Оромис. — Она тогда о твоем существовании и не знала.
Эрагон ухватился за рукоять подаренного гномами меча. Он был весь напряжен, как натянутая струна, когда гневно бросил в лицо Оромису:
— Когда Бром впервые увидел Сапфиру, он, помнится, что-то пробормотал себе под нос: дескать, он не уверен, что это — фарс или трагедия. В то время мне показалось, что он имеет в виду превращение простого крестьянского парня во Всадника, что, видимо, случилось впервые за много лет. Однако он имел в виду нечто совсем другое, не так ли? Он задавался вопросом: фарс или трагедия то, что именно младшему сыну Морзана предстоит носить плащ Всадника! Именно поэтому вы с Бромом так тщательно меня готовили к этой роли, делали из меня всего лишь орудие против Гальбаторикса, с помощью которого хотели искупить зверства моего отца? Неужели это все, чего вы от меня хотели? Неужели вы хотели, чтобы я просто уравновесил чаши весов в этой борьбе? — И, не давая Оромису возразить, Эрагон выругался и продолжил: — Вся моя жизнь — это сплошная ложь! С рождения я никому не был нужен, кроме Сапфиры: ни собственной матери, ни Гэрроу, ни тетке Мэриэн, ни даже Брому. Бром заинтересовался мною только из-за Морзана и Сапфиры. Я всегда был для всех только помехой. Но что бы вы обо мне ни думали, я не такой, как мой отец. И не такой, как мой брат. Я не желаю следовать их путем. — Упершись ладонями в край стола, Эрагон наклонился вперед. — И я не собираюсь предавать Гальбаториксу ни эльфов, ни гномов, ни варденов, если именно это вас так беспокоит. Я буду делать то, что и должен делать, но с нынешнего момента я вам больше не верю! Да, вы утратили мое доверие, и я не…
Земля и воздух дрогнули — это из пасти Глаэдра вырвалось густое рычание, и он приподнял верхнюю губу, обнажив весь набор своих великолепных клыков.
«У тебя куда больше оснований верить именно нам, а не кому-то там еще, — проворчал он, и голос старого дракона громом отзвучал в ушах Эрагона. — Если бы не наши усилия, ты бы давно уже был мертв».
Тут, к огромному удивлению Эрагона, в разговор вступила Сапфира, обратившись к Оромису и Глаэдру с предложением:
«Вот вы ему все и расскажите!»
И Эрагона потрясло то, сколько страдания было при этом в ее душе.
«Сапфира, — удивленно воскликнул он, — что они должны мне рассказать?»
«Все эти споры ни к чему, — продолжала она, словно не слыша его вопроса. — К чему тянуть время, к чему продлевать его мучения».
Оромис чуть приподнял раскосую бровь:
«Так ты знаешь?»
«Да, знаю».
«Что ты знаешь?» — требовательно воскликнул Эрагон. Он был в таком состоянии, что в любой момент мог выхватить меч и угрозами заставить их рассказать все, что им известно.
Оромис указал пальцем на опрокинутый стул:
— Сядь! — И когда Эрагон остался стоять — он был слишком зол, чтобы подчиняться чьим-то приказам, — эльф лишь тяжко вздохнул и сказал: — Я понимаю, как это трудно для тебя, Эрагон, но если ты настаиваешь на том, чтобы мы отвечали на твои вопросы, а сам не желаешь слушать наши ответы, то единственным результатом для тебя будет одно лишь разочарование. А теперь сядь, пожалуйста, и веди себя, как воспитанный человек.
Гневно сверкнув глазами, Эрагон поднял стул и плюхнулся на него.
— Но почему?! — снова вырвалось у него. — Почему вы не сказали, что моим отцом был Морзан, первый из Проклятых?
— Во-первых, — начал Оромис, — нам крупно повезет, если ты действительно окажешься хотя бы отчасти похожим на своего отца. Что до меня, то я просто уверен, что ты и впрямь очень на него похож. Я как раз собирался сказать тебе, когда ты меня перебил, что Муртаг вовсе не брат тебе; точнее, он брат тебе лишь наполовину.
Наполовину? Услышав это слово, Эрагон почувствовал, что все плывет у него перед глазами. Ему даже пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.
— Наполовину?.. Но кто же тогда?..
Оромис взял с блюда ягоду черной смородины, с минуту внимательно изучал ее, потом сунул в рот и сказал:
— Мы с Глаэдром вовсе не хотели держать это от тебя в тайне, просто у нас не было выбора. Мы пообещали, связав себя самыми строгими клятвами, что никогда не откроем тебе, кто твой отец или твой единоутробный брат, не станем обсуждать с тобой твою генеалогию, если только ты сам не узнаешь правду о своих родственниках или если твои родственные связи не поставят тебя в опасное положение. То, что произошло между тобой и Муртагом во время битвы на Пылающих Равнинах, вполне удовлетворяет этим требованиям, так что теперь мы можем свободно говорить на эту тему.
Дрожа от еле сдерживаемого нетерпения, Эрагон спросил:
— Оромис, если Муртаг — мой единоутробный брат, то кто же мой отец?
«Загляни себе в сердце, Эрагон, — посоветовал Глаэдр. — Ты уже и сам знаешь, кто он, и знаешь давно».
Эрагон отчаянно помотал головой:
«Да не знаю я! Не знаю! Пожалуйста!..»
Из ноздрей Глаэдра вырвался сноп пламени и дыма; он фыркнул и заявил:
«Разве это тебе не ясно? Твой отец — Бром».
46. Обреченные любовники
Эрагон, открыв рот, смотрел на золотистого дракона. Он был потрясен до глубины души.
— Но каким образом?.. — воскликнул он и, прежде чем Глаэдр или Оромис успели ему ответить, резко повернулся к Сапфире и спросил — вслух и мысленно: — Так ты знала? Ты все знала, но позволила мне все это время считать, что Морзан — мой отец, даже при том, что… что я… — Он тяжело дышал, его всего трясло, он уже не мог внятно произносить слова. Его захватили воспоминания о Броме, затмив все прочие мысли. Теперь он переосмысливал значение каждого слова, каждой фразы, которые слышал от Брома. И уже начинал понимать, что все происходило именно так, как и должно было происходить. Все наконец вставало на свои места. Эрагону еще хотелось получить кое-какие разъяснения, но и они, по сути дела, уже не были так уж ему нужны. Он уже чувствовал, что слова Глаэдра — чистая правда.
Он вздрогнул, когда Оромис коснулся его плеча.
— Эрагон, тебе нужно успокоиться, — сказал эльф тихим голосом. — Припомни, чему я учил тебя на занятиях медитацией. Контролируй дыхание, сосредоточься на том, чтобы напряжение ушло из твоего тела в землю… Да-да, вот так. А теперь еще раз — и дыши глубже.
Дрожь в руках унялась, отчаянное сердцебиение прекратилось, стоило ему последовать советам Оромиса. В голове прояснилось, и он снова посмотрел на Сапфиру:
«Так ты знала?..»
Сапфира приподняла голову:
«Ох, Эрагон, мне так хотелось все тебе рассказать! Мне было больно смотреть, как тебя мучает признание Муртага, но я ничем не могла тебе помочь. Я пыталась — много раз пыталась! — но я ведь тоже принесла клятву на древнем языке, как Оромис и Глаэдр, что буду хранить в тайне твое родство с Бромом, и клятву эту я нарушить никак не могла».
— К-к-когда он тебе это рассказал? — вслух спросил Эрагон, настолько
