней вроде тебя, но и рассматривал ходатайства о досрочном освобождении. Не он один, но вообще — округ его. По таможеннику — ничего.
— Большинство жертв и подозреваемый имеют непосредственное отношение к «Ржавой кирке», — задумался я. — Дело нечисто.
— Да уж куда нечище, если пятеро трупов нарисовались. — Джек осушил кружку остывшего вина и поднялся из-за стола. — Рыба, как известно, с головы гниет.
— Думаешь, концы надо искать в руководстве? — Я с неохотой надел не успевший просохнуть плащ.
— На первый взгляд — да. — Направившийся к выходу Пратт остановился и обернулся: — И вот это мне до чертиков не нравится!
— Чего так? — поинтересовался я уже на улице.
— Комендант тюрьмы — барон Аспине — весьма влиятельный человек. У него много друзей.
— У тюремщика? — удивился я, вертя головой по сторонам в поисках нашей кареты.
— В фургон лезь. — Джек подтолкнул меня к крытой парусиной повозке с дощатыми бортами. — Его род управляет каторгой на протяжении трех или четырех поколений. Это уже почти семейное предприятие. Понимаешь, о чем я?
— Делу могут не дать хода?
— Как раз нет. Может так оказаться, что наше с тобой руководство уже знает, кто окажется в ответе за все. Просто нам об этом пока еще не сообщили.
— Ну и черт с ним! — ругнулся я и залез в фургон, в котором оказались пятеро крепких парней в форме военных моряков. Круглые шапочки, полосатые фуфайки, просторные брюки и тяжелые башмаки. На поясах кортики и короткие дубинки. А морды такие, что любой пират сам от страху при виде них удавится.
— Трогай! — крикнул усевшийся рядом со мной Джек. — Ладно, действовать по обстоятельствам будем.
4
Когда фургон подъехал к центральному комплексу зданий «Ржавой кирки», уже начало вечереть. Вообще, и днем из-за затянувших небо туч особо светло не было, а тут и вовсе тоска накатила. Заборы эти еще в три человеческих роста, да с шипами. Серые дома с узкими зарешеченными окошками. Караулы с собаками. Арбалетчики на вышках. Никогда подобные места терпеть не мог.
Попасть на территорию тюрьмы оказалось весьма непросто. И даже наши патенты и угрозы взбешенного задержкой Пратта не сразу заставили караульных распахнуть ворота. Нет — сначала они дождались какого-то клерка; клерк сам разрешить въезд фургона не мог и отправился согласовать этот вопрос с начальником. У начальника тоже был начальник. И этот начальник, как на грех, именно в это время куда-то выехал с проверкой…
В итоге мы битый час валяли дурака под проливным дождем. И настроение наше от этого вовсе не улучшилось. А уж когда стало известно, что господин барон сразу после обеда отправился в имение и будет только завтра утром…
А разрешить перевод заключенных может только он…
Вы же понимаете, у него сегодня юбилей…
Приезжайте завтра…
Мы были настойчивы. Мы были убедительны. Мы метали громы и молнии и никуда не собирались уезжать без выделенной флоту бесплатной рабочей силы. И в итоге мы на своем настояли. А помощник коменданта сто раз проклял ту минуту, когда решил нас принять. Уж на нем мы отыгрались сполна.
— Ты представляешь, этот крысеныш — зять барона! — хмыкнул Джек, когда помощник коменданта тюрьмы, действительно внешне чем-то напоминавший крысу, сослался на высокую занятость и оставил нас наедине с реестром заключенных.
— А он чего не на празднике? — удивился я.
— Семейное дело, должен же кто-то работать, — пожал плечами Пратт. — Ладно, отбираем бывших
