Каждый день с двух дня до десяти вечера Сяганов проводит на улице, выходящей к вашему подъезду. Несколько раз сопровождал вас, Дмитрий, по пути следования вашего автомобиля.
– Вот гад, – выдохнул я. – Ну ладно, попался, голубчик. Когда брать его будем?
– Брать? – брови подполковника приподнялись как бы в искреннем недоумении. – Что значит брать?
– Как что? – на этот раз удивился я. – Мы приходим к нему в дом, берем его за хибон и… как бы это сказать… нейтрализуем. Потом забираем то, что принадлежит нам. А потом уезжаем.
– А в его доме есть что-то, принадлежащее вам? – Ольгин хитро прищурился.
– Есть.
– Все это незаконно, господа, – спокойно сказал Ольгин. – Абсолютно незаконно. Действия, которые вы планируете, грозят вам статьей уголовного кодекса Российской федерации. Точнее, сразу тремя статьями.
– Я ничего не планирую, – тут же забормотал Хуч. – Митя, я же тебе говорил, зря ты все это, ничего не выйдет…
– Помолчи, – оборвал я его. – Виталий Сергеевич, давайте говорить откровенно. Как вопросы такого рода решаются в вашем агентстве? Вы же их как-то решали до сих пор? Вы сами говорили, что для вас нет невозможного.
– Говорил… – Ольгин забарабанил пальцами по столу, полез за очередной сигаретой. – Можно, конечно, решить, если постараться, но сложно, сложно… Во-первых, у этого вашего Игоря не дом, а настоящий бастион. С виду – обычное одноэтажное строение, примыкает к заброшенному складу. Участок шесть соток, окруженный деревянным забором. Но есть основания подозревать, что на территории участка имеются подземные помещения, связанные с территорией склада. Я видел, как субъект наблюдения заходил в свой дом и через десять минут выходил с территории склада. Что там – просто туннель? Вряд ли. Я думаю, что там могут быть обширные помещения, защищенные современными техническими средствами. Значит, захватить субъекта на его территории будет не так-то просто, потребуется создание опергруппы из трех-четырех человек. Естественно, поскольку операция незаконна, всем им придется прилично заплатить…
Ольгин выразительно посмотрел на меня.
– Естественно, – я кивнул головой.
– Дальше: поскольку дом находится в населенном районе, операцию захвата могут наблюдать немало свидетелей. А это – немедленный вызов милиции и большие неприятности. Поэтому вопросы с УВД нужно решить заранее. Получить, так сказать, негласное разрешение. Лучше даже, чтобы во время операции присутствовал наш человек из Сормовского отдела УВД. Само собой, не бесплатно, человека нужно отблагодарить.
Я снова кивнул.
– В общем, то, чего вы хотите, будет стоить приличных денег, – резюмировал подполковник.
– Сколько именно?
– Нужно посоветоваться с людьми, все обсчитать…
– Не тяните кота за хвост, – сказал я. – Вы прекрасно знаете, сколько это стоит. Говорите. Мне нужно знать, потянем ли мы такое.
– Тридцать тысяч долларов.
Ольгин назвал сумму явно наобум, завысил ее раза в два, в расчете, что я начну торговаться и снижать цену. А я едва не взвыл от восторга, едва удержался, чтоб не заорать: «Да, да!!!»
Что такое тридцатка по сравнению с двумястами тысяч? Мелочь. Зато мы будем единственными владельцами уникальной технологии, монополистами. Будущее уже рисовалось мне в виде орла с золотыми крыльями и алмазной головой, парящего в недосягаемой для простых смертных высоте.
– Это возможно, – сказал я, задумчиво почесывая подбородок. – Тридцать, конечно, много, но… скажем так, двадцать две – сумма вполне реальная.
На этот раз чуть не взвыл Ольгин. Счастливые чертики запрыгали в его глазах.
– Что ж, – произнес он не менее флегматично, чем я, – пожалуй, на такой сумме мы и остановимся. Через неделю можно будет все сделать.
– Почему через неделю? Что, раньше нельзя? Завтра-послезавтра?
– Завалить все дело хотите? Я должен как следует обследовать территорию субъекта. Пока он следит за вами, порыскать по его владениям и выяснить, что нас там может ждать. Произвести, так сказать, рекогносцировку. Со своими хлопцами, опять же, договориться, подобрать надежных ребят, оргвопросы решить.
– Три дня, – сказал я.
– Пять. Никак не меньше. И аванс. Три тысячи прямо сейчас.
На том и сошлись.
Едва мы прибыли с Хучем домой, как он бросился к своим научным брошюркам и начал их ворошить. Через пять минут издал победный клич – я едва не оглох.
– Сяганов! – вопил он. – Сяганов! Ну конечно, он самый!
– Что означают сии истошные крики? – осведомился я.
– Профессор Сяганов Федор Андреевич! Такое сочетание тебе о чем-нибудь говорит?
– Похоже, что это папаша нашего Игоря Федоровича.
– Наверняка так и есть! Сяганов – известный нейрофизиолог, он занимался исследованиями неокортекса еще в шестидесятых-семидесятых.
– Ты становишься умнее меня, Хуч, – заметил я. – Говоришь слова, которых я не знаю.
– Неокортекс – это определенные участки серого вещества головного мозга. Понятно?
– Более или менее.
– Мы найдем этого профессора! – Хуч пришел в небывалое возбуждение, скакал козлом по своей захламленной комнате и сшибал все на пол. – Мы поговорим с ним! Мы узнаем, как все это произошло.
– Хорошо, – согласился я. – Найдем, поговорим. Если он еще жив, конечно.
Честно говоря, мне было ни капли не интересно. Мой золотой орел не нуждался в подпорках. Но так желал Хуч, а желания Хуча надлежало исполнять.
Я любил Хуча как младшего братишку. Мне было приятно исполнять его детские прихоти.
Профессор жил в десяти минутах ходьбы от нас, в старом «сталинском» доме. Он сам открыл нам. Вежливо поздоровался и повел по темному коридору, пропахшему мышами и стариковским одиночеством.
Лицом старый профессор отдаленно напоминал своего непутевого сына. Возможно, что некогда Федор Андреевич тоже был рыж и крупен телом. Теперь он был сед, тощ и безнадежно стар. При ходьбе он пошатывался и опирался на палочку.
В кабинете царил полумрак, толстые зеленые шторы едва пропускали солнечный свет. Сяганов опустился в кресло, положил на стол сухие морщинистые руки.
– Вот, Федор Андреевич, – Хуч, нервно моргая, выложил перед ним рисунок
