Римо удивился:
– Неужто? По-моему, Чиун не одобрит вашего представления о гостеприимстве. Я ему расскажу.
– Не получится, он уснул, – сказал старик. – Он неважно выглядит, но мы знаем, какой уход ему нужен.
Пришлось Римо искать себе не залитое приливом место на берегу, с подветренной стороны от скал, где было не так холодно.
– Это называется – приехали домой, – пробормотал он, засыпая.
Сейчас, когда солнце уже встало, он хотел повидаться с Чиуном, но его опять не пускали.
– Он еще спит, – изрек Пульян с каменным лицом.
– Чушь собачья, Чиун храпит во сне, как кривошеий гусак, а раз его не слышно – следовательно, он на ногах. И я хочу его видеть!
Старик снова повел плечами, но не успел ничего возразить, как из сокровищницы послышался голос Чиуна. Он был слабый, но разносился далеко.
Римо ворвался в дверь и остановился как вкопанный.
– Чиун! – изумленно воскликнул он.
Старик сидел в центре просторного главного зала, стены которого были увешаны древними гобеленами в три слоя – как обои, наклеенные поверх старых. Вокруг него, сориентированные по сторонам света, горели свечи.
За спиной, на опорах слоновой кости, покоился величественный Меч Синанджу. И по всему залу были расставлены сокровища Синанджу – сосуды, украшенные драгоценными каменьями, старинные статуи и в огромном количестве – золотые слитки. Они были свалены как попало, словно никому не нужные безделушки в провинциальной антикварной лавке. Но Римо не замечал открывшегося ему великолепия. Он видел одного Чиуна.
Тот сидел в позе лотоса на троне из тикового дерева, который возвышался над полом всего дюйма на три. На голове у старика красовалась причудливая золотая корона, принадлежавшая Мастерам Синанджу еще со средневековья. У ног покоился раскрытый свиток, а рядом – чернильница и гусиное перо. Ничего этого Римо не замечал. Он неотрывно смотрел на кимоно Чиуна.
Кимоно было черным.
– Ты чем-то напуган, Римо? – спросил Чиун безмятежным тоном.
– На тебе Мантия Смерти!
– А что тут удивительного? Ведь я доживаю последние дни!
Чиун был похож на сушеную виноградину, обернутую в бархат.
– Ты не должен так легко сдаваться, – сказал Римо.
– Разве дуб старается удержать свои побурелые листья, когда наступает осень? Не печалься, Римо. Главное – мы дома.
– Это точно. Они заставили меня спать на голой земле. Полночи змей гонял.
Чиун был крайне удивлен.
– Это был их подарок тебе, – неожиданно сказал он.
– Подарок? Это ты называешь подарком?
– Они заметили, какой ты бледный, и решили, что солнышко пойдет тебе на пользу.
– Ага, особенно ночью!
Чиун отодвинул от себя свиток.
– Сядь у моих ног, Римо. Мне тяжело смотреть на тебя снизу вверх.
Римо присел на корточки и обхватил колени.
– Здесь не мой дом, папочка. И ты это понимаешь.
– Ты стал по-другому одеваться, – заметил Чиун, указывая изогнутым ногтем на водолазку Римо.
– Это чтобы синяк не был виден, – пояснил тот.
– А, синяк. Болит?
– Да нет, уже проходит.
– Нет, не проходит, а наоборот, становится еще черней. Я угадал?
– Не будем обо мне. Почему ты не лежишь?
– Мне надо спешить с записями. Я должен дописать хронику Мастера Чиуна, последнего из рода Синанджу, который войдет в историю как Чиун-растратчик.
– Только пожалуйста, папочка, не надо навешивать на меня все грехи. Я не виноват, что я не кореец.
– Но ты принадлежишь к Синанджу! Я сделал из тебя настоящего Мастера.
Вот этими руками, сердцем и волей. Согласись!
– Да, – искренне ответил Римо. – Я принадлежу к Синанджу. Но я не кореец.
– Я заложил фундамент. Штукатурка появится позже.
Лицо Чиуна внезапно съежилось, морщины словно стали глубже.
– О чем ты задумался? – спросил Римо.
– О твоей шее. Традиционные одежды для посвящения не закрывают шею.
– Посвящения? В студенты?
– Нет же, безмозглая твоя голова! Не в студенты. А в Мастера Синанджу!
Я назначил церемонию на завтрашний полдень. Будет настоящий праздник.
Селяне впустят тебя в свое сердце, а ты выберешь себе жену.
– Мы уже это обсуждали. Я пока не готов.
– Не готов? – изумился Чиун. – Разве у сливы спрашивают, готова ли она, прежде чем ее сорвать? Не тебе решать, готов ты или нет! Мастером Синанджу человек становится не тогда, когда он готов, а когда близок конец его предшественника.
– А что, подождать нельзя? – взмолился Римо. – Мне нужно время, чтобы подумать.
– Как ты жесток, Римо! Мой дух слабеет, а ты капризничаешь, как ребенок, которому не хочется в школу! – Римо промолчал. – Ты всегда был жесток ко мне. Но в последнее время ты стал даже более жесток, чем можно было бы ожидать от неблагодарного белолицего. Тебе наплевать, что я умираю!
– Ты сам знаешь, что это не так!
Чиун предостерегающе поднял палец, волосы у него на голове затрепетали.
– Тебя не волнует, что я умираю. Ты сам мне об этом сказал.
– Когда? – изумился Римо.
– В том доме. На пожаре. Перед тем, как я, не обращая внимания на твою неслыханную жестокость, спас твою белую шкуру, бессовестный ты человек!
– Что-то я не припомню, чтобы я такое говорил. Не мог я тебе этого сказать!
– Процитирую дословно. Я лежал на полу, мои немощные легкие заполнялись дымом, и я взмолился о помощи. «Я умираю! – простонал я жалобно. – Я старый человек, и жизнь оставляет меня». А ты повернул ко мне полное безразличия лицо и сказал: «Тогда умри тихо». Конец цитаты.
