Гизеллу. Вчерашний день все изменил, спутал выношенные планы.
Судьба, будто щенка, схватила его за шкирку и ткнула носом в лужу, заставляя в единый миг отказаться от всего, чем он жил последние годы. Да что там годы? Еще отец его пытался сбросить ярмо ненавидимой им власти потомков Меровея. Ему не удалось, хотя он и был к этому близок. Все, что тогда он смог – отвести от себя подозрения и дальше служить верой и правдой, ожидая, когда настанет подходящий час для удара. Час не настал, он так и умер, окруженный почетом, с выражением жесточайшего разочарования на лице.
Теперь, выходит, так же не удалось и ему самому. Быть может, этот проклятый род, эти похищенные из адской бездны семена огня и впрямь защищает некая высшая сила, недоступная пониманию смертного человека?!
В любом случае немыслимо, чтобы юный Дагоберт простил своему майордому, пусть даже и первому из присягнувших, участие в убийстве отца. Он и сам не простил бы!
Быть может, плюнуть на клятву, помочь Брунгильде или самому отвлечь как-то Дагоберта и его невесть откуда взявшихся сторонников, дать сестре возможность опередить наследника престола у тайного грота? А может, и вовсе попробовать самому?! Вот только как это сделать? Если не выйдет – придется туго! В лучшем случае придется мириться с властью Дагоберта, быть первейшим из первых, но под его рукой. Конечно, до поры, до времени… Когда наступит та пора, когда придет то время?! И наступят ли они вообще…
– Мы уже совсем близко, – произнес он вслух. – Но, быть может, мой повелитель устал? Мы скачем без остановки несколько часов.
Дагоберт коротко мотнул головой. Ему было не до заботливых речей вчерашнего злейшего врага. Его отец парил в небе за много лье отсюда, точно изводя своими маневрами двигавшуюся впереди небольшого войска Брунгильду. Предложенный Рейнаром план действовал. Стоило яростной воительнице сделать шаг в сторону тайного захоронения, как дракон разворачивался и проносился над ее головой, ввергая человекообразную гарпию в состояние, близкое к буйному помешательству.
Она порывалась устремиться следом, расправив крылья, но человечья шкура и властный приказ далекой силы вынуждали совсем к иному. Брунгильда выла, скрежеща зубами, ревела подраненным медведем, вгрызалась в кромку щита, терзая его, словно охотничий пес – кабаний бок. И… почти не двигалась с места.
– Я вижу трех человек, – сообщил дракон. – Они приехали на крестьянских мулах. Один из них что-то протягивает Брунгильде и устремляется прочь, другие за ним. Она читает. Э-э-э, не так быстро! Куда это она?
– К Реймсу, – безмолвно ответил отцу юный Дагоберт.
– Что такого у нее в Реймсе? – в голосе дракона слышалась обиженная нотка. – Она даже обо мне забыла!
– Она решила, что ее обманули, и тем самым позволила обмануть себя.
– Что ж, замечательно! Поспеши, мой мальчик. До урочного часа осталось совсем немного времени.
– Все удалось! – поворачиваясь к скакавшему рядом Лису, крикнул Дагоберт. – Брунгильда, сломя голову, мчится к Реймсу.
–
–
–
На каменных сводах плясали отблески погребального костра. Всю дорогу от грота, где покоились заваленные камнями останки правителя, до пещеры, выбранной Дагобертом для последнего обряда, наследник престола был молчалив. Те несколько часов дороги, когда испуганные лошади мчали покоящееся на импровизированных носилках мертвое тело, он не сводил глаз с лица того, кого еще совсем недавно называл отцом. Едва достигнув входа в драконий лабиринт, он велел занести туда тело и положить его на гладкий широкий камень, будто только и дожидавшийся часа стать местом для погребального костра. Затем все, даже Гизелла, вышли, оставив принца наедине с земным отцом. Повелительница франков рыдала на плече у Благородной Дамы Ойген, та что-то приговаривала, тихо и успокаивающе. Лис с Карелом держались поодаль.
