— Разве ж он не может положить в сан? — спросила Риллис. — Он ведь главный духовник страны!
— Ну так и твой муж может назвать себя сквайром, Риллис. Много будет в том толку? — откликнулась Марла, подходя к колодцу.
Риллис захихикала, прикрыв рот рукой:
— Не стыдно, Марла? Чтобы я посмеялась над собственным мужем? Что ж ты о своем-то молчишь?
— А что о нем говорить! Марла как припечатает, так ее Рольф и язык проглотит! — Матильда поставила ведро на край колодца. — У моего Джека даже пахарем себя назвать язык не повернется.
— Это потому, что ему тогда пахать придется, Матильда. Пусть лучше назовется лодырем, это уж наверняка.
Матильда поперхнулась от смеха и сделала вид, что возмущенно фыркнула.
— Ну ладно, сестрички, муженькам косточки перемыли, — вздохнула Марла, взявшись за колодезный ворот. — А теперь за наши женские заботы. Наберем водички, чтобы в доме было чисто?
— И в горшках булькало, — Риллис взялась за ворот с другой стороны. — Налегли!
— Я попью немного, — сказала Матильда, перегибаясь через край и заглядывая в глубину. — Ах, водичка холодная, све… Ай-й-й-й!
Марла чуть не отпустила ворот — и хорошо, что не отпустила, потому что Риллис отскочила в сторону.
— Матильда! Что еще…
Но Матильда не могла и слова вымолвить, она лишь шарахнулась от колодца, бледная и дрожащая, закрывая рот руками.
— Что она там такое увидела? — потянулась посмотреть Риллис, охнула и тут же отскочила. — Марла! Брось!
— Что там?
— Личинка дракона! Ужасная, с толстым брюхом и желтой чешуей! Крылья растопыренные, а на хвосте жало! Брось ее, Марла!
Тут и Марла услышала яростное и громкое шипение, казалось, окатившее ее с ног до головы. Она отдернула руки от ворота, словно тот был раскаленный. Ворот завертелся, заскрипел так тонко, что было еле слышно, и этот скрип эхом отражался от стенок, пока ведро не плюхнулось в воду.
Три женщины остолбенело уставились друг на друга. Первой дар речи обрела Риллис.
— Где же мы теперь будем брать воду? — прошептала она.
— Бес с ней с водой, сестрица! Что будет, когда оно вырастет?
— Оно не вырастет.
Троица обернулась.
Девушке было не больше двадцати пяти, но она ступала с благородством герцогини. Одета она была так же просто, как и крестьянки, только ткань платья побогаче и ярче. Она приближалась к ним с улыбкой на устах и стальной решимостью в глазах.
— Кто ты? — прошептала Марла.
— Я колдунья Королевского Ковена, — ответила незнакомка. — Что до вашего дракона — смотри!
Она подошла к колодцу и пристально посмотрела вглубь.
Три женщины обменялись взглядами, набрались храбрости и тоже подошли поближе, посмотреть.
Личинка сжималась и коченела, яростно шипя и хлопая крыльями, пока наконец шипенье не стихло и от драконьего тела не осталось и следа. Зато крылья стали огромными, в фут каждое, не меньше, и такой яркой, радужной окраски, что все трое охнули от восхищения. Создание выпорхнуло из колодца. Личинка превратилась в великолепную бабочку, но хоть она и казалась совершенно безобидной, хозяюшки шарахнулись в стороны, когда красавица поднялась над срубом и на мгновение повисла над колодцем. Незнакомка строго сдвинула брови, бабочка взмыла вверх, и ее унесло легким ветерком прочь, к лесу.
Незнакомка вздохнула свободнее. Когда она обернулась к трем женщинам, лоб у нее блестел от пота.
— Это был не настоящий дракон, а тварь из ведьмина мха. Теперь она улетела и больше вас не потревожит.
Женщины обалдело уставились на нее. Наконец Марла собралась со словами.
— А кто… кто ее сделал?
— Злобный колдун, который бунтует против Их Величеств.
— А если она снова превратится в дракона?
— Ну так я снова изгоню ее — я или другие, как я, — и девушка сверкнула улыбкой. — Не бойтесь, добрые женщины. Король и королева заботятся о своем народе и оберегают его.
Она повернулась и направилась в лес. Три женщины изумленно смотрели вслед, а с неба жарко палило полуденное солнце.
Затем Марла расправила плечи.
— Ну что, сестрицы! — сверкнула она глазами. — Будет же нам что порассказать!
Опускался вечер. Поужинав после работы, взрослые вышли из домов посидеть, поболтать, вокруг носились и возились дети — словом, стоял типичный деревенский вечер.
— Услышьте слово Господне!
Черт его знает, откуда взялся этот проповедник. Жители уставились на пришельца, на их лицах читался скорее испуг, чем удивление. В последнее время попы не приходили с добрыми вестями.
— Не доверяйте князьям, говорит Господь! Ибо воистину, кто нынче поверит нашим владыкам Туану и Катарине, будет последним глупцом!
Пораженные люди застыли: то, что они услышали, граничило с изменой! Даже дети сообразили, что что-то неладно, мало-помалу утихли и тоже стали прислушиваться.
— Туан и Катарина стремятся узурпировать власть Церкви! Король с королевой отринули увещевания лорда архиепископа, примкнув в упорстве своем к погрязшей в разврате и грехе Римской Церкви, и тем повергли Греймари в пучину бед! И как они поступают с народом, так и с самой землей, по которой ходят! Уже собираются силы, чтобы сотрясти почву у них под ногами! Истинно, истинно говорю вам: через три минуты земля содрогнется!
Не веря своим ушам, селяне ошеломленно зашумели. Послышались горестные восклики, кто-то бросился к своим домам.
— Все будет цело! — закричал проповедник. — Почти все уцелеет! Земля только содрогнется, но не расколется! Это только предупреждение Господа нашего, а не гнев Господень! Слушайте! Внемлите!
Немного успокоенные, крестьяне снова обратили свои взгляды к пророку. Священник выпрямился, самоуверенно усмехнулся…
