Улицы были полны народу. Все орали, визжали, выкрикивали угрозы. Многие были изрядно пьяны. В городе творилось что-то невообразимое. То тут, то там стихийно вспыхивали драки. На одной улице толпа людей избивала черноволосого человека, на другой - несколько всадников - чавахов, оскалившись, сплеча рубили славичей. Проезжая мимо ремесленного квартала, Макс видел, как дюжий бородатый оружейник, настежь распахнув дверь своей мастерской, прокричал:
– Заходи, ребята, вооружайся!
Толпа, радостно зашумев, хлынула в двери, разбирая мечи и копья. Поперек улиц громоздились баррикады, на скорую руку сооруженные из бочек, досок и поленьев. Горели дома, кричали женщины и дети. Городская стража сбивалась с ног, пытаясь восстановить порядок, уговаривая людей вернуться в дома, обещая найти того, кто украл девушек и прилюдно повесить его. По улицам скакали конные отряды стражников, разгоняя взбунтовавшихся горожан. Все было тщетно: их сил явно не хватало, чтобы прекратить бунт.
Макс и его спутники пытались пробиться через этот хаос к городским воротам. Приходилось искать обходные пути, потому что улицы были заполнены дерущимися людьми и перегорожены самодельными укреплениями. Наконец, удалось подобраться к выезду из города. Здесь их ждал неприятный сюрприз: ворота города были наглухо закрыты и охранялись несколькими десятками стражников.
– Приказ городского головы, - невозмутимо отвечали стражники на все вопросы, - Пока бунт не закончится, никого не впускать, никого не выпускать.
Стражи порядка были настроены решительно, и всадники не рискнули им возражать.
– Придется прорываться назад к постоялому двору, - сказала Виктория.
Вслед за ней все развернули коней и двинулись было обратно, когда их настиг резкий окрик:
– Именем императора Славии, приказываю вам остановиться!
К воротам приближался верховой отряд, возглавляемый суровым немолодым воином на вороном коне.
– Кто вы и откуда? - властно произнес он.
– А вы кто? - нахально влезла Милана.
– Я начальник городской стражи. Что вы делаете в нашем городе? - он окинул Викторию пронзительным взглядом.
– Мы путешественники из Торгового города, едем на Север. У вас хотели купить коня, - ответил за всех Гольдштейн.
– Коня? - взгляд начальника стражи стал еще более подозрительным, - Покажите вашу подорожную грамоту.
'Попали!', - подумал Макс, разводя руками в знак того, что грамоты у них нет, - 'Сейчас на нас повесят и похищенных девушек, и поджог, и прошлогоднюю засуху!' Будто угадав его мысли, начальник стражи приказал:
– Следуйте за мной!
Сейчас же двое конных стражников подъехали к Максу с двух сторон, взяв его в клещи. Точно так же поступили и с его спутниками. Конвоируемые таким образом, они прискакали к мрачному серому зданию. Там им приказали спешиться, и повели внутрь. Здание оказалось городской тюрьмой. Макса и его спутников повели по длинному вонючему коридору, мимо бесконечного ряда тяжелых дубовых дверей с решетчатыми окошками. Наконец, конвоиры остановились возле одной из них, и втолкнули арестованных в тесную сырую камеру. Дверь со скрипом захлопнулась, оставив их в душном полумраке. Раздался скрежет ключа, поворачиваемого в замочной скважине.
– Выпустите меня! - забарабанила в дверь кулачками Милана, - У меня клаустрофобия! Я буду жаловаться в Комитет по правам человека!
Виктория, присев на корточки и прислонившись спиной к стене, невозмутимо ответила:
– Это бесполезно. В городе беспорядки, и наверняка тюрьма переполнена. Они хватают всех, кто выглядит подозрительно. Надо ждать. Это все, что нам остается.
Макс мысленно поблагодарил начальника стражи за то, что тот не отобрал их вещи. Иначе его бы разлучили с Роки. Сейчас пес высунулся из мешка, оценил обстановку, и тут же нырнул обратно, пробормотав:
– Разбуди, когда все закончится.
Потянулись томительные минуты ожидания. Они складывались в часы, которым Макс уже потерял счет. Ничего не происходило. В стене высоко под потолком было крохотное окошко, забранное толстой решеткой. Сквозь него в камеру проникал робкий лучик света, разбавляя темноту. Он становился все незаметней, и незаметней, и Макс понял, что наступает вечер. Он гадал, когда же их выпустят отсюда, или хотя бы допросят, и гнал мысль о том, что заключение может продлиться несколько дней, а может…
Вдруг в скважине завизжал, поворачиваясь, ключ. Все вскочили, с надеждой глядя на открывающуюся дверь. В камеру втолкнули молодого парня. В наступающих сумерках можно было разглядеть, что это не славич. Черные волосы и резкие черты лица выдавали чаваха.
– Безобразие! Нам и так тесно! - завопила Милана, - Уберите его!
– Потерпишь, красавица! - издевательски рассмеялся стражник, - Все камеры переполнены бунтарями. Скажи спасибо, что я подсадил вам всего одного. Кстати, берегись: это он похищал девушек! Думаю, завтра его повесят на главной площади.
Дверь захлопнулась, и раздались гулкие удаляющиеся шаги. Пленник забился в угол и затравленно озирался. Его лицо было разбито в кровь, одежда разорвана. Макс подумал, что парню крупно повезло: городская стража нашла его раньше, чем озверевшие горожане.
– Давайте перекусим, - предложил никогда не теряющий аппетита Гольдштейн, развязывая свой мешок.
Он достал оттуда лепешку, запасливо захваченную им в трактире, и разделил ее поровну, последний кусочек протянув чаваху.
– Зачем ты кормишь убийцу? - презрительно сощурилась Виктория.
Чавах, услышав в голосе девушки неприязненные нотки, уронил кусок, вжал голову в плечи и закрыл лицо руками. Макс возмутился: он всегда считал, что жестоко добивать лежачего. Да и не похож был этот молодой измученный парнишка на кровавого убийцу и похитителя.
– Презумпцию невиновности еще никто не отменял, - сердито сказал он, подошел к парню, отвел его руки от лица и протянул ему лепешку.
Парень робко взял протянутый ему кусок и сжал его в руке. Макс отстегнул от пояса флягу и сунул ему во вторую руку:
– Попей. Это вода.
Чавах жадно сделал несколько глотков, вернул флягу Максу, и неожиданно произнес:
– Это нэ я. Я дэвушек нэ трогал!
– Но ведь тебя видели, когда ты их похищал! - возмутилась Виктория.
– Видэли, - потупился юноша, - Всэ видэли. Нэ я это был! Я нэ виноват. Мой семья убит тэпэрь, отец убит, мать убит. Зачэм? Аллах клянусь, нэ виноват я!
– Он говорит правду, - неожиданно прошептала Аня Максу на ухо, - Я чувствую его страх и боль. Но в нем нет ни капли злости. И лживости тоже.
– У меня нэвэста эсть! - расплакался парень, - Фарида!
– А тебя как зовут? - спросил Макс, чтобы хоть чем-то его отвлечь.
– Эльхан! - чавах немного успокоился и уселся на грязный пол.
Гольдштейн, все это время внимательно слушавший, вдруг протянул Эльхану руку. Тот испуганно отпрянул.
– Не бойся, я ничего тебе не сделаю, просто дай мне до тебя дотронуться, -
