сказала, что тут сидел хромой майор со шрамом на лице, который не мог быть вашим приятелем, потому что и в звании и возрастом много старше вас.
'Ее зовут Серена', — вспомнил Кирилл.
А Серена продолжала тараторить:
— Сама не знаю почему, старшина, но я вас тогда обманула. Тут сидел вовсе не мужчина, а дама, а я так и не понимаю, почему я тогда вам…
— Стоп! — рявкнул Кирилл, обмирая.
— Ч-чего? — растерялась официантка, прижимая руки к груди.
— Подожди, Серена. Подожди… — У Кирилла перехватило дыхание, и он закашлялся. А откашлявшись, попросил виновато: — Извини, пожалуйста! Повтори еще раз. Кто тут тогда сидел?
— Дама, говорю, сидела. Не знаю, почему я сказала вам про муж…
— А какая она из себя, эта дама? — спросил Кирилл, снова обмирая.
— Симпатичная такая блондинка, с большими голубыми глазами и очень красивым голосом. Вся в черном была, но одежда не траурная. Блузка, штаны 'под кожу' и сапоги такие… такие… Я бы сама такие купила.
Мариэль!… Неужели?
Кирилл схватил чашку кофе и залпом выпил ее. Потом вскочил:
— Спасибо тебе, Серена! Большое спасибо, девочка! Ты даже не представляешь, как мне помогла.
Серена сложила руки на передничке и опять затараторила:
— Пожалуйста, старшина! Я уже на следующий день удивлялась, зачем обманула вас. Как затмение какое-то нашло… И я хотела было отыскать вас, но разве отыщешь? Я ведь даже имени вашего не знала. А и знала бы, так в справочной не дадут никаких справок. Секретность, я понимаю…
Она бы и еще говорила и говорила, но Кирилл поднял руку:
— Извини, мне пора! — и был таков.
64
В особый отдел он прибыл за пятнадцать минут до назначенного времени. Предъявил охране персонкарту, проследовал к нужному кабинету, подождал, сидя на скамейке, возле двери.
Ровно в тринадцать часов его вызвали.
Следователем оказался немолодой прапор. Судя по всему, еще совсем недавно он был самым обыкновенным безмундирником, служил под началом какого-нибудь районного прокурора и собирал доказательства вины сутенеров и наркоторговцев, но вот призвали человечка на военную службу и полетел он за три девять планет на Периферию, а дома остались мягкая сдобная булочка-супруга и двое недорослей, мечтающих о безбедной и беззаботной жизни…
Кирилл помотал головой. Что это он? С какой стати такие мысли? У прапора, может, и нет ни семьи ни дома, только служба на благо да двое детей от двух любовниц…
— Я бы хотел послушать вашу версию относительно случившегося, — сказал прапор. — Как вы думаете, почему рядовой Спиридонов напал на вас?
'Интересно, — подумал Кирилл, — сколько таких прапоров занимается такими спирями по всему Корпусу?'
Впрочем, это были пустые мысли, Кирилл отбросил их и принялся рассказывать свою версию.
В этой версии не было обрезка, безумно влюбленного в метелку, которая врюхалась в другого обрезка, которому она почти до фомальгаута, но который не постеснялся вставить ей кол, воспользовавшись девичьими слабостями, обусловленными природными женскими инстинктами. В версии Кирилла присутствовали жестокие схватки с гос… с ксенами, постоянные потери боевых товарищей и нервный срыв одного из друзей, обусловленный тяжелым ранением очередной боевой подруги, которая была своим парнем и прикрыла собой товарища, угодив в госпиталь со сломанным позвоночником.
Выслушав его, прапор мягко улыбнулся — наверное, именно так он улыбался воркованию своей сдобной булочки — и сказал:
— Старшина, мне, в общем-то, понятно ваше желание отвести удар от товарища, хотя причины этого желания мне понятны не совсем. На вашем месте любой бы воспользовался возможностью убрать с дороги соперника, пусть и неудачливого пока, но имеющего возможность перейти рано или поздно в разряд соперников удачливых.
Кирилл только пожал плечами.
— Не думаете ли вы, что я по этому делу вызвал вас первым? — продолжал прапор. — У меня уже имеется подробный рапорт прапорщика Малунова, и на основании этих показаний я могу сделать совершенно однозначный вывод, что причина правонарушения вовсе не в нервном срыве, обусловленном потерями в тяжелых боях. Причина заключается в личном неприязненном отношении к вам со стороны рядового Спиридонова, а тут исходом должно быть вмешательство правоохранительных органов, а не медицины.
Судя по манере говорить, прапор был способен мыслить исключительно логически и был намерен настоять на своем, а потому от него вполне можно было ожидать ржавых пистонов, однако Кирилла это мало волновало.
Решение принято, и он от него не отступит.
— Я ведь могу допросить рядовую Заиченко, — сказал прапор, в упор глядя на Кирилла. — И когда я представлю ей перспективы дела, вашей подруге придется выбирать.
'Кол тебе в дюзу! — подумал Кирилл. — Вот еще не хватало, устраивать Ксанке твои допросы!'
Следователь, похоже, принимал решительность Кирилла за нерешительность, за неумение сделать выбор между ложным чувством товарищества и борьбой за дисциплину, чего бы она, эта борьба, не стоила.
— Вы поймите, старшина, — сказал он жестко. — Галактическому Корпусу наплевать на ваше отношение к арестованному. Галактический Корпус требует жесткой дисциплины, поскольку все мы вступили в смертельную схватку с коварным врагом, и здесь внутренний комфорт отдельно взятого старшины не стоит волоса с головы галакта, погибшего из-за слабого уровня дисциплины в его подразделении.
Наверное, прапор имел в виду какого-то конкретного бойца, но он не был галактом, поскольку галакт не сказал бы 'наплевать на ваше отношение', галакт сказал бы 'до фомальгаута ваше отношение'. Нет, прапор был безмундирником, по прихоти судьбы нацепившим на себя иссиня- черную форму ГК, и слова его были словами безмундирника, и мысли его были мыслями безмундирника, и поведение его было поведением безмундирника, вместо чести и достоинства делающего упор на лицемерие и двуличие.
— У меня нет другой версии, — сказал Кирилл.
— Что ж, — вздохнул прапор, — тогда я должен возбудить против вас уголовное дело за дачу ложных показаний. — Он издал еще один неискренний вздох. — Вам это надо?
— Мне надо, — сказал Кирилл, — чтобы моего боевого товарища оставили в покое. Мне надо, чтобы он вернулся в расположение базы 'Незабудка А-три'. Этого, прапорщик, требуют интересы государственной безопасности. — И Кирилл произнес действующую на этой неделе ключ- фразу.
У прапора отвалилась челюсть. Впрочем, он сразу взял себя в руки.
— Хорошо, — сказал он. — Но ведь вы знаете, что я буду должен подать
