проезжал мимо со своими молодцами. Мы отбили Тенгиз-хана, и он несколько дней прожил в моем замке, залечивая раны. С тех пор все степняки испытывают ко мне огромную благодарность, а я иногда этим пользуюсь.
– Ах, граф, вы такой смелый, и загадочный, что вам пошло бы имя Монте Кристо, - прощебетала Милана, кокетливо поводя плечиками.
Граф, незнакомый с творчеством Дюма, не понял комплимента, он, не отрываясь, смотрел на Викторию, так что заигрывания Миланы не достигли цели. Но все же некоторый эффект они имели. Тенгиз-хан, с вожделением глядя на белокурую красавицу, нерешительно попросил графа:
– Отдай Наташу, а?
– Да что же это такое? - возмутилась Милана, - Поехали отсюда скорее!
– В самом деле, пора, - решительно сказала Виктория.
– Куда? Ночь скоро! - замахал толстенькими ручками Тенгиз-хан.
– Поскачем ночью, время не ждет.
Путешественники оседлали коней, и, поблагодарив степняков за помощь и гостеприимство, поскакали обратно, туда, где их ждал умирающий Гольдштейн.
Глава 43.
Следующие сутки прошли в сумасшедшей скачке. Скакали всю ночь, остановившись лишь ненадолго под утро, чтобы дать передышку усталым коням. Максу удалось поспать лишь полчаса, остальные спали столько же, попеременно карауля сон товарищей. И снова бешеная гонка, и снова одна лишь мысль: 'Только бы успеть!'
Пушистый ковыль сменился степной травой, темное небо побледнело. Наступило сырое, по-осеннему свежее утро. По мере приближения к дому Кондрата Макс нервничал все больше и больше. Конь выбивался из сил, когда впереди показалась темная гладь озера. У избушки кто-то стоял. Макс присмотрелся и узнал Аню. Девушка выглядела такой печальной и утомленной, что его сердце заныло, предчувствуя недоброе.
Виктория, соскочив со взмыленного коня, вихрем влетела в избушку. Макс, поручая Малыша и Роки заботам Ани, спросил:
– Как Лев Исаакович?
– Плохо, я чувствую, как жизнь покидает его тело, - ответила девушка.
Макс вбежал в дом следом за Викторией. Внутри стоял тяжелый запах гниющего мяса. Гольдштейн, по-прежнему лежащий на постели из тростника, изменился до неузнаваемости. Раненая рука почернела и опухла, лицо представляло собой один большой отек. Глаза Льва Исааковича были полузакрыты, зубы крепко стиснуты, грудь тяжело вздымалась, дыхание было прерывистым и тяжелым, его мучила одышка. Пальцы здоровой руки беспокойно бегали по одеялу, как будто собирая с него что-то невидимое.
Кондрат уже держал в руках драгоценный флакон.
– Я приготовил основу, осталось лишь добавить яд, - он открыл большую склянку из прозрачного стекла, наполненную прозрачной жидкостью, и осторожно влил туда одну лишь каплю яда из флакона.
Взболтав флакон, Кондрат внимательно наблюдал за тем, как жидкость окрашивается в болотно-зеленый цвет.
– Подержите его, - Кондрат подошел к постели больного.
Виктория и Макс навалились на Гольдштейна сверху, прижимая его плечи к полу, а Кондрат расцепил его челюсти с помощью ножа и влил в рот немного противоядия.
– Держите, держите крепче! - неожиданно выкрикнул он.
Тело Гольдштейна внезапно напряглось, сотрясаемое лихорадочной дрожью, из груди вырвался слабый хрип, затем Лев Исаакович широко открыл глаза, несколько раз сильно дернулся, едва не вырвавшись из рук своих друзей, и затих.
– Он умер? - дрожащим голоском проговорила Милана.
– Ну что ты, дитя! - грустно улыбнулся Кондрат, - Он просто крепко спит. Мы сделали все, что могли, остается только ждать, надеяться и молиться.
– А что, все может закончиться плохо? - не понял Макс.
– Вообще-то после яда степного дракона еще никто не выживал, - просто ответил отшельник.
Макс медленно вышел из хижины и присел на крыльцо. Рядом опустилась Аня и взяла его за руку:
– Все будет хорошо, ему сейчас легче, поверь мне.
Макс замер, боясь пошевелить рукой. Неожиданная ласка девушки обрадовала и растрогала его. Он посмотрел в милые синие глаза, и почувствовал непреодолимое желание немедленно ее поцеловать. Так он и сделал, правда, ввиду того, что местность вдруг стала чрезвычайно людной, ограничился поцелуем в щеку. Аня слегка покраснела, Макс смутился и вскочил на ноги. Он давно уже почувствовал запах дыма и чего-то очень аппетитного, и пошел за угол хижины - искать источник восхитительного аромата.
Долго искать не пришлось: недалеко от деревянной стены дома сидел веселый графский повар и азартно помешивал что-то в котелке. Рядом вертелся еще и лакей, поминутно что-то подавая и поправляя. Макс в который раз удивился способности графа устраивать свою жизнь с максимальным комфортом. Самым интересным было то, что тот в любой ситуации умудрялся выглядеть элегантным, изящным и опрятным. Вот и сейчас, несмотря на скачку по степи, его рубаха из белоснежного шелка была безупречна, а узкие черные штаны подчеркивали ладное телосложение.
– Проголодался? - довольно спросил граф, - Сейчас мой Янош подаст замечательный бигос! Ты любишь бигос?
Макс не знал, что такое бигос, но согласно кивнул, полагая, что повар не разочарует. Янош вместе с лакеем уже развернул на траве большую скатерть, и ловко расставлял всю посуду, найденную в хижине отшельника. Граф отправился в дом, чтобы пригласить девушек и Кондрата к столу. Бигос оказался чем-то вроде солянки, Максу понравилось. Утолив первый голод, он спросил:
– Что вы планируете делать дальше, граф?
– Останусь с вами. Думаю, наша помощь вам не помешает. Когда ваш друг выздоровеет, провожу вас до Старограда, а уже оттуда отправлюсь в Сассию.
Виктория попыталась было возразить, но Макс горячо поддержал графа. Он был рад таким попутчикам: путешествие становилось с каждым днем все более опасным. Аня с Миланой тоже высказались одобрительно, и Виктория, пожав плечами, умолкла.
После обеда Макс почувствовал, что его клонит ко сну: тело, утомленное долгой скачкой, требовало отдыха. Виктория с Миланой тоже зевали, лишь граф оставался бодр и весел. В хижине Кондрата было слишком тесно, к тому же стоял тяжелый запах, поэтому Макс установил для девушек походный шатер, когда-то заработанный Миланой, а сам взял плед из донного льна и прикорнул прямо под стеной хижины, обняв Роки, который тоже был изрядно утомлен проделанной дорогой.
Проспав несколько часов, он открыл глаза и увидел перед собой Анино лицо.
– Льву Исааковичу стало легче, - радостно сообщила она, - Кондрат сказал, что теперь он обязательно поправится.
Глава 44.