Сергея в эти минуты куда больше волновала судьба Бастиана. Оставив «вопросы культа культуристам», он обсуждал с учеником варианты действий, стараясь несколько укротить свой язвительный нрав, чтобы не вогнать в депрессию полководца поневоле.
Отсветы пламени рисовали дико выплясывающие тени на стенах пещеры, гул огня становился все сильнее, но, прорываясь сквозь него, снаружи слышались обрывки неведомых слов непонятного гимна, выводимые голосом юного Дагоберта. Гул все нарастал, казалось, пещера превращается в огромную боевую трубу, и ее зов вот-вот поднимет венценосного мертвеца.
«Что же теперь будет? – глядя на темный провал в скале, волновался майордом. – А что если порождение огня, новый дракон, сейчас вырвется отсюда, да и сожрет меня без лишних слов?!». Он представил над своей головой кипящие праведным гневом огненные глаза, языки пламени, вырывающиеся из пасти, и мурашки побежали по его спине, перегоняя друг друга. Пипин с надеждой поглядел на Фрейднура – этот не побежит, он будет драться до конца, не станет искать лазейки и просчитывать шансы, спокойно умрет с улыбкой на устах и кровью врага на мече.
Но то Фрейднур, а он-то сам не таков! Ему как раз очень даже есть дело до лазеек и шансов! «Может, сейчас, пока никому нет до меня дела…» Пипин снова бросил взгляд на голубоглазого исполина. Тот завороженно вглядывался в озаренную пламенем глубину пещеры. Майордом сделал несколько робких шагов в сторону и замер, стараясь оставаться незамеченным. «Бежать или остаться и ждать своей участи? А куда бежать?»
Гул внезапно стих. Принц Дагоберт вышел из каменного провала. Лицо мальчишки было непроницаемо сурово. То ли пепел, то ли ранняя седина тронули его виски.
– Я знаю имя и место, – сказал, как отрезал. – Мы отправляемся туда!
Новость, пришедшая в импровизированный лагерь, повергла в шок разухабистую толпу, мгновение назад собиравшуюся присягать новому правителю. Нынешняя их дорога оказалась щедра на повороты. Совсем недавно они радовались победе майордома и его сестры, затем приветствовали высокородного Пипина, отчего-то вдруг присягнувшего сыну убитого по его воле повелителя франков. А теперь вместо обещанного в Реймсе пира их ожидала кровавая битва.
Впрочем, ожидала ли? Среди баронов послышались голоса, что следует возвращаться к родным очагам, что ни сам Дагоберт, ни его майордом не призывали их сражаться против Брунгильды. Мало ли, что объявили врагом?! Войско-то для войны с ней не созывали! Сами, небось, разберутся, кто против кого, кто враг, а кто кому родич! А уж куда она сейчас идет, для чего, и какое при этом у нее настроение – не их ума дело. Нет такого закона, чтобы сестре майордома нельзя было ездить в Реймс.
– Стойте! – Бастиан Ла Валетт схватил под уздцы коня одного из могучих баронов, намеревающегося покинуть лагерь. – Я приказываю – стойте!
– Ты? Приказываешь?! – физиономия вояки растянулась в надменной гримасе. – Да кто ты такой, чтобы приказывать мне?!
Он тронул коня вперед, наезжая на юношу. Тот отпустил уздечку, отскочил, уперся спиной в пустой возок мадам Гизеллы. Еще мгновение – и он оказался на крыше.
– Эй! Благородные воины! Слушайте меня! Тут один мешок с навозом, обряженный в доспехи на манер храброго воителя, спрашивает, кто я такой и почему вдруг приказываю ему оставаться среди людей чести! Почему не даю спасаться бегством, подобно крысе с подпаленным хвостом!
– Да ты..! – взревел оскорбленный барон, хватаясь за секиру.
