него с высоты. Безмятежно и немного насмешливо.
— Спасибо, матушка Луна… — одними губами сказал ей Бусый. Погладил насторожившего уши волчонка, тихо-тихо поднялся и бесшумно, чтобы не потревожить прикорнувшую Синеоку, скользнул к двери.
Луна царила в чисто вымытом небе, бледные весенние звезды стыдливо прятались, не смея ревновать к такой красоте.
«Таемлу…»
Маленькая жрица, Идущая-за-Луной… Вот кого он хотел бы сейчас увидеть рядом с собой, вот кому показал бы эту дивную ночь и обо всем случившемся рассказал…
Бусый вышел на берег Звоницы, остановился у самого края обрыва. И тут-то все тягостные и тревожные мысли покинули его разом и без следа. Мальчишка просто замер, захлебнувшись восторгом.
Босые ноги холодила росистая трава, ночной ветерок веял в лицо каким-то высшим покоем. Да попустит ли спасительница Луна, чтобы изгнанная Тьма опять кого-то пугала, во сне или наяву? Ее серебро омывало и исцеляло, и простор за рекой, уже ставший таким знакомым, жил в этом серебре. Гряда за грядой островерхого леса, все вдаль и вдаль, сколько мог различить глаз, до самого небоската… уютные шорохи ночной жизни, ощущение переполнившей душу и тело звонкой, радостной силы, предчувствие чего-то доброго и хорошего…
«А ведь я… дома!»
Бусый вдруг почувствовал это пронзительно и остро, каждой частичкой своего существа. Он был здесь своим среди своих. Наконец-то. И это была его земля, земля его родичей, его предков. Земля Волков. На которой, доколе светит Луна, нечего бояться маленькому Волчонку.
«Потому что я — тоже Волк Как все…»
Пальцы снова обошлись без осознанной мысли, сами собой нащупали на груди оберег.
— Спасибо, камешек, — прошептал Бусый.
И тут- то неожиданная мысль поразила его. Он никогда еще не вглядывался в камень ночью, в лунном сиянии. А что, если чудесный оберег вдруг покажет ему Таемлу?…
Сказка в глубине камня дышала тем же таинством, что и ночь наяву. Леса в лунном серебре, бескрайние, дремучие… превратившиеся при совсем легком повороте камня в такое же бескрайнее море… Еще поворот, и волны явили себя горами, со склонов которых срывались потоки звонких ручьев, исчезавших в густых зарослях… Бусому померещился даже запах ночных цветов, едва уловимый, определенно чужой и все равно — смутно знакомый. Бусый запомнил его у Горного Кузнеца, на его озере. И Поющий Водопад… образы, которые в нем проплывали… если призадуматься — ведь точно как здесь!..
Бусый принялся поворачивать камень таким образом, чтобы в него заглянула и в нем отразилась Луна.
— Таемлу… Та-ем-лу…
Ровный свет проник в камень и залил — настоящий свет, — залил привидевшийся внутри мир. Бусый задохнулся от ужаса и восторга, поняв: ЭТО случилось. Границы меж мирами дрогнули и растаяли. Бусый смотрел и смотрел, доверяя Луне, словно матери, в присутствии которой с бестолковым малышом недоброго приключиться не может…
БЕРЕСТЯНАЯ КНИГА
Ночь, лес, озаренный лунным светом, и Бусый как будто летит над этим лесом, с огромной высоты глядя на землю… На симуране летит? Нет, непохоже. Ни свиста ветра в ушах, ни холода, ни замирания в животе от стремительности полета. Просто он, Бусый, как бы смотрит на этот лес глазами самой Луны…
На высоком берегу речки — деревня Волков. Ну то есть нет, не Волков, показалось… Совсем другая веннская деревня, пусть и очень похожая… Там тоже ночь и тоже весна, и в деревне что-то происходит. Что именно — с высоты подробно не разглядеть. Мельтешение огней и теней, лязг железа, крики боли и ярости… оборвавшийся детский плач…
В деревне враги, и эти враги не щадят ни старых, ни малых.
Мавутичи!
Уж не показывает ли ему Луна, что могло случиться с Волками? Но тогда где же Змееныш с его ревущим вихрем и Тьмой?…
Бусый чуть повернул камень, чтобы лучше видеть… Зря он это сделал, видение расплылось и исчезло.
— Эх…
Досадуя, Бусый попытался вернуть камень в прежнее положение и… невольно отпрянул. Его лицо едва не окунулось в костер.
Это был очень недобрый костер. И горел он, Бусый сразу понял, в той самой деревне. Летела в огонь деревянная веннская утварь, которую враги сочли малоценной добычей. Детские игрушки, девичьи прялки, резные ковши, младенческая зыбка, мальчишечьи деревянные мечи… Вот в пламя рухнул родовой столб, и Бусый с безмолвным ужасом понял, что род погиб. Ведь останься в живых хоть один человек кто бы позволил чужакам надругаться над самой главной святыней?…
Столб не сразу поддался огню, но наконец вспыхнул и он. Деревянная резьба озарилась, и Бусый едва не умер на месте. Пламя пожирало родовой столб Волков!
На самом деле Бусый этого столба еще не видел ни разу, ибо не прошел Посвящения, так что представлял его себе лишь по рассказам. Вот со страху и померещилось, будто в огне корчились, погибая, деревянные облики его, Бусого, Предков. Даже мысль успела мелькнуть: а не предостерегает ли камень, дескать, не видать тебе, малец, Посвящения…
Нет, снова ошибся. Из пламени скалился венн-ский волкодав, схожий с волком, словно враждебный и неуступчивый брат…
А потом в огонь бросили книгу. Книгу вроде тех, что таскает с собой Ульгеш. Но только у Ульгеша книги поменьше, полегче, написанные на бумажных листах и мелкими буквами, путешественникам для удобства, а погибавшая книга была большой и тяжелой. Не для дальнего пути — для домашнего сохранения. Со страницами из долговечной бересты. С обложкой из деревянных дощечек, искусной резьбой любовно украшенных. Чтобы гладить ладонью, возложив на колени. Потом неспешно раскрывать…
И в который раз облило холодом сердце. Резьба на деревянном окладе была веннская. Но кто хоть раз слыхивал про венские книги?
…Беспомощно распахнувшись, она опрокинулась внутрь костра, в самый жар. Оставшись без защиты обложки, первая страница отделилась от остальных и тотчас вспыхнула, и в огне ярко проступили, умирая, непонятные знаки, начертанные неведомо кем…
Бусый вскрикнул и не думая метнул руки в огонь — спасти гибнущую книгу, покуда не поздно…
Совсем позабыв, что увидел этот костер не наяву…
Камень подпрыгнул в ладони, и все исчезло уже окончательно. Но в самый последний миг Бусый успел заметить, как чьи-то руки — мальчишеские руки, в точности как у него самого, — выхватили-таки горящую книгу из погибельного костра. Тяжело дыша, он даже поискал ее в траве рядом с собой. Книги не было. А вот дымом вправду разило. Нет, не уютным печным дымком, долетевшим из деревни. Воняло злой и смертной гарью пожара. Бусый принюхался и понял, что пахло от его собственных рук.
И волдыри на ладонях наливались самые что ни есть настоящие…
— Как это ты умудрился? — недовольно ворчал Соболь, смазывая раны жгучей черной настойкой, крепко пахнущей травами и ульем. — Работы край непочатый, а ты, смотрю,
