сиянием ламп дневного света, мерным шумом вентилятора, разгоняющего душный, прокуренный воздух. Мила, как и учил ее Игорь, слегка согнула колени, но все равно не удержалась на ногах, повалилась на пол. Успела заметить, как два парня, сидящие к ней спиной за компьютерами, обернулись. Испуг в их глазах – понятно, не каждый день из ничего, из воздуха материализуются дамочки в блестящих инопланетных костюмах. В следующую секунду громадная фигура шагнула к парням, схватила их за волосы и рывком дернула с места. Сдавленные, захлебнувшиеся вопли, отвратительный хруст… Туман полуобморока заволок глаза Милы. Она сделала глубокий вздох, проморгалась – парни снова сидели в своих креслах, откинувшись на спинки, головы их безжизненно свесились набок. Игоря не было.
Мила вздрогнула, зажала рот ладонью, чтобы не закричать.
Мощные руки схватили ее сзади, поставили на ноги, встряхнули так, что клацнули зубы. Мила резко повернулась и встретилась с ледяным взглядом Иштархаддона – глаза в глаза.
– Тихо, – Хадди прижал палец к ее губам. – Не шуми, девочка. Иди обыщи ящики стола, найди мне еду.
Это был он, Хадди, без сомнения. Костюм, материализованный волей креатора, ничем не напоминал ассирийскую одежду – скорее, причиндалы американских коммандос: пятнистая униформа, прикрывающая бронежилет, ремни-портупеи, зеленые камуфляжные штаны, ботинки на высокой шнуровке. Геройский киношный прикид – вполне по вкусу великого воина Иштархаддона. Игорь исчез, уступил место своему жестокому братцу, владеющему искусством быстро и хладнокровно сворачивать врагам шеи.
– Ты убил их, – прошептала Мила, – прямо так, сразу…
– А как я должен был это делать? Вознести молитвы богам?
– Они – креаторы?
– Один из них. Был… Нам везет, девочка – мы сразу же убрали одного креатора. Иди найди мне еду. Я пойду к двери. Сейчас сюда придут другие.
«Повезло»… «Убрали»… Мила, глотая слезы, побрела к тумбочке, на которой стояла микроволновая печь, на мертвых парнишек старалась не смотреть. Открыла тумбочку – пусто. Холодильник рядом – внутри гора бутербродов, упакованных в прозрачную пленку. Опять повезло. Штук шесть шоколадок «Alpengold» – что, и этот креатор тоже балуется сладеньким? Баловался. Отбаловался.
Милена тупо сгребла провизию в пластиковый пакет. Представила, как
Дверь со стуком распахнулась, в комнату вломился детина с автоматом. Не обратил внимание на убитых программистов – сидели они тихо и мирно, достаточно естественно, а вот на Милену вытаращился сразу.
– Эй, ты кто? – он наставил на нее ствол, со щелчком снял автомат с предохранителя.
– Я это… – Слова разом улетучились из головы Милены, губы ее заледенели и едва шевелились. – Я… Я – Мила…
Пакет с едой хрустел в пальцах, сведенных судорогой ужаса. Где эта сволочь Иштархаддон-Игорь? Куда он делся? Бросил ее одну, на поругание бандитам?
– Значит, ты баба Принца, – определил человек, проявив удивительную осведомленность. – А где он сам?
– Н-не знаю…
– Лешка, Мишка! – крикнул детина, обращаясь к программистам. – Вы чего там пришипились? Ну-ка, бошки поверните!
Лешка и Мишка, само собой, не отреагировали. Охранник понял все сразу – резко побледнел мордой, сделал шаг назад, к двери, перехватил автомат правой рукой, поднял левую и потянулся губами к рации-браслету на запястье. Все, допрыгались. Сейчас здесь будет полный взвод.
Не успел парень. Голова его резко мотнулась вперед, глаза изумленно вытаращились, с губ сорвалось сиплое бульканье. Он сделал два шага вперед, пытаясь в агонии нажать на курок. Иштархаддон и в этом опередил его – вынырнул из-за его спины, выдернул из слабеющих рук автомат, ударил коленом в живот, свалив на пол. Нагнулся над охранником, выдернул из его кармана пистолет, приложил пальцы к его шее, щупая пульс.
– Готов! – сказал он громким шепотом. – Пошли! Идем по коридору, держись от меня в десяти шагах сзади. Если стрелять начнут, прячься везде, где только можно, голову сдуру не высовывай – зацепит. И еду не потеряй.
Обомлевшая Мила хотела было что-то вякнуть, возразить по привычке, но Хадди уже скользнул в дверь, держа в правой руке автомат, в левой пистолет. Двигался он бесшумно, в то же время так быстро, что Мила едва успевала за ним. Сердце ее безумно колотилось, казалось, что стук его гремит по всему коридору.
Желтые стены, облупившаяся масляная краска. Вдалеке что-то глухо бухает – монотонно, механически; запах перегретого метала, машинного масла – похоже, в самом деле фабрика. Незаметно отстать, потеряться, повернуть обратно и где-нибудь спрятаться. Подождать, пока все кончится. Победит ли этот зверь своих врагов, креаторов, или они навалятся скопом, смогут справиться с ним? Кто кого – уже неинтересно. Это не для нее. Она вообще не знает, что она здесь делает.
Хадди поворачивает за угол, и Миле становится еще страшнее – только не потерять его из виду, не остаться одной! Она вылетает из коридора и застывает в оцепенении – прямо на них идет тип с автоматом. Только что случилось с Хадди? Это уже не Иштархаддон, даже не Игорь, он уменьшился в росте, стал приземистым толстяком, идет вперевалочку, одет в серую замасленную спецовку и растоптанные ботинки. На голове – старая кепчонка, в руке – не автомат, а короткая лестница- стремянка.
– Стой, – говорит охранник, – ты кто такой, откуда?
– Штукатур я, – говорит толстяк, – из ремгруппы. Тут токо со вчера работаю.
– А… Ну ладно, – говорит охранник. А пацан тоже с тобой?
Они оба поворачиваются к Милене и она чувствует, как мочевой пузырь разом переполняется от страха, взлетает раздутым дирижаблем к самому желудку.
– А, Серёнька-то? – толстяк улыбается, лоснится лицом, топорщится усами, подмигивает. – Наш. Тожа штукатур.
Мила осторожно, не дыша, скашивает взгляд на свою девичью грудь – хоть и небольшую, но рельефно обтянутую бликующей бронированной тканью. Нет никакой девичьей груди, нет и брони. Потрепанные серые лацканы – такая же спецовка, как на толстяке. Мила глупо улыбается, кивает головой охраннику, едва не делает с перепугу реверанс. Интересно, как сейчас выглядит ее лицо? Небось, тоже усатое.
– Слушай, ты Олежку Балашова не видел? – спрашивает детина с автоматом.
– Это кто такой?
– Ну, со службы безопасности, как я.
– А, с пушкой который? Видел. Лежит твой Олежка трупом. Я ему позвоночник сломал.
Недоумение начинает округлять глаза охранника, но уже поздно – усатый толстяк бьет его стремянкой – наотмашь, в шею, с невероятной для человека скоростью. Парень отлетает к стене, оседает на пол, кровь бьет из рассеченной артерии фонтаном. Толстяк вытягивается на глазах, меняет внешность, снова становится Иштархаддоном Масловым, наклоняется над охранником и бесшумно сворачивает ему голову. Мила отворачивается, падает на колени. Ее уже не тошнит, ее рвет.
