приезд Арсений в разговоре с сыном подчеркивал руководящую роль Матеуша в воспитательном процессе и отзывался о новом муже Магды более чем лояльно. Он прекрасно осознавал, что навсегда останется для сына странноватым, но симпатичным дядькой, по непонятному стечению обстоятельств когда-то приходившимся мужем для мамы и по совместительству отцом для него.
После этого разговора с Магдой Арсений набрал номер тещи Йоланты и в сдержанных красках описал сложившуюся ситуацию.
– Сынок, приезжай, как планировал. Мы разберемся. Ждем, – ни секунды не раздумывая, ответила она.
О чем и как Йоланта побеседовала с дочерью и новым зятем – неизвестно, но с тех пор вопрос о лишении родительских прав больше не возникал.
пропела на следующее утро Джулия. – Эй, пора подниматься! Пойдем чай пить.
Напоследок они еще раз покормили утят, сели в машину и отправились в Москву.
– Ну, так чем все закончилось с Магдой? Ага? – спросила по дороге Джулия.
– Закончилось все как нельзя лучше. Она вышла замуж и живет с новым мужем и детьми в красивом польском городке у большого озера, у берегов которого швартуются красивые яхты с алыми парусами. Ты лучше про себя расскажи, – попросил Арсений, хотя ему было не очень-то и интересно. – Почему, например, тебя тоже зовут отнюдь не русским именем, да вообще…
– Вообще-то я Юлия. Это в детдоме так повелось – Джулия. Мне понравилось. С тех пор так и представляюсь.
– Ты детдомовская? А родители где? Отказались?
– Погибли в авиакатастрофе, ага, когда мне было три месяца.
– А ты где была? Они тебя бабушке с дедушкой подкинули в таком возрасте?
– Нет, я с ними была, просто они погибли, а я нет… На Ил-18. Сама удивляюсь. У меня после того волосы плохо растут – вот и стригусь под мальчишку. Родственники родителей от меня отказались, вот и определили в детдом.
– Ничего себе! – удивился Арсений. – А еще кто-нибудь выжил?
Он внимательно посмотрел на собеседницу, будто хотел увидеть в ней что-то для себя новое. Странной красоты женщина. Есть такой тип: не сразу поймешь, красавица перед тобой или мымра. Таких женщин можно и нужно оценивать лишь в совокупности с душевными качествами, а не только по внешним показателям. Справедливости ради следует отметить, что подобных женщин не так уж и много. В пьяном состоянии таких вопросов, конечно же, не возникало, но ведь не всю жизнь под балдой ходишь. Но как бы там ни было, при всех ее положительных достоинствах от Джулии едва слышно веяло тихим горем и неустроенностью, что очень явно ощущалось и не очень Арсению нравилось. Сам такой.
– Не знаю, да не это главное.
– Ну и дальше что? – заинтересовался он, хотя с самого начала был готов слушать историю Джулии вполуха, делая при этом снисходительно-заинтригованный вид. – И что же все-таки главней?
– Не знаю. Наверно, то, что я жива осталась… Когда пошла в первый класс, подружилась с Ваней. Вернее, он со мной. Он учился в десятом классе. Не знаю почему, но он очень привязался ко мне. Наверно, родственную душу почуял… Мне вот это до сих пор кажется странным. Я где-то читала, что у души нет возраста. Зачем ему был нужен маленький ребенок, когда все старшеклассники только и делали, что за своими сверстницами бегали. Все свободное время мы проводили вместе. Он – твердая, целеустремленная натура, и я – ангел без косичек. Смешно. Он был для меня всем: старшим братом, добрым рыцарем из сказки, учителем, другом, – всем на свете.
Я очень хорошо помню, когда я заканчивала первый класс, он, выпускник, пришел к нам на урок и вежливо попросил нашу учительницу Валентину Леонтьевну предоставить ему слово. А потом так же вежливо и уверенно он попросил ее позвать в класс всех педагогов нашей школы. Ваню уважали и побаивались все, начиная от одноклассников, заканчивая учителями, поэтому учительница оставила нас и пошла за своими коллегами…
Джулия замолчала. Наверно, мстила Арсению за его вчерашний сарказм.
