– Мне-то за что? Ладно, спать пора, поздно уже.
– Спокойной ночи.
Кинув на прощание, Раничев поднялся к себе и, аккуратно повесив на спинку стула одежду, лег, побыстрее забравшись под покрывало – все ж таки было прохладно. За узким окном мансарды, на деревянном столбе у дороги тускло светился фонарь, и черные тени ветвей бегали по дощатым стенам, словно картинки волшебного фонаря.
Иван вдруг прислушался – снизу, с лестницы, явно послышались чьи-то осторожные шаги. Вот они стали ближе, бесшумно распахнулась дверь… Раничев вздрогнул:
– Надя?
– А ты думал – кто? Сам же звал…
– Звал…
Надежда сбросила на пол халат и нагая бросилась в постель Ивана.
Назавтра явился Силыч. Он был явно взволнован и нервно теребил усики – куда-то запропастились Егоза с Кощеем.
– Как это – запропастились? – Раничев сделал вид, что не понял. – Пьют, наверное, где-нибудь. Проспятся – придут.
– Да нет, парень, – нехорошо осклабился бандит. – Впервой с ними такое. А Егозу – слышь ты – вроде бы как на вокзале видали. Может, легавые на хвост сели?
Иван размашисто перекрестился:
– Упаси Боже!
– Ладно, – надев кепку, Силыч поднялся с дивана. – Может, и впрямь рано икру метать? Надежда где?
– На работе.
– А, ну да, – главарь шайки зачем-то поглядел в окно, словно надеялся увидать там возвращающуюся с работы Надежду, и вдруг, резко выхватив из кармана финку, приставил ее к горлу Ивана:
– Ну что, фраерок? Вижу, отпробовал уже Надьку?
– У меня и без нее биксух хватает, – холодно отозвался Раничев. – Ножик-то убери, щекотно.
– Ишь, щекотно ему… – бандит явно не торопился убирать нож – не знал, дурачок, с кем связался!
– Ну убери, убери, – через силу улыбнулся Иван. – Хочешь – ко мне подымемся? У меня водка есть.
– Водка – это хорошо, – спрятав финку, Силыч пристально посмотрел на Раничева. – Однако ж водка под добрую беседу хорошо идет, так?
Иван засмеялся:
– Угадал ты, Николай Силыч. Очень хочу я с тобой с глазу на глаз побеседовать, прямо так хочу, что даже кушать не могу!
– Что ж, идем, погутарим…
Поднявшись к Раничеву в мансарду, уселись прямо на софу. Иван вытащил из-под стола опечатанную сургучом бутылку «Московской особой» и банку рыбных консервов, усмехнулся:
– Вот теперь доставай свой ножик, откроем!
– Ниче! – захохотал Силыч. – Я мануфактурой привык… Ну, будем!
По первой выпили не закусывая, потом все же открыли банку. Раничев и сам опьянел, конечно, не так, как бандюга, да и тот-то, честно говоря, больше куражился, а сам, нет-нет, да и зыркал на собутыльника волчьими злыми глазами. Так в этот раз и не поговорили толком – слишком уж пьяные были оба, да к тому же чувствовалось подспудно – не созрел еще Силыч для нужного разговора.
Назавтра главарь зашел снова, долго шептался о чем-то с Надеждой, как та потом рассказала – все выспрашивал об Иване, видно, решал, можно тому довериться или нет, ведь ни Егоза, ни Кощей так и не объявились.
На следующий день Иван уже и сам с нетерпение ждал, когда же, наконец, соизволит появиться Силыч – время-то шло, бежало, этак и до белых мух можно было здесь задержаться, что в планы Раничева, естественно, никак не входило. Ага, вот, показалась за забором знакомая кепка. В этот раз бандит специально пришел пораньше, чтобы поговорить наедине, без Надежды, видно, взыграло-таки любопытство. Усевшись за стол, зыркнул на Геньку:
– Погуляй-ка пока, парень.
Вытащил из карманов пару бутылок «Жигулевского», самолично открыл, наплескал в стаканы. Хлебнув, ухмыльнулся:
– Ну говори, чего ты хотел-то?
– Заказчик мой – ну, тот важный человек, о котором я рассказывал, на ноябрьские праздники за кордон собрался. Звонил я ему на днях, – Иван со значением прищурил глаза. – Артефакты ему нужны – старинные деньги, оружие, украшения – он ведь без досмотра едет. Возьмет все – и дорого. Это вам не по барахолкам кольчуги со щитами толкать – клиент солидный. Да чего ты молчишь-то, Силыч! Дело верное!
Бандит покачал головой:
– Дело-то, может быть, и верное, да эти-то губошлепы так и не объявились – ни Егоза, ни Кощей! Может, и впрямь в легавку залетели по глупости.
– И черт-то с ними, Николай Силыч! – громко засмеялся Раничев. – Обойдемся и так – меньше потом делиться.
– Ишь, – Силыч покачал головой. – Делиться ему не хочется… Фартовый ты парень, Ваня! Ну да тем мне и глянешься. Вот что, – он понизил голос. – Коль уж терки пошли серьезные… Так скажу – был у меня один кореш, Корявый кличка – вот его-то недавно по дурости взяли…
– Слыхал, Егоза рассказывал…
– Язык бы этому Егозе оторвать, – зло бросил Силыч. – И что он тебе натрепал?
– Будто этот ваш Корявый фраера какого-то по пьянке на машине сбил… Так ведь?
– Так, да не так… – главарь усмехнулся. – Нашли при нем вещицу одну – гайку золотую с камушком зеленым, перстенек красоты неописуемой… Так следователь, гад, притянул к нему одно громкое дельце…
– Что за дельце? – встрепенулся Раничев.
– Музей наш какие-то ловкие ребята грабанули, летом еще… Корявый маляву прислал – на музей его сейчас и колют! Он – ни в какую – ведь и в самом деле не мы его взяли, а Котька Гунявый с шайкой своей. Взял да отвалил на юга – ищи его теперь, лови ветра в поле. А нам отдувайся!
– Чего-то я не совсем понимаю, при чем к нашему делу Корявый и его перстенек?
– Не знаю, как тебе и сказать… – Силыч вздохнул. – Все равно не поверишь. Я поначалу тоже не верил… пока сам не сходил. В общем, ежели в грозу подойти к старой башне, то… А, сам потом все увидишь! Чего зря болтать-то? Одно пока уразумей – без перстнька этого не будет и цацок или как их?
– Артефактов. А откуда у Корявого перстень? Бабушкино наследство?
Бандит с усмешкой посмотрел на Ивана:
– Ты про экспедицию академика Герасимова слыхал?
Раничев вздрогнул:
– Слыхал… Он вроде как гробницу какую-то раскопал в Средней Азии, до войны еще.
– Эх ты, темнота, – неожиданно засмеялся Силыч. – Какую-то гробницу… А мавзолей самого Тамерлана не хочешь?!
– Да ну!
– Вот тебе и ну! А в рабочих, тех, что с Герасимовым копали, у Корявого корешок был, Викентий… Он-то перстенек и замылил, прямо из гробницы. А потом как-то однажды в грозу… А, все равно не поверишь, пока сам не увидишь! В общем, без перстня мы с тобою никак не обойдемся.
– Ну дела-а, – Раничев удивленно развел руками. – Выходит, этот перстень сам Тамерлан носил?
– Викентий сказал – прямо на…
Глава 17
Осень 1949 г. Угрюмов. Следователь Петрищев
Они на меня кучей, у меня сердце разыгралось, я пошел их шшолкать…»
…на безымянном пальце.
