взволнованный, что даже не заметил этого.
«В тот день, когда ургалы напали на нас возле Тирма. Пока ты был без сознания».
— И именно тогда он велел тебе связаться с варденами в Гилиде?
«Да. Еще до того, как Бром сообщил мне то, что давно хотел, он заставил меня поклясться, что я никогда тебе этого не расскажу, если ты сам не начнешь догадываться. К сожалению, я тогда согласилась».
— А что еще он тебе сообщил? — требовательно спросил Эрагон, чувствуя, что в сердце у него опять закипает гнев. — Какие еще секреты и тайны я должен узнать? Может, Муртаг — не единственный мой родич? Или, может, ты знаешь, как нам победить Гальбаторикса?
«В те два дня, что мы с Бромом гонялись за ургалами, он рассказал мне историю своей жизни — на тот случай, если он погибнет, а ты когда-нибудь узнаешь о вашем с ним родстве. Ему хотелось, чтобы ты, его сын, понял, каким он был и почему действовал так, а не иначе. И еще Бром оставил мне подарок для тебя».
«Подарок?»
«Его собственные слова, с которыми он обращается к тебе, как отец к сыну, а не сказитель Бром к деревенскому пареньку».
— Только прежде чем Сапфира передаст тебе то, что хранит в памяти, — вмешался Оромис, и Эрагон понял, что она позволила эльфу услышать ее слова, — будет лучше, если ты узнаешь, как это произошло. У тебя хватит терпения выслушать меня, Эрагон?
Эрагон колебался, он не был уверен, что ему сейчас снова хочется слушать Оромиса, но все же кивнул.
Подняв хрустальный бокал, Оромис сделал глоток вина, поставил бокал на стол и начал:
— Как тебе известно, Бром и Морзан были моими учениками. Бром, который был на три года моложе, так уважал Морзана, так перед ним преклонялся, что позволял ему помыкать собой, унижать себя и вообще вести себя совершенно бесстыдно.
У Эрагона сдавило горло, но он все же заметил:
— По-моему, довольно затруднительно представить себе, что Бром кому-то такое позволил.
Оромис чуть наклонил голову, словно птичка, пьющая воду.
— И тем не менее Бром любил Морзана, как родного брата, несмотря ни на что. И только после того как Морзан предал Всадников Гальбаториксу и Проклятые убили Сапфиру, дракона Брома, он понял наконец истинную суть характера Морзана. И сколь бы сильно он его ни любил, все равно его любовь и преклонение стали словно свечка перед геенной огненной в сравнении с той ненавистью, что пришла им на смену. Бром поклялся препятствовать Морзану во всех его начинаниях — всеми средствами, всегда и везде, разрушать его планы и свершения и низводить его устремления до горьких сожалений. Я предупреждал его, что он вступил на путь ненависти и зла, но он был без ума от горя и разочарования после смерти Сапфиры и не желал меня слушать. В последующие десятилетия ненависть Брома ничуть не ослабела; он также ни на один день не оставлял своих усилий сбросить Гальбаторикса с трона, уничтожить Проклятых и, в первую очередь, отплатить Морзану за то зло, которое тот ему причинил. По своему характеру Бром был воплощением настойчивости и последовательности, и вскоре его имя стало вызывать ужас у Проклятых и служить лучом надежды для тех, у кого еще хватало духу противостоять Империи. — Оромис посмотрел куда-то вдаль, за белесую линию горизонта, отпил еще глоток вина и продолжал: — Я в какой-то степени даже горжусь тем, чего он сумел добиться один, без помощи своего дракона. Учителю всегда приятно видеть успехи своих учеников, даже если успехи эти… Впрочем, я отвлекся. Итак, лет двадцать назад к варденам начали поступать донесения от их шпионов в Империи о деятельности таинственной женщины, известной под кличкой Черная Рука.
— Это была моя мать, — сказал Эрагон.
