как нельзя вовремя: все мы находились за столом, накрытом прямо на палубе «Небесного странника», и выглядел он стараниями Амбруаза весьма празднично.
Праздновать как будто бы особенно было нечего, но погода стояла прекрасная, прогуляться по Хавису никто желания больше не изъявил, неотложных дел не имелось никаких, и я решил осуществить мелькнувшую однажды мысль об общем обеде на открытом воздухе. Все-таки редко у нас случается возможность собраться за столом всем вместе. В полете такой возможности нет — у всех вахты, а на земле, как правило, многие находят всякие причины, чтобы как можно меньше времени находиться на борту.
Основным блюдом стала пара молочных поросят, приготовленных Амбруазом по особому рецепту с применением новой приправы, приобретенной им вчера в Хависе. Рецепт великолепный, только сама приправа, по моему мнению, ничего к вкусу свинины не добавила, она и без того была хороша. Но я вместе со всеми нахваливал разрумянившегося от похвал Амбруаза и даже произнес тост за непревзойденное кулинарное искусство нашего повара.
Николь к столу принарядилась так, что выглядела ничуть ни хуже, чем при нашей с ней прогулке по Чеджуру. Я пожалел только об одном: за столом она соседствовала не со мной, а с Аделардом: ему грозил очередной приступ головной боли в связи с явным намерением погоды к перемене.
Обед проходил великолепно, и даже Рианель позволил себе отпустить шутку, вызвавшую на фоне его невозмутимого лица взрыв хохота. В самый разгар веселья Энди и объявился. И вид он имел весьма печальный.
За столом ему сразу же нашли место, до краев наполнили его блюдо разными вкусностями, положив сверху большой кусок гордости нашего стола — запеченного по всем правилам поварского искусства поросенка, а также вручили большую кружку с вином. Казалось бы — живи и радуйся, веселись вместе со всеми. Тем более Рианель обещал исполнить одну из баллад, на что его редко удавалось уговорить. Голос у него замечательный, а уж под аккомпанемент цитры так вообще заслушаешься.
Эх, будь у меня хоть небольшие способности к пению, я бы обязательно уговорил его научить меня на ней играть! Девушкам безумно нравится, когда для них поют всякие песенки о любви. Но в мире не бывает совершенства, и потому, когда мне хочется что-нибудь спеть, я обязательно делаю это себе под нос.
Энди поднял кружку, качнул ее, глядя на то, как плещется вино, отхлебнул немного и поставил ее на стол. Затем ткнул пальцем в румяную поджаристую корочку поросенка и заявил:
— Капитан, я остаюсь в Хависе.
Причем заявил таким тоном, что сразу становилось ясно — свое решение он уже не изменит.
Если Ансельм добивался того, чтобы за столом установилась гробовая тишина, у него получилось превосходно. Даже Гвен, открывший рот, чтобы произнести что-либо едкое, взглянул на по-прежнему печальное лицо Энди и закрыл его снова. Почему-то все посмотрели на меня. А что я? Я сам не меньше всех других ошарашен его словами. И все же я спросил:
— Энди, а какова причина? Что-нибудь случилось?
— Да, капитан, случилось. Случилось то, что мы с Лией жить не можем друг без друга, и она согласна стать моей женой. Правда, для этого я должен остаться с ней в Хависе, она так хочет. Но это мой выбор, капитан.
«Что-то быстро ты его сделал, — подумалось мне. — Ведь только вчера, насколько я знаю, у тебя и мысли не возникало покинуть корабль. Ну что ж, как бы там ни было, это твое право».
Вслух же я спросил:
— Энди, мы можем тебе чем-нибудь помочь?
— Мне не ничего нужно, капитан. У нас с Лией будет где жить, и даже работа мне уже нашлась. Я пришел взять расчет, забрать свои вещи и попрощаться со всеми вами.
Вообще-то лишних людей у нас на борту нет, и теперь на место Энди срочно придется искать другого человека. А где в Хависе найдешь если уж и не равноценную замену, так хотя бы такого, чтобы имел представление, чем отличается кубрик от клотика? Но любовь — это святое. Вон, как Николь на Ансельма смотрит, у нее даже глаза увлажнились — человек нашел свое счастье!
