— Всем собраться и осмотреть фургоны! — услышал он приказ Мартланда. — Да побыстрее! Чем быстрее мы будем двигаться, тем скорее уберемся из этого проклятого места! Карн, займись Велмаром. Не нравится мне его рана!
Невероятным усилием воли Роран заставил себя развернуться и подойти к ближайшей повозке. Смаргивая пот, обильно стекавший со лба, он подсчитал оставшихся: из всего отряда на ногах было девять человек. А остальные?.. Но он постарался пока не думать об этом. Ладно, горевать будем потом, сейчас не время.
Мартланд Рыжебородый тоже направился к фургонам, но, когда он проходил через усеянное трупами поле, один из валявшихся там солдат, которого все, видимо, сочли мертвым, вдруг приподнялся и из лежачего положения ударил графа мечом, начисто отрубив ему кисть правой руки. Изящным, почти танцевальным движением Мартланд ногой выбил меч из рук противника, затем присел, прижал ему горло коленом, левой рукой извлек из ножен кинжал и вонзил его солдату в ухо. Лицо у него было красным и очень напряженным, однако он, сунув обрубок правой руки под мышку и зажав его там, резко мотнул головой, отгоняя тех, кто бросился ему на помощь, и крикнул:
— Оставьте меня! Разве это рана? Займитесь фургонами! Если не поторопитесь, бездельники несчастные, мы будем тут торчать столько, что моя борода окончательно поседеть успеет! За дело, ребята! Давайте!
А когда Карн все же отказался ему подчиниться и попытался перевязать страшно кровоточившую руку, Мартланд, зверски оскалившись, заорал:
— Пошел прочь! Или я прикажу высечь тебя плетьми за неподчинение приказу!
Карн возразил, держа в руках отрубленную кисть Мартланда:
— Но я мог бы попытаться приделать ее обратно! Хотя мне и потребуется какое-то время. Всего несколько минут!
— Да пропади она пропадом! — рявкнул Мартланд и, вырвав у Карна свою отрубленную кисть, сунул ее за пазуху. — Прекрати суетиться, Карн, и займись лучше Велмаром и Линделом, если им еще можно помочь. Потом попробуешь мне кисть присобачить — когда мы окажемся подальше от этих чудовищ!
— Но тогда, возможно, будет уже поздно! — возразил Карн.
— Это приказ, колдун, а вовсе не просьба! — громогласно ответил Мартланд. И когда Карн отошел, он зубами натянул рукав рубахи на обрубок руки, завязал его, как мог, и снова сунул раненую руку под мышку. По лицу его от боли катились крупные капли пота. — Ну что, вы выяснили, что там у них, в этих чертовых фургонах?
— Веревки! — крикнул один из воинов.
— Спиртное! — крикнул другой. Мартланд только крякнул:
— Улхарт, записывай!
Роран присоединился к остальным и тоже занялся разборкой грузов, громко называя предметы, которые ему попадались, чтобы Улхарт мог внести их в общий список. Покончив с этим, вардены, как и в предыдущие разы, перебили волов и подожгли фургоны. Затем привели своих коней и сели верхом, привязав раненых к седлам.
Когда они уже были готовы выступить в путь, Карн поднял руку к волшебному огню, по-прежнему освещавшему печальное поле боя, и пробормотал какое-то длинное, непонятное слово. И мир мгновенно погрузился во тьму. Глянув вверх. Роран успел увидеть там дрожащее отражение лица Карна, сквозь которое просвечивали едва видимые звезды; потом глаза его немного привыкли к темноте, и он увидел, как тысячи слетевшихся на свет и теперь потерявших ориентировку мотыльков мечутся над рекой, словно тени чьих-то заблудших душ.
С тяжелым сердцем Роран тронул шпорами бока Сноуфайра и поехал прочь от разгромленного обоза.
31. Кровь на камнях
Вне себя от гнева, Эрагон выскочил из круглого зала, упрятанного глубоко под средней частью Тронжхайма. Дубовая дверь с грохотом захлопнулась за ним.
