Достабль смущенно ухмыльнулся.
— Видишь ли, я как рассудил, — сказал он. — Если народ после одной маленькой, быстро промелькнувшей картинки начинает валом валить за товаром, то что будет, если эту картинку показывать им целых пять минут?!
Солл долго внимательно смотрел на дядю.
— Кстати, ты меня ужасно огорчил, — продолжал Достабль. — Ты не захотел мне поверить. Ты не доверяешь собственному дяде. И это после того, как я торжественно поклялся тебе, что никогда не стану впредь связываться с этим делом! Ты плюнул мне в душу, Солл. Нанес мне тяжкое оскорбление. Что случилось с этим миром? Все понятия о достоинстве, о чести исчезли!
— Это, наверное, потому, что ты нашел для них хорошего покупателя, дядя.
— Ты меня ужасно огорчил, — повторил Достабль.
— Но ты нарушил свое обещание.
— Это совершенно разные вещи. То была чистая коммерция. А это — семья! Ты должен научиться верить членам своей семьи. В первую очередь — своему дяде.
— Ладно, ладно, впредь буду верить, — пожал плечами Солл.
— Обещаешь?
— Да, дядя, — улыбнулся Солл. — Даю торжественную клятву.
— Ну вот и умница!
На противоположном крае ложи Джинджер и Виктор таращились в слепой экран, цепенея от жуткого предчувствия.
— Ты уже понял, что сейчас начнется? — проговорила Джинджер.
— Да. Из углубления в полу послышится музыка.
— Значит, в той пещере… действительно раньше показывали клики?
— В каком-то смысле, — осмотрительно сказал Виктор.
— Но здесь, по крайней мере, экран как экран. Он не похож на… в общем, это просто экран. Хороший, добротный холст. А не…
Внезапно из передней части зала их обдало странной звуковой волной. Под клацанье механизма и шипение расступающегося воздуха из недр пола медленно восставала дочь Безама Каллиопа. Пальцы ее давили на клапаны крохотной свирели с той неподражаемой страстностью, которая сохраняется только после самых первых занятий музыкой. Два дюжих тролля, раздувающие мехи где-то за сценой, старались не уступать ей в усердии.
Внизу, в партере, декан передал заведующему кафедрой небольшой пакетик.
— Изюм в шоколаде, — пояснил он.
— А выглядит, как крысиный помет, — сказал завкафедрой.
Декан перевел взгляд на пакетик и помрачнел:
— А ведь это он и есть. Минуту назад я уронил пакет на пол. А когда собирал, то еще подумал: что-то, думаю, много рассыпалось…
— Тс-с-с! — послышалось сзади. Костлявый череп Сдумса развернулся со скоростью магнитной стрелки.
— Шик, блеск! — гаркнул он. — Еще пару пенсов, и этот ослик — ваш!
Свет в зале продолжал таять. Вспыхнул экран. Затем возникла первая цифра, и счет, быстро мигая раскадровкой, пошел по убывающей.
Каллиопа впилась глазами в раскрытую перед ней партитуру, закатала манжеты, откинула волосы, щекотавшие ей глаза, и ринулась в удалую атаку на нечто, подававшее признаки старого анк-морпоркского городского гимна[26].
Огни в зале погасли.
Небо рябило и переливалось. С туманом это явление не имело ничего общего. Над землей витал серебристый свет с сиреневыми бликами, напоминающий гибрид облака и молнии.
Дальше, по направлению к Голывуду, небо светилось все сильнее. Это бросалось в глаза даже из небольшого проулка, примыкающего к заднику заведения Шэма Харги «Реберный дом», где две собаки наслаждались еще одним особым предложением «Все-Что-Можешь-Откопать-В- Помойке-Задаром».
Лэдди вскинул морду и зарычал.
— Понимаю тебя, — кивнул Гаспод. — Но ничего не поделаешь, знамение. Помнишь, я говорил о всяких предвещаниях?
По его шкуре пробежал разряд искр.
— Пошли, — сказал он. — Надо сказать людям. Ты же у нас в этом деле большой дока.
Кликликликакликаклика…
Только этот звук раздавался в «Одиозе». Каллиопа перестала играть и вместе с другими уставилась на экран.
Рты были открыты; они закрывались лишь затем, чтобы пережевать очередную порцию попзёрна.
Краем сознания Виктор понимал, что он видит плод своих усилий. Он пытался отвернуться. Даже сейчас какой-то голосок в его голове нашептывал ему, что происходит что-то неладное, но он его почти не слышал. Все идет, как идет. Вместе с другими он затаил дыхание, когда героиня начала свою борьбу за старый семейный рудник в Охваченном Безумием Мире… Посреди сцены кровопролитной битвы его начала колотить дрожь.
А собравшееся на балу общество виделось ему сквозь романтическую дымку. Его…
…Его ужалило под коленкой что-то холодное, липкое. Будто к штанине приложили полурастаявший кубик льда. Можно было попробовать не обращать на этот кубик внимания, но ощущение не отступало.
Виктор опустил взгляд.
— Прошу прощения, — произнес Гаспод. Виктор сосредоточил взор на новом предмете.
Но спустя мгновение глаза сами собой вернулись к экрану, на котором его гигантская копия целовала гигантскую копию Джинджер.
Липучая прохлада вновь растеклась по ноге. Он опять вынырнул на поверхность.
— Если хочешь, я могу укусить, — предложил Гаспод.
— Я, э-э, я…
— Могу укусить так, что взвоешь, — уточнил пес. — Ты только скажи.
— Не надо, э-э…
— Я говорил тебе о предвещании. Предвещание, предвещание, предвещание. Лэдди лаял, пока не охрип. А никто даже ухом не пошевелил. Вот я и прибегнул к старой дедовской технике — холодным носом ткнуть. Еще ни разу не подводила.
Виктор огляделся. Остальная часть публики прилипла к экрану. Создавалось впечатление, что они готовы остаться здесь наве… наве…
Навечно.
Виктор приподнял руки над подлокотниками кресла. Из пальцев с треском посыпались искры. Воздух приобрел маслянистость — верный признак мощного скопления магического потенциала, о чем знают даже студенты-первокурсники магических наук. В партере клубился туман. Глупость, конечно, но туман от этого никуда не девался. Он стелился по полу подобно бледному серебристому пледу.
Виктор потряс Джинджер за плечо. Помахал перед глазами рукой. Что-то
