само собой утрясется. А кончается все плохо…
– А что, – сказал я, – мысль дельная, почему бы и нет? Познакомь меня с агентами, Женя.
– Значит, альтернатива у нас поганая, – уныло подвел итог Хуч, – Не заплатим – дураками станем, заплатим – на тот свет угодим. Ты что предпочитаешь, Митя?
– Собираюсь выжить и остаться в полном здравии, – заявил я. – Более того – хочу прищучить этого подонка Игоря.
– Может, не трогать его?
– Трогать, еще как трогать! Такую тварь нельзя оставлять в покое! Вспомни, как ты мечтал сделать всех тупых умными, какие глобальные планы строил. В руках у Игоря – та же технология массового воздействия, только использует он ее по-своему, для жульнических делишек. Хорошо хоть использует по мелочи, а представь, что будет, если эта дрянь попадет в руки преступников большого масштаба? Или в лапы политиков? Или к военным? Да они половину человечества кретинами сделают, прежде чем разберутся, что к чему. Поэтому мой приговор такой – рыжего выследить, нейтрализовать, порчу с себя снять, все игрушки-узорчики у рыжего отнять, те из них, которые обладают разрушительным воздействием – уничтожить, полезные – засекретить до лучших времен…
– Нейтрализовать рыжего – это что такое? – поинтересовался Хуч.
– Ну, не знаю… Я бы его просто шлепнул.
– Шлепнул? По попке?
– Убил бы я его, ясно! – заорал я. – Не корчи из себя дурака, Хуч! Что еще с ним можно сделать?
– В олигофрена превратить, – сказал мягкосердечный гуманный Хуч, – при помощи его же собственного фонарика. Не представляю только, как нам удастся все это сделать. Мы же с тобой не супермены…
Я представлял все достаточно четко. Причиной тому была моя встреча с подполковником запаса Ольгиным из агентства «Ангел-хранитель» – того самого, что отвечало за безопасность фирмы Балашова.
Итак, Виталий Сергеевич Ольгин – чуть выше среднего роста, поджарый, мускулистый. Лет около пятидесяти. Седой ежик волос, аккуратно подстриженные усы, желтые волчьи глаза. Профессионал по охоте на людей, вышедший на военную пенсию. Новый герой нашей повести, призванный исправить ситуацию и довести ее до победного конца.
Он привел меня в отдельный кабинет, запер дверь, включил кондиционер, закурил и приступил к делу (угадайте, что курил подполковник Ольгин – самокрутки с махрой? Сигары Chateau de la Fuente? Нет, всего лишь обычный «Винстон»).
Я изложил суть. Умолчал, само собой, об узорах, нарисованных на плитке, о их необычном воздействии, о том, как мы использовали их в рекламе… Я боялся, что Ольгин умело вытащит из меня нежелательные подробности, но он обошелся малым.
– Итак, вы хотите, чтобы я нашел человека, который вас шантажирует? – уточнил он.
– Да. Нужно узнать его имя и фамилию, если можно – что-нибудь из биографии. Обязательно – где он живет. На все это – две недели, не больше. Сроки нас поджимают.
– Дальше что? Отдадим его милиции или сами разберемся?
– А что, это возможно – самим?
– Для нас нет ничего невозможного, – сказал Ольгин с жесткой уверенностью. – Я таких типчиков, как ваш Игорь, колю как орехи – голыми руками, только скорлупа хрустит.
Деньги дают силу – старая житейская аксиома, не изведанная, впрочем среднестатистическим большинством населения. До сих пор мне не приходилось запускать эту машину в действие. Да и денег, собственно говоря, больших не было. Теперь наличествовали все компоненты: крутые бабки, гнусный убийца, профессионал-спецназовец. Механизм был запущен и начал набирать обороты.
Я снова почувствовал себя уверенно. Решил, что развязка наступит скоро, на днях. Благополучная развязка, само собой.
Все шло к этому.
– Ты слишком уверен в своем суперподполковнике, – сказал Хуч. – А он действует по стандартной, примитивной схеме. Почему ты решил, что наш преступник Игорь укладывается в стандарты?
– Никто ничего не решил, – огрызнулся я. – Просто мы с Ольгиным работаем, решаем ситуацию. А ты ни черта делаешь, балбесничаешь, читаешь какие-то дурацкие книжонки.
– Это сборники научных статей, – Хуч с любовью провел пальцами по стопке истрепанных брошюр, – начиная с пятьдесят восьмого года и заканчивая две тысячи первым. Все они посвящены высшей нервной деятельности. Я притащил их из медицинской библиотеки.
– Для чего тебе нужна эта заумь?
– Наши узоры. Все дело в них. Тебе никогда не хотелось узнать, откуда они появились? Ты же не думаешь, что их изобрел пролетарий-плиточник?
– Понятно… – я картинно сложил руки на груди. – И что тебе удалось откопать?
– У этих трудов есть одна интересная особенность – все они написаны учеными нашего города.
– И что с того?
– По данным конференции, феномен снижения уровня олигофрении имел место только в Нижегородской области, больше нигде. Из этого можно сделать вывод, что узоры были разработаны в Нижнем.
– Ты хочешь найти людей, которые это сделали?
– Да, конечно.
– Их убил Игорь, – жестоко сказал я. – Убил, закопал, на дощечке написал. Технологию присвоил себе. А мы разберемся с ним самим – другого выхода у нас нет. На этом закончится плохая история и начнется история хорошая. Я назначу тебя, Хуч, главным координатором по исключительно гуманному применению наших графических комбинаций. Нобелевку можешь забрать себе – думаю, это будет Премия Мира. Не нужны нам создатели узоров – старых и новых. Будем надеяться, что их нет в живых. Эта игрушка слишком опасная, дорогой мой Хуч.
– Игорь пудрит нам мозги, – встревоженно сказал Хуч. – Он обманывает нас, и пока я не могу понять, в чем. Нам нужна информация, как можно больше достоверной информации. Иначе он обведет нас вокруг пальца.
– Виталия Сергеича не обведет! – уверенно заявил я.
Виталий Сергеевич Ольгин уселся в кресло, открыл кейс и кинул на стол пяток цветных глянцевых фотографий.
– Его физиономия?
– Он самый, – сказал я, морщась от пикантной смеси удовольствия и отвращения. – Толстая рыжая сволочь. Как его зовут, узнали?
– И в самом деле Игорь. Игорь Федорович Сяганов. Живет на отшибе, на окраине Сормова. Адрес известен. Занятная у него там избушка…
– Сяганов? – Хуч оживился. – Знакомая фамилия. Где-то я ее видел…
– Подожди! – я нетерпеливо махнул рукой. – Виталий Сергеевич, как вы его зацепили?
– Очень просто. Он регулярно следит за вашей квартирой, а я – за ним. У него «Жигуль» третьей модели, старый, но в приличном состоянии. Стекла – высокой степени тонирования.