Остановившись посреди коридора, дугой уходившего вверх, он, сердито подбоченившись, уставился в пол, выложенный квадратной плиткой из агата и нефрита. С тех пор как три дня назад они с Ориком прибыли в Тронжхайм, тринадцать вождей кланов занимались одним и тем же: без конца спорили друг с другом, обсуждая вопросы, которые Эрагону казались совершенно несущественными — например, о том, какому клану принадлежит право выпаса своего скота на том или ином спорном пастбище.
Слушая, как вожди кланов обсуждают какие-то темные положения своих законов, Эрагон не раз испытывал желание вскочить и заорать им в лицо, что все они — просто слепые идиоты, что по их вине Алагейзия может погибнуть, окончательно подпав под власть Гальбаторикса, что пора уже им наконец плюнуть на свои мелочные споры и ссоры и избрать себе без дальнейших проволочек нового повелителя.
Погруженный в мрачные размышления, он шел по коридору, почти не обращая внимания ни на четверых охранников, что следовали за ним по пятам — они всегда сопровождали его, куда бы он ни пошел, — ни на гномов, встречавшихся ему и приветствовавших его привычным «О, Аргетлам!». «Хуже всех эта Иорунн, — думал он, — с ней будет особенно трудно». Иорунн, гримсборитх Дургримст Вреншрргн, могущественного и воинственного клана, с самого начала переговоров и обсуждений ясно дала всем понять, что сама намерена занять королевский трон. Но лишь один клан, Уржад, открыто поддержал ее, однако, как она уже успела не раз доказать, у нее вполне хватало ума и хитрости, чтобы использовать к своей выгоде практически любой оборот дел. «Из нее вышла бы превосходная королева, — думал Эрагон, — но она настолько, прямо-таки дьявольски, хитра и непредсказуема, что невозможно понять, станет ли она поддерживать варденов, если окажется на престоле». Он даже позволил себе чуть усмехнуться. Ему всегда было трудно разговаривать с Иорунн. Гномы считали ее выдающейся красавицей, и, пожалуй, даже по меркам людей ее можно было бы назвать красоткой. Мало того, она вроде бы казалась прямо-таки очарованной Эрагоном, и он никак не мог понять, в чем причина подобной приязни. В любой беседе с ним она без конца намекала на некие важные события из истории гномов, на их сказания, но Эрагон этих ее намеков не понимал, и все это чрезвычайно забавляло Орика и других гномов.
Помимо Иорунн еще два вождя претендовали на королевский трон: Ганнел, вождь Дургримст Куана, и Надо, вождь Дургримст Кнурлкаратхна. Клан Куан, будучи хранителем религиозных установлений гномов, обладал огромным влиянием в их среде, но пока что Ганнелу удалось заручиться поддержкой только двух кланов, не считая собственного, — Дургримст Рагни Хефтина и Дургримст Эбардака. Представители последнего занимались в основном научными изысканиями. В отличие от Ганнела, Надо удалось сколотить более весомую коалицию, в которую входили кланы Фельдуност, Фангур и Аз Свельдн рак Ангуин.
Если Иорунн, похоже, стремилась заполучить трон прежде всего как символ верховной власти, а Ганнел вроде бы не проявлял особой враждебности по отношению к варденам — хотя и дружелюбия он, пожалуй, тоже не проявлял, — то Надо открыто и весьма яростно выступал против любого взаимодействия с Эрагоном, Насуадой, Империей, Гальбаториксом, королевой Имиладрис и вообще, насколько успел понять Эрагон, с любым живым существом, обитающим вне Беорских гор. Кнурлкаратн был кланом каменотесов и каменщиков и в плане мастерства не имел себе равных; все прочие кланы зависели от опытности его мастеров и при прокладке туннелей, и при строительстве жилищ. Даже Дургримст Ингеитум нуждался в их услугах, поскольку именно они добывали самую лучшую руду для кузнецов этого клана. И Эрагон понимал: если Надо будет действовать нерешительно и не проявит должного рвения при захвате короны, то многие из вождей более слабых кланов, которые разделяют его взгляды и пока что его поддерживают, тут же от него отшатнутся и постараются занять его место. И первым будет вождь клана Аз
