Латгери удалось.
Теперь надо было дать Отражению часть своей силы. Поделиться ложкой закваски, чтобы взошла и полезла через край пузырящаяся опара. Только надо суметь вовремя остановиться. Не слишком рано, не слишком поздно. Чтобы двойник оказался способен ударить. Но и у самого должны остаться силы, чтобы им управлять…
И Латгери принялся осторожно напитывать Отражение силой. Зеркало недаром звалось Ледяным: Мавутич сразу замерз, только холод шел не снаружи. Он зарождался в самых костях и распространялся по телу. И не только по телу. Застывала сама жизнь, внутреннее пламя слабело и было готово исчезнуть совсем. Лишь слабенькие язычки вырывались и гасли в такт ударам сердца. Да и те все редели… редели…
Пора было останавливаться. Умирать, без толку исчерпав свою плотскую жизнь, Латгери вовсе не собирался.
Он мысленно отступил от Ледяного Зеркала и потянул за собой Отражение. А потом взглядом послал его в угол клети, где лежал обеспокоенный, но еще ничего не понявший Летун.
Отражение вытянулось, утрачивая сходство с человеком и переплавляясь в призрачное копье, несущее холод и смерть. Вот оно взвилось, обожгло морозным свечением — и пригвоздило волчонка. Вошло в его тело, вспыхнуло ослепительной чернотой и исчезло.
Владыка Мавут мог бы гордиться учеником. Волчонок еще двигался и дышал, но был, по сути, убит. Его жизнь была подобна жизни дерева, срубленного в лесу. Ствол, ветви и листья проживут перед окончательной смертью еще какое-то время, но их соками и свежей зеленью будет распоряжаться человек с топором.
Звереныш глядел затравленно и покорно, плачущими, умоляющими глазами. Он рад был бы закричать, заскулить, но не мог. Мог только смотреть на страшного чужака, который, не вставая с лежанки, зачем-то убил его. Да еще и не позволил сразу уйти к маме, заставил медленно и мучительно истекать каплями жизни.
Так плохо ему не было даже под упавшим с неба бревном…
Латгери едва сдерживал нетерпеливое ликование. «Ближе! — властным взглядом приказал он распластавшемуся на бересте волчонку. — Подползи ближе!»
Совсем близко, вплотную к лежанке. Чтобы можно было пить его жизнь, не проливая при этом ни капли…
Волчонок болезненно выгнулся, приподнялся на передних лапках, и правая тут же подогнулась, отказываясь служить. Летун упал набок, беспомощно разевая пасть, а Латгери ощутил, как в правую руку, щекотно пробежав от плеча к пальцам, толкнулась горячая волна. Он попробовал сжать руку в кулак, и… пальцы едва заметно, но все-таки шевельнулись!
Только бы никто не вошел!
Только бы никто не помешал ему!
Он почти победил…
Удача Владыки Мавута была на его стороне. Латгери уже ощущал, что сумел выпить из крохотного комочка шерсти сил больше, чем из могучего Зуррата. Волчонок был мал, но это был маленький волк в деревне Волков.
Люди- побратимы, сами о том не ведая, отдавали лесному малышу свои силы, прямиком питая через него Латгери.
Только бы никто не помешал…
Дурные, боязливые мысли имеют обыкновение притягивать беду. То, чего очень уж боишься, часто сбывается. Дверь с треском распахнулась и едва не слетела с петель, грохнув о стену. Внутрь влетел молодой мужчина, которого Латгери ни разу еще не видал.
«Ну вот и все. Не успел…»
Латгери повернул голову в сторону двери. Это получилось легко. Еще утром он несказанно обрадовался бы, сумев сотворить подобное чудо, но сейчас это было уже неважно. Мальчишка с веселой ненавистью улыбнулся врагу в лицо. Ему нечего бояться или стыдиться. Он хорошо заканчивает жизнь. Как настоящий Латгар — сражаясь до последнего дыхания, не отводя взгляда от приближающейся смерти! Владыка будет гордиться…
Но вбежавший лишь мельком глянул на Латгери. Вместо этого он подхватил на руки умирающего волчонка, прижал к груди, задышал ему в мордочку… Он явно пытался спасти малыша, глупец! Это самому Мавуту было бы едва ли под силу. Да Владыка нипочем и не взялся бы за такое. Растрачивать непомерную уйму собственной жизни… ради чего? Чтобы спасти никчемного звереныша?…
А парень уже вынес волчонка во двор, где их сразу обступили другие Волки. Латгери посмотрел на них и с удивлением понял, что эти люди не станут себя жалеть.
«А ведь, того гляди, и в самом деле вытащат… Не дадут уйти…»
Латгери продолжал горделиво и презрительно улыбаться. Он, бездвижный калека, нанес врагам Мавута больше ущерба, чем удалось сожранному Змеенышем отряду!
Сейчас Волки убьют его.
А если все-таки нет, Владыка обязательно выручит своего приемного сына. Владыка никого не забывает и не бросает. И может статься, Латгери еще сумеет ему послужить…
В том, что очень глубоко в душе болезненно дрожала давно умолкшая струнка, он не собирался сознаваться даже себе самому…
ТВЕРДОЛЮБ
Бусый опять тащил Изверга на волокуше. Тащить было тяжело, к горлу подступала тошнота, а ноги то и дело подворачивались на камнях. Он сделал бы плот, но Ренна то делилась на узкие струи, то вовсе принималась сочиться сквозь галечник Далеко по такой реке не уплывешь.
Изверг совсем не окликал его и не пытался встать с волокуши. Время от времени Бусый останавливался и, плача от злой беспомощности, принимался его тормошить. Добивался хотя бы движения ресниц или слабого стона — и снова впрягался, и пер дальше непосильную тяжесть, скрипя зубами, сплевывая и размазывая по лицу кровь, откуда-то появлявшуюся во рту. Он знал, что бывший венн задумал совсем уже нехорошее. Умереть побыстрее — в надежде, что, избавившись от обузы, легконогий мальчишка сможет уйти. Ну да, у Мавута отменные следопыты, но поди-ка поймай венна в лесу!
Когда Бусый понял, что Изверг твердо вознамерился не дожить до рассвета, случилась эта встреча.
Наверное, он вконец отупел от усталости, потому что не углядеть в десятке шагов впереди двоих людей и коня мог только слепой. Бусый вроде внимательно огляделся и хорошенько прислушался, убеждаясь, что никого рядом не было, и в очередной раз склонился над Извергом. А когда выпрямился…
— Бусый!
Он ахнул, крутанулся и с размаху сел наземь.
— Таемлу!
Зеленоглазая девчонка бросилась его обнимать, и он тихо вскрикнул от боли. Все же не просто оттолкнул его Хизур, ребрам, похоже, крепко досталось.
— Тебе плохо? — захлопотала Таемлу. — Да на тебе лица нет. Сейчас, потерпи чуть-чуть. Отец, помоги…
— Изверг, — прохрипел Бусый, тыча пальцем в сторону волокуши. — Ему сначала… Он… он…
Все же Милосердная Кан неисповедимо благоволила маленькой
