брошюры или бейсбольные программки. Фурио ставил подпись. На столике возле кабины лежала стопка глянцевых карточек размером восемь на десять дюймов, и если его просили расписаться на одной из них, он предлагал заплатить еще десять долларов.
Он провел в Америке три года, но по-прежнему недоумевал, почему американцы так охотно выкладывают деньги за его подпись, тогда как корпорация платит ему превосходную зарплату из тех доходов, которые она получила от продажи входных билетов тем же самым людям.
При таких нравах нет ничего удивительного в том, что американский бейсбол медленно умирает.
Конечно, есть и другая причина упадка: очень уж беззубо играют. Все полагают, что настоящий бейсбольный матч – всего-навсего борьба за ничью.
Его размышления были прерваны громким гнусавым голосом мужчины, подошедшего к кабине шестым.
– Здорово! Моя фамилия Каппер. Мелвис О. Большой любитель бейсбола, надо заметить.
Лицо человека показалось Фурио знакомым. К тому же Бацука заметил, что на его белой панаме красовались четыре большие черные буквы. НСБП.
Этого человека я где-то видел, мелькнуло в голове у Фурио.
Он порылся в памяти и вспомнил: Этого человека я видел вчера в Небраске.
Кровь застыла в жилах знаменитого игрока.
– Желаете автограф? – спросил он, стараясь сохранять хладнокровие.
– Ясное дело!
Парень из НСБП, которого и быть-то здесь не должно, взял из стопки блестящую карточку.
– Повторите, пожалуйста, имя, – попросил Фурио, почесывая бритый подбородок обратным концом серебряной перьевой ручки.
– Я же сказал – Каппер. Мелвис О. 'О' означает Орвис.
– Мелвис! Неужели это ты? – вдруг пронзительно завопила какая-то девушка.
Каппер услышал тот самый голос, который так жаждал услышать, и едва удержался на ногах. Он с трудом перевел дух.
– Кей Си?!
Да, это была она, совершенно такая же, все в тех же обтягивающих джинсах и железнодорожной фуражке. Мелвис решил ковать железо, пока горячо.
– А ты не изменилась. Все такая же.
– Да иди ты, Мелвис! Мы же только вчера виделись. А ты что думал? Что у меня морщины появятся?
Она стояла, уперев руки в бока и насмешливо глядя на Каппера.
– Да нет, – смущенно ответил Мелвис. – Кей Си, лапочка, я прилетел сюда только затем, чтобы увидеть тебя. – Он протянул ей какую-то вещицу. – Мир?
Девушка, казалось, была до крайности удивлена.
– Что я вижу?!
– То самое, Кей Си. Эта эмблема красовалась когда-то на носу старого паровоза с Чикагской Северозападной. Я только что ее купил. Решил, что тебе наверняка понравится.
Кей Си, прижав старую железяку к груди, восторженно прошептала:
– Ах, Мелвис, не знаю, что и сказать.
– Тогда послушай меня. Я знаю, ты считаешь меня самым гнусным невеждой по эту сторону Красной реки[19]... К тому же мы с тобой так глупо поругались в краю кукурузы, но ведь я могу измениться.
– Мелвис, к чему ты клонишь?
– Союз, детка. Ты и я. Паровоз и вагон. И чтобы вместе катить по главной магистрали жизни.
– Да ну тебя, Мелвис! Опять ты меня озадачил.
– Тогда скажи «да».
– Прокатишься со мной в поезде на воздушной подушке? А я тем временем подумаю.
– Да, решиться нелегко, – вздохнул Каппер. – Я ведь всей душой предан старым поездам.
– Либо ты сделаешь это, либо...
– Подожди минутку. Я только попрощаюсь с моим японским другом Бацукой.
Мелвис повернулся к кабине, но Фурио Бацуки уже не было. Его телохранители тоже исчезли. Вокруг сердито шумели разочарованные посетители. Но одного взгляда голубых, как вагоны Конрейла, глаз Кей Си оказалось достаточно, чтобы Вселенная вновь перестала существовать для Мелвиса. И он расплылся в широчайшей – до ушей – улыбке.
Фурио Бацука еще не понял, что происходит, но уже решил, что не вправе рисковать. Пока двое американцев ворковали как обезумевшие, он велел телохранителям вывести его из павильона.
Лимузин «Нишицу» отвез его в гостиницу. Поднявшись в свой номер, Бацука достал мобильный телефон и набрал номер.
– Моши-моши.
– Есть проблемы, – торопливо сказал Фурио. – Похоже, меня раскусили.
Очень далеко от Денвера голос Кодзо Нишицу задрожал от ярости.
Римо нашел мастера Синанджу в окружении толпы детей, которых старик развлекал баснями о ветке Кионг-Джи.
– Пора, – сказал ему Римо. – Пошевеливайся. Базукин сын вот-вот появится.
Чиун, положив ладони с устрашающе длинными ногтями на головы двух мальчиков, сказал напоследок:
– И навсегда запомните: самый чистый и благородный пар – это пар корейских паровозов.
Дети в ответ закричали:
– До свидания, дядя Чиун!
Пробираясь сквозь толпу, Римо бросил:
– Базукин сын будет без доспехов, так что сегодня мы его скрутим.
– Пора отомстить за зло времен Канга.
– Я-то думал, ты отказался от своей теории насчет ронина-призрака.
– Против нас клан Ниши. В этом нет сомнения. Возьми катана, Римо.
С завернутым в бумагу клинком под мышкой Римо прокладывал путь. Мастер Синанджу решительно следовал за ним.
У входа в павильон «Нишицу» их встретили зазывалы.
– Вы интересуетесь поездами на воздушной подушке?
– Пойдем по второму кругу? – с усмешкой спросил Римо.
– С дороги, джокебаре! – прошипел Чиун.
– Сенджин! – возмущенно вскрикнул один из встречающих.
– Чанко! – прорычал второй.
Кореец тотчас обнажил свой катана и разрезал узлы на галстуках обоих японцев.
