– Вечер добрый. Ну что? Пошли в кафе, мороженое поедим.
– Пошли, – улыбнулся Юрий. – Сразу скажу – фуфло ваш знакомый полное.
– А ты знаешь, я почему-то так и подумал… О, ну и очередь!
– А давайте на улице у мороженщицы купим. Молочного, по два рубля. Дождя нет, посидим в сквере на лавке.
Так и сделали. Купили мороженое, уселись на скамейке в сквере. Смеркалось. Зажглись разноцветные фонари. Совсем рядом, на открытой сцене, играл духовой оркестр, неспешно прогуливались по аллеям солидные пожилые пары, обгоняя их, смеялись над чем-то своим молодые парни и девушки.
– Я, как только заговорил, сразу просек, что он в музыке – ноль, – облизывая языком мороженое, докладывал Юра. – О Рее Нобле не слыхал, об Оскаре Йосте – тоже. Даже Гленна Миллера – и того не знает, деревня! Но пластинки обещался достать! Сказал – есть у него, видать, деньги хотел выманить… Вот вы бы ему и дали! Вообще неприятный тип! – парнишка передернул плечами. – Слишком улыбчивый, липкий. Все меня в гости звал… Я согласился, как вы велели. Один бы – ни за что не пошел!
– Он назвал адрес?
– Да нет… Сказал, во вторник здесь же, на лавочке, и встретимся, ровно в девятнадцать ноль-ноль. Не поздно?
– В самый раз, – заверил Иван. – Не знаю, как и благодарить… Как в школе-то?
– Да так, ничего, обошлось, – Юра улыбнулся. – Строгача влепили, в следующий раз обещали из комсомола выгнать. Не знаю, как теперь и записи доставать. Придется на рынке…
– Ничего, выжди время…
– Ребята, одноклассники, меня на поруки решили взять. Колька-комсорг заступался… Класс у нас хороший, дружный… – Юрий доел мороженое. – Ну что? До вторника?
– О, боюсь, что нет, Юра! – покачал головой Раничев. – Наверное, мы к нему и не пойдем. К чему? Сам же говоришь – фуфло.
– Это уж точно! – со смехом заверил мальчик. – Гленна Миллера от Моцарта не отличит.
Простившись на Советской с мальчишкой, Иван было собрался домой, как вдруг остановился перед афишной тумбой. Сегодня, в девятнадцать тридцать, в местном театре давали «Ревизора»… А почему бы и нет? Раничев зашел в кассу и купил два билета в боковую ложу – уж какие остались.
Попросив водителя такси подъехать к дому через полчаса, Иван заглянул в комнату Нади. Сидя спиной к двери, та крутила ручку швейной машинки – перешивала сыну пиджак.
– Надюша, добрый вечер, – поздоровался Раничев. – Все шьете?
– Ой, – обернулась женщина. – Вы так неслышно подошли… Чай будете?
– Да, наверное, не успею…
Надежда усмехнулась и снова взялась было за ручку машинки, но Иван подошел ближе, и, наклонившись почти к самому уху женщины, тихо предложил:
– Надя, а давайте пойдем в театр? Вы же сами говорили, что давно не были.
– В театр? И когда же?
– Прямо сейчас!
– Сейчас?! – серые глаза Нади распахнулись удивленно-радостно, как глаза ребенка, увидевшего вдруг давно желаемый подарок. – Да вы шутите!
– Ничуть. Такси будет через полчаса.
Надежда встала со стула и пристально посмотрела Раничеву в глаза:
– Вы это серьезно, Иван?
– Более чем… Собирайтесь же, опоздаем!
– Даже не знаю… А впрочем, – Надя вдруг улыбнулась и махнула рукой. – Была не была – поехали! Геньке записку оставлю – придет с улицы, пусть ужинает сам, да там разогреть только.
– Он у вас самостоятельный, – похвалил Раничев.
Через полчаса Надежда была готова – длинное нарядное платье из дорогого темно-бордового крепа, на шее узенькая золотая цепочка с голубым камнем, приталенное пальто, шляпка.
