Так они перебрали всех хозяев, но каждый находил отговорку… Долго так проговорив, согласились они на том, что нечего обращать своё счастье в несчастье, взялись за дело и поставили в лесу виселицу, и решили повесить Греттира, и очень галдели по этому поводу.
Тут они видят: едут вверх по долине трое и один в крашеной одежде. Они смекнули, что это, верно, Торбьёрг Толстая, жена Вермунда Тощего. Она была женщина недюжинная и большой мудрости. Когда Вермунд бывал в отъезде, она распоряжалась в округе и заправляла всеми делами. Она свернула к толпе, и её сняли с седла. Люди учтиво её приветствовали. Она сказала:
– Что тут у вас за совет? И кто этот толстошеий, что сидит тут связанный?
Греттир назвался и приветствовал её…»
Разговор кончился тем, что Торбьёрг пригласила Греттира пожить у неё, взяв с него клятву, что он не тронет никого из тех, кто собирался лишить его жизни.
«Он поехал к ней и оставался там, пока не вернулся Вермунд, и хозяйка хорошо с ним обходилась. Это очень прославило её по всей округе. Вермунд нахмурился, вернувшись домой и узнав, почему там был Греттир. Торбьёрг рассказала…
– Чем это он заслужил, – сказал Вермунд, – что ты даровала ему жизнь?
– Многие были на то причины, – сказала Торбьёрг. – И первое, что тебе будет больше почёта, раз у тебя жена на такое отважилась.
– Всем ты мудрая женщина, – сказал Вермунд, – и прими от меня благодарность…»
Мудрая Торбьёрг не только успешно ведёт все дела в отсутствие мужа-старейшины; она искусно управляет и им самим, используя его самомнение. Вот уж действительно, «муж – голова, а жена – шея…»
Историки пишут: в эпоху викингов немало мужчин надолго покидало свой дом, отправляясь в военные или торговые походы. Такой поход мог занять не один год, а мог вообще кончиться гибелью путешественника и воина. Однако путешествия и приключения были бы попросту невозможны, если бы викинг не оставлял дома прочный «тыл» – разумную и деятельную жену, вполне способную в отсутствие мужа управиться с хозяйством и делами, а если нападали враги, то и возглавить оборону. Так что, если бы в реальности женщины были так принижены и бесправны, какими их рисуют сохранившиеся судебники, эпоха викингов вряд ли бы вообще состоялась.
Исторические и мифологические тексты донесли до нас психологические портреты многих «женщин викингов». Иные из них, подобно славной исландке Торбьёрг, «ткали мир», используя своё влияние на мужчин для установления примирения и спокойствия. Другие, горделивые и мстительные, наоборот, подстрекали своих мужчин к сражениям и кровопролитию.
Такова, например, была Гуннхильд, жена Эйрика Кровавой Секиры (сына Харальда Прекрасноволосого).
По выражению сказания, «она много вмешивалась в управление страной. Её называли Матерью Конунгов…» И далее в рассказе о деятельности этих самых конунгов их называют не «сыновьями Эйрика», а «сыновьями Гуннхильд». Муж её, несмотря на грозное прозвище и свой титул конунга, положительно теряется на фоне жены.
Спрашивается, а существовали ли в действительности те «прекрасные воительницы», которых так любят авторы исторических романов и, пуще того, сказочной фантастики? Существовали! В X веке в Ирландии действовала дружина викингов, так вот, их вождём была женщина. История, к сожалению, не сохранила её имени, только прозвище – Рыжая Дева.
Выше уже упоминалось о Богинях, которых викинги чтили наравне с Богами. Знает скандинавская мифология и воинственных дев. Это валькирии. Слово «валькирии» слышали, кажется, все, но многим ли известно, что в переводе оно означает «избирающие убитых»? Согласно легендам, валькирии носились на своих конях «по воздуху, по морю и по твёрдой земле». Они спешили к полям битв, чтобы помогать героям в сражениях, а среди павших избирать тех, кто был достоин пировать вместе с Богами на небесах. Вот имена некоторых валькирий: Хильд – «битва», Хлёкк – «шум битвы», Сванхвит – «лебяжье-белая». Учёные, изучающие мифологию, обычно причисляют валькирий к категории «низших женских Божеств». Однако в легендах можно встретить высказывания типа: «такая-то была дочерью такого-то конунга. Она была валькирией и носилась по воздуху и по морю. Потом она вышла замуж и оставила битвы…»
В существование валькирий викинги веровали свято. Значит, и «настоящая живая валькирия» вроде Рыжей Девы не должна была уж слишком их удивлять.
Проза и поэзия жизни
В главе «Я и МЫ» говорилось, что брак между молодыми людьми в те времена чаще всего заключался не по обоюдной любви, а в соответствии с интересами семейного клана. В главе «Введение в род» говорилось, что законной женой считалась женщина, «за которую был уплачен свадебный выкуп» – «мунд». В той главе не имело смысла заострять на этом внимание, и я сознательно несколько смягчила выражение подлинника, гласившее: «… купленная за мунд». Тем более что учёные пишут: мунд был не столько платой, как, например, за рабыню, сколько подарком семье, вырастившей невесту, возмещением за её «увод» из прежнего дома.
Так или иначе, молодая девушка, дочь на выданье, была не только членом семьи, но до некоторой степени и её «капиталом». В главе «Не сердись, предок!» показано, что выражение «выдавать замуж» возникло не случайно. Девушка переходила в другой род, а семья получала некоторую сумму – мунд. Без него, кстати, брак не считался законным. Выплачивая мунд, жених тем самым доказывал свою состоятельность, способность в будущем прокормить жену и детей. Существовал определённый минимум: в Исландии – восемь унций серебра, в Норвегии – двенадцать. Этот минимум назывался «платой бедняка». Реальная же сумма выкупа, как легко себе представить, напрямую зависела не только от платёжеспособности семьи жениха, но и от репутации невесты. Поэтому за репутацией девушки довольно строго следили. Справедливости ради сразу же отметим, что забота эта выражалась не столько в ограничении свободы самой девушки, сколько в гонениях на её ухажёров.
Что же считалось предосудительным? Как это на первый взгляд ни странно, – едва ли не всё, что входит в наши нынешние понятия об ухаживании! Посещения, разговоры, подарки, любовные стихи, сочинённые в честь дамы сердца, – за всё это можно было не только схлопотать поленом от разгневанного отца или брата, но даже и предстать перед судом, который мог приговорить к штрафу или вовсе объявить вне закона.
А если за столь усердными изъявлениями чувств не следовало официального предложения, дело могло кончиться и кровной местью: семья девушки считала, что ей нанесено тягчайшее оскорбление.
Особо подчеркнём: речь идёт не об изнасиловании (тут уж закон обрушивался вообще беспощадно), не о добрачных половых связях, не о каком-либо покушении на скромность (существовал целый «прейскурант» штрафов в зависимости от того, какую часть тела посмел лапать злодей). Речь идёт о каком-нибудь вполне, на наш взгляд, невинном стишке в восемь строчек, воспевающем красоту и душевные достоинства избранницы! Почему?
Здесь в который раз надо вспомнить о мифологическом мышлении и как оно влияло на поведение и быт людей.
С точки зрения древних, слово полностью равнялось поступку; словесное оскорбление было, пожалуй, даже хуже оскорбления действием. Почему? Всякому доводилось замечать, как скверно себя чувствуешь, получив в свой адрес «пару ласковых», без особенной разницы, за дело или не за дело. И, точно так же, всякий замечал, как окрыляет похвала. Конечно, это подметили и наблюдательные древние люди. Подметили и
