собственных успехов, Кондаков, постоянно прерываемый Цимбаларем, доложил о результатах визита к знатоку и коллекционеру стрелкового оружия Маузеру. Информация была принята к сведению без особого энтузиазма, а Людочка ещё и съязвила:
– Вот и Скорцени в нашем деле замаячил. Так мы скоро до Гришки Распутина доберёмся вкупе с Матой Хари.
– Доберёмся мы туда, куда надо, – недобро прищурившись, пообещал Кондаков. – Ты лучше предоставь свой рапорт на акушерско-гинекологическую тему.
– Нету рапорта! – дерзко ответила Людочка. – И не надо так многозначительно фыркать! Лошади в конюшне тоже фыркают, когда блох пугают… На чьё имя я этот рапорт писать буду? По закону я могу обращаться только к своему непосредственному руководству, то есть к начальнику экспертно-криминалистического центра, которому про моё нынешнее задание знать совершенно не обязательно. Разве не так?
Все промолчали, сражённые её неопровержимой логикой. Победно оглядев коллег, Людочка продолжала:
– Вот возьмёте меня в особый отдел, тогда и рапорта требуйте. Получите в лучшем виде. Я, в отличие от некоторых присутствующих, не боюсь ни авторучки, ни компьютера.
– А ты разве пойдёшь к нам? – Цимбаларь изобразил удивление.
– Девушкам, вообще-то, следует отказываться от всяких сомнительных предложений, но тут я ломаться не буду, – призналась Людочка. – Соглашусь без всяких оговорок. Было бы только предложение.
– Опять в секретари метишь?
– Нет, только оперативным сотрудником. И желательно в вашу группу.
– Ты сначала спроси, согласны ли мы на это! – Цимбаларь состроил постную мину.
– Разве я стану обузой?
– Конечно! Мне, например, придётся впредь избегать солёных словечек, а Петру Фомичу воздерживаться от ковыряния в ухе. Кроме того, по неписаной традиции члены одной опергруппы и досуг должны проводить вместе. Ходить в музеи, на лекции, в баню.
– Разве я против!
– И в баню пойдёшь? – картинно ахнул Цимбаларь. – Не застесняешься?
– А кого стесняться? Пётр Фомич мне ближе, чем родной отец. Ванечку я уже почти удочерила… или усыновила, что принципиального значения не имеет. Вот только не знаю, как с тобой быть. – Людочка с сомнением глянула на Цимбаларя.
– А давай поженимся! – нашелся Цимбаларь. – Муж свою жену никогда не тронет. Тем более в бане. Он будет в щёлочку за посторонними женщинами подглядывать.
– Представляю я эту баню, – задумчиво произнёс Ванечка. – Что-то вроде ночей Клеопатры…
– Об этом чуть позже, – сказал Кондаков, с недовольным видом ковыряя в ухе. – Ты, Людмила Савельевна, болтологии у этих хлыщей не учись. Бесполезное занятие. А если рапорта нет, изложи суть дела своими словами.
Доклад Людочки о тайнах, связанных с рождением генерала Селезня, президента Митина и ничем не примечательного гражданина Суконко, занял больше получаса. Ещё десять минут ушло на сообщение о визите к профессорской вдове. Внимание аудитории постепенно ослабевало.
– Лейтенант Лопаткина, так не пойдёт, – не выдержал, наконец, Цимбаларь. – Учись выражать свои мысли предельно кратко. Чеканными, так сказать, фразами. Отбрось всю необязательную лирику и сосредоточься на квинтэссенцию проблемы.
– Ты ещё прикажи мне афоризмами говорить! – фыркнула Людочка. – Тоже мне, Ларошфуко доморощенный.
– Но ты, сестрёнка, всё же постарайся, – вмешался Ваня, и это сразу решило спор.
– Ладно, – смирилась Людочка. – Повторяю для особо непонятливых. Во- первых, установлено, что все интересующие нас родильные дома посещались специалистами-гинекологами из Москвы, на тот момент находившимися под арестом, причём в сроки, наводящие на мысль о возможности искусственного зачатия.
– Молодец, – похвалил её Кондаков. – Действительно, коротко и ясно. Только от комментариев пока воздержись.
– Во-вторых, сразу после рождения интересующих нас лиц архивы родильных домов и их заведующие, видимо, посвящённые в курс дела, исчезли. Некоторое исключение составляет лишь случай с Митиным, родившимся уже после смерти Сталина и ареста Берии. Заведующий просто утонул, упав в речку, которую и куры вброд переходили, а архив сгорел от короткого замыкания электропроводки.
– Не вижу принципиальной разницы, – заметил Кондаков. – Времена изменились, вот и почерк разный. А действовала одна и та же компашка. Что ты там говорила по поводу офицерского пайка?
– Мать Селезня единственная, кто после рождения сына получала хоть какую-то помощь от государства. Но это, скорее всего, было связано с её низким социальным статусом. Родители Суконко и без того были довольно обеспеченными людьми, а ко времени появления на свет Митина вся система уже дала сбой. Кроме того, он единственный ребенок, которого не обследовала высокая московская комиссия.
– Тем не менее взлетел он выше всех, – буркнул Цимбаларь.
– Это уж дело случая, – сказал Ваня Коршун.
– Ты так думаешь? – покосился на него Кондаков.
– Всё понятно, – заявил Цимбаларь. – Ребят зачали и родили по распоряжению тогдашних чекистов. Хотя и не ясно, зачем.
– Может, расу новую выводили, – предположила Людочка. – Сверхлюдей.
– Глядя на генерала Селезня, этого не скажешь, – с сомнением произнёс Кондаков.
– Да и Митин на сверхчеловека что-то не тянет, – поддержал его Ваня Коршун.
– Ну не получилось! – Людочка развела руками. – Немцы ведь евгеникой тоже баловались.
– Чем-чем они баловались? – подозрительно переспросил Кондаков.
– Евгеникой. Наукой об улучшении человеческой породы, – пояснил Цимбаларь. – Ныне повсеместно запрещённой… Эх, знать бы, сколько ещё роддомов осчастливили своим посещением эти профессора-гинекологи!
– Можно зайти с другой стороны, – сказала Людочка. – Изучить биографии всех известных людей, родившихся в период с сорок восьмого по пятьдесят третий год. И не только политиков, но и учёных, писателей, артистов, предпринимателей. Даже бандитов. И выяснить, связано ли их рождение с гинекологическими осмотрами, в своё время проводившимися профессорами Плотниковым и Шульманом.
– Это неподъёмный воз работы, – возразил Кондаков. – Да и профессоров могло быть не двое, а больше. Надо пока держаться за те ниточки, которые у нас есть. Тесто из опары попрёт – в руках не удержишь. Между прочим, очень точная пословица. Сил у нас маловато, да и время ограниченно. Хотя главное мы выяснили – безголовый неопознанный труп к президенту Митину никакого отношения не имеет.
– Выяснить и доказать – это две разные вещи, – заметил Цимбаларь. – Пока