— Конечно-конечно, Энди, — заверил его я. — Как я могу тебя удерживать? И расчет ты получишь полностью, я тебе даже премию выплачу.
На самом деле давать Энди денег больше положенного мне ужасно не хотелось. За что, спрашивается? За то, что он меня подвел? За то, что он всех нас подвел? Я бы непременно сказал ему все, что о нем думаю после его заявления, если бы не Николь, украдкой смахнувшая слезинку.
Неожиданно высказался Родриг. Вот уж никогда бы не подумал, что он такое скажет, да еще и голос у него при этом слегка дрогнет:
— Энди, да мы все тебе поможем, ведь верно? — после чего Род обвел взглядом всех сидевших за столом.
И все зашумели в одобрение его словам. Дальше мы поднимали тосты за Энди и его избранницу, желали им счастливой семейной жизни, просили нас не забывать и настаивали на том, чтобы один из его будущих сыновей обязательно стал небесным парителем. Энди кивал, благодарил за деньги и подарки (а ему их насовали полные руки), обещал, что никогда нас не забудет, и грозился, что своих детей будет называть только нашими именами. В итоге глаза блестели не только у одной Николь, а Гвен напоследок заявил, что прощает Энди долг в два золотых нобля, что, наверное, тоже было подарком.
Провожали мы Ансельма всей командой и еще долго махали ему вслед всякий раз, когда он оборачивался. И на душе у всех у нас было светло и грустно, как будто с Энди уходила часть нашей жизни, причем — далеко не самая плохая ее часть…
— Не нравится мне он, — задумчиво протянула Николь, глядя вслед только что покинувшему наш стол человеку. — Не могу понять, чем, но не нравится.
«Так это же замечательно, Софи-Дениз-Мариэль-Николь-Доминика Соланж, — обрадовался я, воспользовавшись случаем лишний раз полюбоваться ее прелестным профилем, — то, что он тебе не понравился! Было бы значительно хуже, если бы он тебе приглянулся. Не знаю, как я бы пережил, услышав: „ах, какой мужчина!“» А такие опасения, что уж греха таить, у меня имелись.
Ничего не понимаю в мужской красоте, да и к чему мне это понимание, но выглядел наш недавний собеседник так, что я действительно опасался услышать от Николь то, о чем подумал.
Представился человек господином Мелвином, выглядел не старше двадцати пяти-тридцати лет. Высокий представительный мужчина с орлиным взором поверх орлиного же носа с горбинкой. Одет весьма и весьма — у меня только шляпа так дорого выглядит, а его купеческий жетон не просто выглядит золотым, он действительно отчеканен из золота. Ну и манера вести себя и разговаривать, чем-то напоминающая манеры моего навигатора Рианеля, — то, к чему я всей душой стремился. Да и ростом он нисколько мне не проигрывал. Словом, тот тип мужчин, что, по моему мнению, неотразимо действует на всех женщин без исключения. И хвала Создателю, Николь он не понравился.
Познакомились мы с господином Мелвином еще вчера, после того, как я возвращался из отдела навигации хависского воздушного порта.
Я побывал там ради того, чтобы рассказать еще об одном месте, расположенном на острове посреди болот недалеко от Хависа, где л'хассы введут себя необычно. Ведь таким образом можно спасти множество жизней. Или не спасти, в том случае, если промолчать — вознаграждения за такие сообщения не положены, тут уж дело за совестью. Ну и еще рассказать о рухнувшем на остров корабле, чье название нам так и не удалось выяснить, о треснувшем л'хассе на его борту и так далее.
Когда я возвращался на «Небесный странник», Мелвин меня и окликнул.
— Господин Сорингер! — услышал я голос за спиной.
Обернувшись на зов, я и увидел человека, только что мною описанного.
— Слушаю вас, господин…
В ответ этот человек слегка прикоснулся кончиками пальцев к тулье шляпы:
— Меня зовут Мелвин, и я имею очень выгодное для вас предложение. — После этих слов он снова коснулся шляпы. — Очень выгодное. Конечно, в том случае, если вы не слишком разборчивы.
«Ха, когда дело касается денег, то не слишком разборчив, а когда больших денег — абсолютно не разборчив! Конечно, ради наживы я не буду убивать и грабить людей, а также обворовывать сирот и делать еще множество других вещей, но выслушаю вас с удовольствием».
