«братцем». Так и не узнал он, кто это – «наши». Вертухаи набежали. Шум в камере затих, и, видать, решили они, что уже пора идти, наводить видимость порядка. Да только когда вломились они в камеру, то обнаружили, что все обитатели камеры жестоко избиты, и единственный, кто с довольным видом восседает на шконке целый и невредимый, – это вор-рецидивист Шагаров Федор Ананьевич, известный в уголовном мире как Кикимора. А потому Кикимору схватили за шкирку как возмутителя спокойствия и уволокли. На Демида посмотрели внимательно и, видимо, остались довольны увиденным. Дема выглядел таким измочаленным, словно его била рота солдат.
А Парикмахер и в самом деле понял. Оставили Демида в покое. Купленной едой, конечно, с ним не делились, но баланду свою тюремную он стал получать регулярно. Никто с ним не разговаривал, но это было только к лучшему. Не хотелось говорить Демиду ни с кем из этих. Лежал он на своем топчане и смотрел в потолок.
И так прошло четыре дня. А потом Демида снова посадили в «воронок» и повезли к следователю.
* * *
– Ну как вы, не одумались? – спросила следователь Фоминых.
– В каком смысле?
– Признание добровольное еще не решили написать? Наверное, не сладко сидеть в камере, где вас унижают?
– А меня никто не унижает, – заявил Демид. – признаваться мне совершенно не в чем, госпожа следователь. Я невиновен. Чист как стеклышко.
– Напрасно, напрасно вы это. Знаете ли, в тюрьме всякое может случиться. Вы уже притерпелись к побоям со стороны своих однокамерников? Это еще не самое страшное, что с вами будет, если...
– Никто меня не бьет! – Демид зло усмехнулся. – Ваш кум, Вахитов, вас неправильно информирует. Ужился я нормально с Парикмахером. И с кем угодно уживусь, потому что бить меня – очень неблагодарное занятие. Умные люди это начинают быстро понимать. Надоели мне ваши игры, гражданин начальница. Раньше или позже обвинение вам придется предъявить. У меня есть хороший адвокат. Очень хороший, уверяю вас. И денег на его оплату вполне хватит. Есть у меня деньги в заначке, только вы их не ищите, все равно не найдете. Руки у меня чешутся – не только вылезти на свободу, но и разобраться со всей этой ахинеей, которую вы мне шьете. Пока я вижу только одного человека, которому нужно засадить меня в тюрягу. Это вы, следователь Фоминых. Но мне непонятно, зачем вы хотите это сделать и кто стоит за вашей спиной...
– Я предъявлю вам обвинение, – произнесла Фоминых. – И дам вам возможность позвонить адвокату. Но для этого вы должны сделать одно дело.
– Какое?
– Вы покажете мне вашу линию. Вашу линию, да. Линию для производства мутантов.
– Что, это так важно для вас? – Демид вцепился глазами в лицо Фоминых – уловить хоть что-то, признаки заинтересованности в этом ледяном лице. – Зачем вам это? Хотите знать, как создаются животные-мутанты?
– Это не мне нужно. Нужно следствию. – Фоминых постучала по папке с бумагами. – Вы свои приборы прячете Бог весть где, а у нас нет времени возиться с каждым упрямым подследственным, как с наследным принцем, раскапывать, куда он там прячет свои клады. Покажете – будем с вами по-хорошему.
– Покажу. Но только при одном условии.
– Каком?
– Накормите меня по-человечески. И деньги мои верните – те, что в бумажнике лежали. Мне ваша баланда уже поперек глотки стоит.
– Хорошо. Бутерброды с чаем вас устроят?
– Да.
Дема торопливо жевал бутерброды. Жевал бутерброды с ветчиной и сыром, которые следователь Фоминых вытащила из своей сумки, домашние вкусные бутерброды, и запивал их горячим чаем из ее же чайника. Он был благодарен ей. В конце концов, приговоренный к смерти имеет право на последнее желание.
А она приговорила его. Он был в этом уверен. И эта поездка должна была оказаться последней в его жизни.
* * *
Ехали «на показ» все в том же «уазике», только на этот раз Дема был один в клетке. Как птичка. А конвойных было, как всегда, двое, и это вселяло в Демида надежду – если чертова баба решила пристрелить его, то, может быть, не будет это делать при свидетелях.
Ехали к Демиду в деревню. Там, в подвале большого бревенчатого дома, срубленного еще дедом Демида, находилось то, что интересовало Ольгу Игоревну Фоминых.
Приехали. Высадили Демида на лужайке перед домом – в наручниках, с сопровождением конвойных – красота! Любопытный народ высыпал посмотреть. Леха, сосед, крикнул через забор: «Чё случилось-то, Дем?» Дема хотел ответить, пошутить что-нибудь, но как-то не шутилось. Звякнул кандалами за спиной и пошел к дому.
Замок был на месте. Ключи Демиду выдали. Бумажник с деньгами и документами, правда, пока зажали... Дема долго возился с ключом – неудобно было в наручниках. Сопровождающие сопели за спиной. Наконец отомкнул ларчик. Вошли внутрь.
– Вот мои хоромы, – сказал Дема. – Может, чайку?
– Хватит! – Фоминых просто сгорала от нетерпения. – Весь день чаи гоняете, Коробов. Где там ваша аппаратура?
– А мы такие, зеки. Любим, понимаешь, чифирку попить. Нам ведь водочки не положено, начальник. А линия? Покажу сейчас. Сами убедитесь, что никаких собак на ней вырастить невозможно. Ошибочка у вас вышла. Убедитесь вот и отпустите меня с миром, Ольга Игоревна. Вот, сюда пройдемте...
Бормотал что-то успокоительное Демид, приговаривал, время тянул. А сам смотрел цепко на Фоминых, на битюгов ее, решал – сейчас его кончать будут или подождут маленько? Да нет, рано еще. Сперва он линию свою должен показать. Да и народу на улице много. Ошибся он, наверное, сегодня его убивать не будут. Неудобное для этого и время, и место.
А может, потом, по пути назад? Где-нибудь в лесочке?
– Браслетки-то снимите, а? Несподручно в этих железках в подвал лезть. Упаду еще.
Фоминых, как ни странно, молча подошла, ключиком щелкнула, сняла один наручник. Так они и остались болтаться на одной руке. Неудобно, конечно, да все же лучше. Хоть перекреститься можно, в случае неприятностей.
Дема опустился на колени, поднял люк пола. Щелкнул выключателем.
– Ничего себе! – Один из конвойных присвистнул. – Да у тебя тут целая лаборатория!..
Да, конечно, подвалом это можно было назвать с натяжкой. Целый подземный этаж. Они спустились по лестнице – прочной широкой лестнице, даже с перилами, и остановились перед мощной металлической дверью.
Дверь была приоткрыта.
– Ну, что вы встали? – Фоминых раздраженно смотрела на Демида, который стоял с ошарашенным видом. – Пойдемте туда.
– Подождите! – Дема начал приходить в себя, соображать. – Там