– Не тяни резину, Джулия, – попросил он, обгоняя наконец-таки ушедшую вправо фуру, долго волочившуюся впереди.
– Сказал он, – продолжила после недолгой паузы Джулия – примерно так: «Запомните, детишки. Если хоть кто-нибудь когда-нибудь сделает Джулии что-нибудь плохое, я его просто убью. И еще: через десять лет я на ней женюсь». Потом пришли учителя, и директор тоже пришел. Стали возле доски в недоумении, а Ваня им сообщил, что все, что он сказал детям, в полной мере относится и к педагогическому коллективу. И ушел. Знал, что дети передадут. Стукачей хватало.
– А что, – спросил Арсений, – и с преподами, то есть с педагогами, проблемы были?
– Братко ты мой, – усмехнулась Джулия, – ты фильмы по видику про Шаолинь смотрел, ага?
– Смотрел.
– Так вот то, что ты там видел, полная ересь по сравнению с тем, что творится в наших инкубаторах. Как только месячные начались – можешь считать, что ты уже девственности лишилась. Ты уже женщина, и благодарить за «труды» надо завхоза или директора – если он мужского пола, конечно… Да вообще много всяких нюансов, о которых вспоминать не хочется. После школы Ваня поступил в военное училище и каждые каникулы приезжал ко мне в детдом. Приезжал, щеголял аксельбантами, через пять лет училище с отличием закончил, на вертолетах летал. Потом с медалями приехал – тут учителя вообще хвост поджали. Капитаном уже был, когда я десятилетку заканчивала…
Арсений молчал.
– А потом все случилось, как и обещал: женился. Забрал к себе в Нерчинск, а потом его часть, не помню в какой раз, в Афганистан в командировку отправили. Сын родился – тоже Ваня… – Замолчала опять.
– Джулия, ты зла не держи… – понимая, что ему отвечают за вчерашнюю чванливость, попросил Арсений. – Забудь, ага?..
– Ага, – ответила Джулия своим любимым словом-паразитом. – А потом перестройка, еще одна командировка, гроб цинковый, залп в небо – и сплошное мамбо итальяно с пенсией по утрате кормильца…
Арсений закурил. Если принимать близко к сердцу истории о женской судьбе, то можно умом тронуться, – это он уже проходил, не вчерашний. Настолько одинаково трагично все они звучат из женских уст, особенно сдобренные легким алкоголем во время случайных коротких встреч. Москва слезам не верит, бэйба, хотя, черт возьми, какая красивая, грустная сказка! А может, и не сказка…
– Ну?
– Гну, – парировала Джулия. – Все, собственно, ага.
– А эта, как ее, глухонемая сестра… Вы же вроде родственники Артемову? Чего к нам пожаловали вдруг?
– Нет, не родственники. Артемов с мужем в том МИ-8 горел, которым муж командовал. Только ему, в отличие от Вани, повезло. Артемов его и привез, кстати. Я не плакала. Быстро как-то все прошло. Привезли, на табуретки поставили, похоронили, потом напились все – танцы учудили, веселились… Артемов тогда пообещал, что в беде не бросит. Темный он товарищ, Артемов. Фиг его знает, но сдается мне, что Ваня ему тогда жизнь спас, – иначе с чего бы благодетельствовать? Потом, сам знаешь, смутные времена наступили. Я со своим музыкальным образованием, что в детдоме получила, никому не нужна стала. Сам посуди: город маленький, дай бог детишек прокормить, – кому там музыка нужна?.. Вот и устроилась в бригаду по ремонту квартир и офисов – там хоть кое-что платили. Научилась отделочному мастерству… Жить-то надо… А Вика – это подруга моя… из соседнего детдома. Ты не поверишь, но я там как мама родная им была. Как Ваня – мне… Язык выучила их, бесшумный, и привязалась к Вике… Как сестра она мне, одним словом. А когда Артемов приехал и стал нашу судьбу устраивать, так я сказала, что без нее никуда не поеду… Темный он, ой темный. Такие вот дела, заяц, – сказала Джулия и отвернулась, уставившись в окно.
– Почему ж не поверю! – не отреагировав на «зайца», ответил Арсений. – Поверю.