– Вы – сама элегантность! – Иван, не удержавшись, галантно поцеловал даме ручку. С улицы донесся автомобильный сигнал.
– Кто заказывал такси на Дубровку? – пошутил Раничев.
– Куда? – Надежда недоуменно сверкнула глазами.
Иван расхохотался:
– В театр, в театр, Надя!
Наверное, в этом провинциальном театре Иван с Надеждой были самой элегантной парой – на них оглядывались, о них – явно о них – шептались. Раничев не обращал внимания, а Наде было приятно, она улыбалась, изредка кивая не столь уж и многочисленным знакомым. Видно было, что молодая женщина бывала здесь не так уж и часто – с любопытством озиралась, не боясь показаться смешной, что-то спрашивала…
Подняли занавес, и Раничев невзначай сжал своей спутнице руку. Да так и не отпускал до самого антракта – Надежда делала вид, что ничего не замечала… Или ей просто было приятно?
Хлестакова играл какой-то молодой актер, видимо, дебютант, ибо поначалу держал себя скованно – и это чувствовалось по игре, однако к концу первого действия разошелся и он, наряду со старшим актерским составом снискав свою долю аплодисментов.
В антракте Иван с Надей, как и вся прочая публика, отправились в буфет. Раничев посторонился в дверях, галантно пропуская вперед даму… и вдруг замер, поспешно отворачиваясь к большому, висевшему на стене, зеркалу. Душа Ивана похолодела – он едва нос к носу не столкнулся с одним из своих летних недругов – Виленом! Вернее, Виленом Александровичем Ипполитовым, молодым бюрократом из управления лесохимического завода, попортившим Раничеву немало крови еще летом, в пионерском лагере. Вилен был сволочью – опасной и злопамятной сволочью, к тому же – с такими же самыми сексуальными пристрастиями, как и у Кощея. Вполне вероятно – эти двое как-то связаны. Эх, как не вовремя…
– Уважаемый, позвольте пройти! – как назло, Вилен тут же возник перед носом Ивана. Не один, и не с дамой – с группой товарищей, видно, из того же управления, направленных профкомом на приобщение к культмассовым ценностям. Стоп! А где же тогда товарищ Артемьев, председатель профсоюзного комитета? Что-то не видно. Остался дома или схарчили, сволочи?! Если так – жаль, Артемьев был настоящим мужиком, честным, порядочным, веселым… Все хорошо, да только вот нынешний глава угрюмовского горкома партии товарищ Казанцев почему-то поддерживал Вилена. Вернее, это Вилен был его человеком, а местная верхушка (председатель профсоюзного комитета крупнейшего предприятия области – должность нешуточная!), наверняка формировалась по принципу личной преданности.
А ведь Вилен не узнал его, ручаться можно, что не узнал! Ну еще бы – летом Раничев был при бороде и вовсе не такой солидный, как сейчас. Иван обернулся к Надежде и тихо спросил, незаметно указывая на Вилена:
– Случайно не знаешь, кто этот молодой человек в темно-серой паре?
– Белобрысый такой, в очках?
– Да-да.
– Нет, – Надя покачала головой. – Не знаю. Он твой знакомый?
Как-то незаметно они перешли на «ты»…
– Да так, – пожал плечами Иван. – Вроде бы знал когда-то… А может, просто похож.
– Так подойди!
– Да ладно. В следующий раз как-нибудь.
– Иван Петрович!
Боже, это еще кто? Раничев резко обернулся… и тут же расслабился, увидев бригадмильца Сергея. Светлые волосы парня были тщательно зачесаны назад, дешевенький полушерстяной костюм выглажен так, что, казалось, стрелками брюк можно было запросто косить на лугах траву. Расстегнутый отложной ворот белой сорочки пижонски лежал поверх воротника пиджака, на лацкане которого краснел комсомольский значок.
– Здравствуй, Сережа, – Иван пожал парню руку. – Знакомься, это Надежда.
– Рад знакомству. Как вам спектакль? Правда, здорово? Иван Петрович, вы говорили…
