поскольку никто не посмел бы коснуться Великого: виновному грозила жесточайшая кара, почти как за святотатство.
Мара враждебно смотрела на дела рук Всемогущих, оказавшихся помехой для ее мести. Скрипнув ремнями доспехов, она поднялась на ноги; руки были сжаты в кулаки, кровь прилила к щекам.
— Нет, — сказала она тихо.
Прядь распустившихся волос выбилась у нее из-под шлема, плюмаж трепетал, словно тростник на ветру. Мгновением позже рядом с откинутым пологом шатра возник еще один Великий. Казалось, его одеяние скроено из ночной тьмы, и, хотя он был юношески строен, ничего юного не светилось в его взоре. Глаза блистали огнем, особенно ярким по контрасту со смуглой кожей и темными волосами.
— Властительница Мара, выслушай нашу волю. — Его голос оказался на удивление глубок. — Ассамблея запрещает эту войну!
Мара побледнела. Ее трясло от ярости — срывался ее замысел! Она и представить себе не могла, что Ассамблея вздумает отнять у нее возможность мщения. Перед вердиктом магов она была столь же беспомощна, каким оказался и ее бывший враг, Тасайо Минванаби, поскольку запрещение отомстить по всей форме за смерть Айяки означало для Акомы потерю чести. Отступление без боя запятнает ее куда больше, нежели любой позор, выпавший на долю Анасати. Ее сын останется неотомщенным, властителю Джиро присудят победу. Он, доказавший готовность в бою отстаивать свою честь, заслужит почет и уважение за храбрость. А властительница Акомы, оказавшись в положении обвинителя, который не сумел подкрепить свои притязания силой оружия, утратит огромную долю того почитания, которым была окружена до сих пор.
— Ты обрекаешь меня на бесчестье. Всемогущий, — выговорила наконец Мара.
С надменной невозмутимостью маг пропустил ее слова мимо ушей.
— Мне нет дела ни до твоей чести, ни до ее отсутствия, Благодетельная. Ассамблея поступает так, как считает нужным, и всегда — ради блага Империи. Кровавая резня между кланами Хадама и Ионани ослабит Империю и сделает ее уязвимой для нападения извне. Итак, тебе объявлено: ничьим войскам — ни Акомы, ни Анасати, ни их сородичей, ни союзников — не дозволяется вступать в бой для разрешения этого или любого иного конфликта. Тебе запрещается воевать против властителя Джиро.
Усилием воли Мара сохранила молчание. Однажды ей уже довелось видеть, как варвар-черноризец Миламбер заставил разверзнуться небеса над Имперской ареной. Силы, которые в тот день были выпущены на волю, несли смерть, сотрясая землю и исторгая огненный дождь из облаков. А Мара не настолько обезумела от горя, чтобы лишиться рассудка и памяти: верховная власть в Империи принадлежала магам.
Молодой посланец Ассамблеи, имя которого не было известно властительнице, в высокомерном молчании наблюдал, как она с усилием сглотнула. Щеки у нее горели, и Хокану, стоя у плеча жены, мог ощутить, что ее сотрясает дрожь от загнанной внутрь ярости. Однако она была цурани и знала: решения Великих требуют беспрекословного повиновения.
— Твоя воля, Великий, — сухо кивнула Мара. Она склонилась до земли, но даже эта согбенная поза не могла скрыть ее негодования.
— Приказ — отходить, — обернулась она к советникам.
Решение магов не оставляло ей выбора.
Пусть она правящая властительница самой могущественной семьи в стране и возведена в ранг Слуги Империи — даже ей не остается ничего другого, как склониться перед неизбежным.
Хокану передал приближенным приказ Мары. Сарик заставил себя стряхнуть оцепенение и поспешил расшевелить гонцов-сигнальщиков, до этого мгновения так и лежавших распростертыми на земле. Кейок подготовил бело-зеленые сигнальные флажки, и гонцы, словно радуясь возможности унести ноги подальше от мрачной фигуры в черном, помчались от шатра к холму.
Люджан, стоявший в гуще коленопреклоненных воинов, принял сигнал. Сложив ладони рупором у рта, он, а вслед за ним и другие полководцы клана Хадама выкрикнули приказ отходить. По полю словно волна прокатилась: солдаты, составлявшие единое воинство, подобрали свои мечи и копья, медленно поднялись на ноги и, вновь разбившись на отдельные отряды, двинулись назад к холмам, где располагались шатры их господ, по пути выравнивая ряды и оставляя за собой вытоптанный луг.
Армии, изготовившиеся к бою, откатывались одна от другой под бдительным присмотром магов, стоящих между вражескими порядками. Затем, сочтя свою миссию выполненной, черноризцы один за другим исчезли с поля, переместившись на холм близ командного шатра клана Ионани.
Снедаемая горечью, Мара почти не замечала ни мага, все еще стоящего перед ней, ни Хокану, распоряжавшегося отправкой отрядов клана Хадама в обратный путь, в их усадебные гарнизоны. Итак, война окончена, но ни одна цель не достигнута. Честь требовала удовлетворения. Если даже Мара бросится на фамильный меч Акомы — разве это послужит справедливым воздаянием за смерть Айяки? Властительница Акомы опозорена перед целым светом — такое забывается не скоро. Уж Джиро воспользуется ее унижением, чтобы сплотить врагов против ее семьи. Потрясение вернуло ее к осознанию своей ответственности — за свою ошибку должна расплачиваться только она сама. Чтобы рассчитаться за смерть и оскорбления, вставшие между ней и Анасати, придется прибегнуть к интригам — иного пути нет. Настало время для Игры Совета, с ее заговорами и тайными убийствами, совершаемыми за традиционной завесой цуранской благопристойности.
На подходе к шатру поднялась какая-то суматоха, послышались возбужденные голоса; громче всех звучал голос Кейока:
— С крайнего левого фланга две роты идут в атаку!
От ужаса всякие мысли о ненависти и мести улетучились из головы Мары. Она поспешила к выходу и не поверила собственным глазам: отряд, занимавший место на самом краю воинства Хадама, вопреки приказу пошел в наступление!
Маг, следовавший за Марой по пятам, издал какое-то злобное шипение, и из пустого пространства возникло еще несколько его собратьев. Их появление привело Мару в панику. Если она немедленно не предпримет каких-нибудь шагов, чтобы отвести беду, маги могут возложить именно на нее вину за неуважение к воле Ассамблеи, проявленное кем-то из ее союзников. И тогда из-за гнева магов следующий миг может стать последним и для ее дома, и для всех, кто верен Акоме.
— Кто командует на левом фланге? — в отчаянии воскликнула она.
— Это резерв, госпожа. Под командой властителя Петачи, — доложил подоспевший Ирриланди.
Сдерживая ярость, Мара прикусила губу. Петачи унаследовал сан властителя совсем недавно. Почти мальчишка, он получил право командовать собственным отрядом только благодаря своему рангу, а отнюдь не в силу боевого опыта или умения воевать. Цуранский обычай предоставлял ему привилегию занять место в передних рядах. Понимая это, Люджан отвел отряду юноши место флангового резерва, который вступит в дело лишь тогда, когда исход боя будет уже решен. А теперь то ли его юность, то ли горячая кровь накликали беду.
Кейок окинул левый фланг наметанным взглядом бывалого полководца:
— Самонадеянный мальчишка! Вздумал атаковать, воспользовавшись беспорядком в рядах Анасати! Он что, не видит Всемогущих?! Как он смеет пренебрегать их присутствием?