— Твоя и Муртага, — поправил его Оромис. — Поначалу вардены ничего о ней не знали, кроме того, что она чрезвычайно опасна и хранит верность Империи. Со временем, когда было пролито уже немало крови, стало ясно, что служит она Морзану, и только ему одному, а также, что Морзан во всем полагается на нее, осуществляя свои затеи по всей Империи. И тогда Бром вознамерился убить эту женщину и таким образом нанести тяжелейший удар Морзану. Поскольку вардены не могли заранее определить, где именно твоя мать появится в следующий раз, Бром отправился в замок Морзана и шпионил за его обитателями, пока не придумал, как ему самому туда проникнуть.
— А где находился этот замок?
— Там же, где и сейчас. Он по-прежнему цел, и теперь им пользуется сам Гальбаторикс. Замок расположен в укромном местечке среди холмов между отрогами Спайна, неподалеку от северо-западного берега озера Леона и хорошо укрыт от посторонних глаз.
— Джоад говорил мне, что Бром проник в замок, переодевшись слугой, — вставил Эрагон.
— Именно так и было, и это оказалось нелегко. Морзан оградил свой замок множеством защитных чар, оберегая его от любых врагов, и заставил всех, кто ему служил, принести клятву верности, причем зачастую используя их истинные имена. Однако после неоднократных проб и ошибок Бром все же сумел найти лазейку в этих защитных чарах, проник в замок и занял там место садовника. Именно в этом качестве он и познакомился с твоей матерью.
Не поднимая глаз и внимательно изучая собственные руки, Эрагон тихо сказал:
— А потом он ее соблазнил, желая посильнее уязвить Морзана.
— Вовсе нет, — возразил Оромис. — Хотя, возможно, его первоначальное намерение и было именно таким. Однако произошло нечто такое, чего не могли предполагать ни он, ни твоя мать: они полюбили друг друта. Все чувства, которые она раньше питала к Морзану, словно испарились; собственно, Морзан сам их уничтожил своим жестоким обращением и с ней самой, и с их новорожденным сыном Муртагом. Я не знаю, как именно развивались события, но в какой-то момент Бром открыл твоей матери, кто он на самом деле такой. И, вместо того чтобы выдать его, она стала ему помогать, передавая варденам важные сведения о Гальбаториксе, Морзане и вообще об Империи.
— Однако, — прервал его Эрагон, — разве Морзан не заставил и ее принести ему клятву верности на древнем языке? Как могла она обернуться против него?
На лице Оромиса появилась улыбка:
— Дело в том, что Морзан с самого начала дал ей несколько большую свободу, чем другим своим слугам, желая, чтобы она беспрепятственно пользовалась своей изобретательностью при исполнении его приказов. Морзан в упоении собственным могуществом полагал, что любовь к нему — самый лучший залог ее вечной верности и преданности, лучший даже, чем любые клятвы. И потом, к этому времени она была уже не той женщиной, которая некогда связала свою судьбу с Морзаном. Став матерью и встретив Брома, она сильно переменилась. Причем изменился не только ее характер; она поменяла даже свое истинное имя, что освободило ее от прежних обетов и союзов. Если б Морзан был более осторожным и предусмотрительным, если бы он, к примеру, наложил на нее чары, способные тут же предупредить
его, если бы она вдруг вышла из-под его власти и перестала выполнять данные ему обещания, он бы сразу все понял. Но это всегда было слабым местом Морзана: он мог придумать самое изощренное заклинание, но потом оно оказывалось совершенно бесполезным, потому что в обычном своем нетерпении он пропускал какую-то важную деталь. Эрагон нахмурился:
— А почему моя мать не покинула Морзана, когда у нее была такая возможность?
— После всего того, что она сделала именем Морзана и по его приказу, она считала своим долгом помочь варденам. Но была и более важная причина: она не смогла оставить Муртага, который тогда полностью оказался бы во власти своего жестокого отца.
— А разве она не могла забрать его с собой?
