крикнул ей в самое ухо.
Затем он принялся теребить патриция, вслед за ним — Достабля. Тела их немного отклонялись, но каждый раз возвращались в прежнее положение.
— Это клик во всем виноват, — прошептал он. — Картинка имеет над ними какую-то власть. Но какую? Это самая обычная картинка, не лучше и не хуже остальных. Магия в Голывуде никогда не применялась. Во всяком случае… в обычном своем виде…
Продравшись сквозь упругие турникеты колен, Виктор выскочил в проход и бегом, по колено в тумане, припустил наверх. Мигом позже он колотил в дверь рубки Безама. Не дождавшись ответа, он выбил ее плечом.
Безам сосредоточенно внимал событиям на экране через маленькое квадратное оконце в стене. Ящик для переброски картинок издавал радостное кликанье. Его ручку никто не вращал. По крайней мере, поправился Виктор, он не видел того, кто это делал.
Вдали что-то загрохотало. Пол и стены задрожали.
Виктор взглянул на экран. Да, этот отрывок был ему знаком. Он шел как раз перед сценой пожара в Анк-Морпорке.
Бег мысли набирал обороты. Как звучит известная максима насчет богов? Дескать, боги существуют постольку, поскольку существует вера в них. Но это можно толковать шире. Реальность есть то, что происходит в головах у людей. Сейчас он видел сотни людей, искренне верящих в реальность того, что являлось их взорам.
В поисках ножниц или ножа Виктор начал копаться в хламе на верстаке Безама, но ничего путного не обнаружил. Аппарат продолжал жужжать, отматывая реальность из будущего в прошлое.
— Ну что, надеюсь, сегодня я действительно кого-то спас? — раздались где- то позади слова Гаспода, но Виктор не обратил на них внимания.
В разноголосице мыслей, обыкновенно переполняющих мозг, преобладают мысли несущественные. Лишь в случаях крайней необходимости удается заставить их умолкнуть. Так произошло и на этот раз. И наконец, в абсолютной тишине звонко пропела одна ясная, четкая мысль, которая до сей поры тщетно молила, чтобы ее выслушали.
Предположим, существует такое место, где слой реальности чуть тоньше, чем повсюду. И предположим, ты сделал нечто такое, что еще больше истончило реальность. Книгам такое не под силу. Не под силу и обыкновенному театру — ибо в душе зритель всегда понимает, что смотрит на актеров, разыгрывающих пьесу. Только Голывуд через зрение проникает прямиком в мозг. И сердце подтверждает зрителю: то, что он видит, — реально. Такое под силу лишь кликам.
Вот что случилось в недрах Голывудского холма. Жители старого города использовали прореху в реальности для того, чтобы развлечься. И развлекались до тех пор, пока Твари их не настигли…
История повторяется. Люди опять начали жонглировать факелами в пороховом погребе. А Твари не спускают с них глаз…
Но почему все это продолжается!? Ведь он
Картинка кликала не умолкая. Ящик для переброски картинок окутала, как ему показалось, таинственная дымка.
Виктор уцепился за ручку сбоку от ящика. Она было чуть-чуть поддалась, но потом переломилась. Осторожно пересадив Безама на пол, Виктор поднял стул над головой и что было сил саданул по ящику. Стул разлетелся в щепки. Тогда он открыл заднюю стенку ящика и вытащил оттуда саламандр — но на экране по-прежнему выплясывали кадры.
Здание снова содрогнулось.
«Тебе дается один-единственный шанс, — подумал он. — Либо ты его используешь, либо погибаешь».
Он снял и намотал на руку рубашку. Затем просунул руку в ящик, дотянулся до играющей бликами дорожки и схватил ее.
Раздался щелчок. Ящик рвануло назад. Мембрана, разматываясь с бобины, свила несколько лоснящихся колец, которые было метнулись в сторону Виктора, но тут же скользнули на пол.
Кликаклик… а… клик.
Бобины перестали вращаться.
Виктор опасливо поворошил ботинком спутанную ленту и почти удивился, когда она не попыталась его тем или иным способом ужалить.
— Ну что, спасли мы этот мир или нет? — поинтересовался Гаспод. — Хотелось бы наконец определиться.
Виктор взглянул на экран:
— Нет.
Движущиеся картинки не исчезли. Они были не очень четкими, но он по- прежнему видел расплывчатые очертания Джинджер и свои собственные — они отчаянно цеплялись за существование. Кроме того, сам экран пришел в движение. Он пучился, выдавался вперед — так колеблется в бассейне остывшая ртуть. Это зрелище будило неприятные воспоминания.
— Они настигли нас, — сказал Виктор.
— Кто?
— Помнишь свои разглагольствования о всяких мерзких тварях?
Гаспод наморщил лоб:
— О тех, доисторических?
— Ну, вряд ли они доисторические. Сомневаюсь, что они вообще когда-либо существовали, — поправил его Виктор. — Мир, из которого они вышли, не знает времени.
Среди публики наметилось движение.
— Надо срочно вывести всех из зала, — сказал Виктор. — Лучше поторопиться, пока не началась суматоха…
Из зала донеслись истошные вопли. Публика приходила в себя.
А с экрана сходила Джинджер. Она была в три раза крупнее своего оригинала. Плоть ее совершенно отчетливо мерцала. Она была все еще отчасти прозрачна, однако уже обладала немалым весом — пол под ее ногами прогибался и трескался.
Публика переползала друг через друга, лишь бы побыстрее выбраться наружу. Виктор с боем продрался сквозь встречный поток людей — в этом ему отчасти помогло кресло Сдумса, которое как раз неслось в противоположном направлении, сметая все на пути. Его хозяин наотмашь молотил тростью по людским спинам и вопил:
— Э-ге-гей! Все только начинается!
Заведующий кафедрой поймал в толпе руку Виктора.
— Так было задумано с самого начала? — крикнул он.
— Нет!
— А может, это какой-нибудь особый эффект? — с надеждой в голосе спросил завкафедрой.
— Может. Если только за последние двадцать четыре часа создатели эффектов сумели довести их до
Завкафедрой смерил его испытующим взглядом:
— Ты, если не ошибаюсь, наш воспитанник Виктор.
— Именно так. Прошу меня простить.
На этом Виктор расстался с остолбеневшим волшебником и бросился к ложе, где они сидели вместе с Джинджер. Взгляд девушки был прикован к Твари, принявшей ее образ. Монстроподобная Джинджер водила головой в стороны и мигала, но очень медленно, словно ящерица.
