Повар, похоже, пришел в панику.
— Это же яйца, да? — нервно спросил он. — Никогда раньше не готовил яйца, сэр. Он ест одно сырое с бифштексом по пятницам, и миссис Роскошь обычно выливала два сырых в джин с апельсиновым соком по утрам, и на этом наши отношения с яйцами заканчиваются. У меня тут свиная голова маринуется, если хотите. Еще есть язык, сердца, мозговая кость, овечья голова, хороший кусок подгрудка, селезенки, биточки, легкие, печенка, почки, беккли…
В юности Мойсту часто преподносили многое из этого меню. Это было именно той едой, которую следовало подавать детям, если вы хотели, чтобы они освоили навыки неприкрытой лжи, ловкости рук и камуфляжа. Ясное дело, Мойст прятал такие странные подрагивающие кусочки мяса под овощи, иногда получая картофелину высотой в три десятка сантиметров.
Его озарило.
— Вы часто готовили миссис Роскошь?
— Нет, сэр. Она жила на джине, овощном супе, ее утренних тониках и…
— Джине, — твердо закончила Пегги.
— Так вы в основном собачий повар?
— Кинологический, сэр, если вам все равно. Может, вы читали мою книгу?
— Весьма необычный выбор пути, — заметил Мойст.
— Ну, сэр, это позволяет мне… Так безопаснее… Ну, по правде говоря, у меня аллергия, сэр. — Вздохнул повар. — Покажи ему, Пегги.
Девушка кивнула и вынула из кармана потрепанную бумажку.
— Пожалуйста, не произносите этого слова, — предупредила она и подняла листочек.
Мойст уставился на него.
— Просто без этого в службе обеспечения не обойтись, сэр, — печально сказал Эймсбери.
Сейчас было не время, действительно не время для этого. Но если ты не проявляешь участия к людям, то ты в душе не ловкий мошенник.
— У вас аллергия на ч… Эту штуку? — вовремя поправился Мойст.
— Нет, сэр. На слово, сэр. На деле с самим предметом я справляюсь, могу даже есть, но вот звучание, оно, ну…
Мойст опять посмотрел на слово и печально покачал головой.
— Так что мне приходится избегать ресторанов, сэр.
— Понимаю. А как вам слово… Слог?
— Да, сэр, понимаю, к чему вы клоните, я уже с этим сталкивался. Час мок, челнок… Никакого эффекта!
— Значит, только чеснок… Ой, простите…
Эймсбери застыл с пустым выражением лица…
— О боги, мне так жаль, я честно не хотел… — начал Мойст.
— Я знаю, — устало сказала Пегги. — Слово само пробивается, да? Он будет так стоять пятнадцать секунд, потом кинет прямо перед собой нож, потом где-то четыре секунды будет говорить на беглом Квирмском, а потом с ним все будет нормально. Вот, — она всунула Мойсту миску с коричневой массой, — вы возвращайтесь с ирисками, а я спрячусь в кладовой. Я привыкла. И омлет я вам тоже могу сделать.
Она вытолкнула Мойста за дверь и захлопнула ее.
Он поставил на пол миску, что сразу же заняло полное внимание мистера Непоседы.
Смотреть, как собака пытается прожевать большой комок ириски — занятие, достойное богов. Смешанное происхождение мистера Непоседы подарило ему поистине удивительную быстроту челюстей. Он счастливо кувыркался по всему полу с выражениями морды попавшей в стиральную машину отшлифованной горгульи.
Через несколько секунд Мойст отчетливо услышал звонкий удар и подрагивание ножа в дереве, а затем последовал крик:
Раздался стук в двойные двери, после чего сразу же вошел Бент. Он держал большую круглую коробку.
— Ваши апартаменты готовы и ждут вас, Начальник, — объявил он. — Точнее сказать, мистера Непоседы.
— Апартаменты?
— Ну да. У председателя есть апартаменты.
— А, эти апартаменты. Председатель, как и раньше было принято, должен жить над лавкой?
— Вот именно. Мистер Криввс был так добр, что дал мне копию условий наследия. Председатель должен каждую ночь спать в банке…
— Но у меня прекрасная квартира в…
— Кхем. Это Условия, сэр, — сказал Бент и великодушно добавил: — Вы, конечно, можете занять кровать. Мистер Непоседа будет спать в своем ящике для входящих. Если хотите знать, он в нем родился.
— Я должен оставаться здесь взаперти каждую ночь?
Вообще-то, когда Мойст увидел апартаменты, такая перспектива стала казаться не таким уж и наказанием. Прежде чем он нашел кровать, ему пришлось открыть четыре двери. В номере были столовая, раздевалка, ванная, отделенная уборная со сливом, дополнительная спальня, передняя у кабинета, которая была чем-то вроде общей комнаты и еще один маленький личный кабинет. В главной спальне была огромная дубовая кровать с парчовым пологом, в которую Мойст сразу влюбился. Он прилег, чтобы оценить размер. Было так мягко, что создавалось впечатление, что лежишь в гигантской теплой луже к…
Он резко сел.
— А миссис Роскошь… — с нарастающим ужасом начал он.
— Она умерла, сидя за своим столом, Начальник, — успокаивающе отозвался Бент, развязывая бечевку большой круглой коробки. — Мы заменили стул. Кстати, завтра ее похороны. Кладбище Мелких Богов, в полдень, только члены семьи по приглашению.
— Мелких Богов? Как-то слишком дешево для Роскошей, правда?
— Думаю, многие предки Миссис Роскошь там похоронены. Она мне однажды по секрету сказала, что будет проклята, если останется Роскошью целую вечность. — Послышалось шуршание бумаги, и Бент добавил: — Ваша шляпа, сэр.
— Какая шляпа?
— Начальника Королевского Монетного Двора, — Бент поднял ее.
Это был черный шелковый цилиндр. Когда-то он был блестящим. Теперь он был в основном вытершимся. У старых бродяг бывали шляпы получше.
Он мог бы быть оформлен в виде большой кучи долларов, мог бы быть короной, мог быть покрыт украшенными драгоценными камнями сценками, изображающими века присвоения чужого добра, прогресс доступной валюты от соплей до маленьких белых ракушек и в итоге до золота. Он мог бы говорить что-то о волшебстве денег. Он мог бы быть
Черный цилиндр. Никакого стиля. Совсем никакого стиля.
— Мистер Бент, вы можете с кем-нибудь договориться, чтобы они сходили в Почту и принесли сюда мои вещи? — попросил Мойст, мрачно глядя на рухлядь.
