Глава 13. Президент
Подпутин жестом отпустил записавшего его распоряжения секретаря и взялся за телефонную трубку. Набрав номер, он некоторое время слушал длинные гудки, затем вдруг поймал себя на том, что морщится – кажется, даже стандартный звук гудков был ему неприятен, потому что обозначал скорое соединение с неприятным с некоторых пор человеком. Открытие это тоже было неприятным – ведь он президент и должен владеть своими эмоциями. В течение нескольких секунд он при помощи тренированной воли убрал свидетельства неподобающего должностному лицу проявления чувств в виде морщинок между бровей, затем, с помощью той же воли произведя некоторые манипуляции с оказывающей сопротивление группой лицевых мускулов, находящейся вокруг рта, растянул губы в приветственной улыбке.
– Здравствуйте, Борис Абрамович, – произнес он с этой улыбкой, почти физически ощущая, как затрясло человека на другом конце провода.
– Здравствуйте, Владимир Владимирович, – отозвался человек. По голосу чувствовалось, что он тоже улыбается, хотя вряд ли его трясло от радости. Очевидно, он тоже умел неплохо манипулировать группами своих лицевых мышц. Еще чувствовалось, что он сидит. Почему-то президенту вспомнилось, что, разговаривая со Сталиным, люди вставали.
– Прошел один день, – лишенным интонаций голосом напомнил Подпутин. – В вашем распоряжении осталось еще два.
– Я помню, – глухо отозвался голос. Чувствовалось, что с лица человека исчезла улыбка, а сам он встал.
– Вы сидите, сидите, Борис Абрамович, – уверенно определив это, разрешил президент. Его улыбка стала еще шире, дружелюбней, и можно было сделать вывод, что в части владения лицом он своего собеседника явно превзошел. – Я ж не Сталин какой-нибудь. Позвонил просто, чтобы напомнить. Как наши дела?
– Дела идут, – с искусственным оживлением зачастил голос, убеждая в этом то ли собеседника, то ли самого себя. – Я прекрасно помню ваше обещание насчет физиологического раствора, поэтому прилагаю все усилия и даже сверх того. Я не хочу в раствор. Я стараюсь. Дела идут. Я...
– Я передумал насчет раствора, – продолжая улыбаться, оборвал его президент и опять почти физически почувствовал, как отпустило его собеседника. Так, что тот даже позволил себе присесть.
– Правда? Я очень вам благодарен. Очень. Спасибо.
– Я просто скормлю вас той двухтонной живородящей жабе.
– К-как!.. Я... я... Но Владимир Владимирович! Вы просто не сможете! Вы же великодушный человек! Вы...
– Еще я вдруг вспомнил, что мои президенты давно просили макивару для тренировок, – продолжил Подпутин. – Вы же знаете, что они у меня занимаются дзюдо. Трое уже сдали на второй дан, – похвастался он и с гордостью сообщил: – А скоро я еще поставлю их на горные лыжи.
– Вы имеете в виду... – Теперь Подпутин почувствовал, что человек на том конце провода покрылся холодным потом. – Вы намекаете…
– Я ничего не имею в виду, – спокойно возразил Подпутин. – И ни на что не намекаю. Я прямо говорю, что мне требуется человек примерно шестидесяти – шестидесяти пяти килограммов весом, ростом же около ста семидесяти – семидесяти пяти сантиметров. Такая макивара будет им в самый раз, думаю. Для начала, конечно. Пообвыкнутся, тогда перейдем на более тяжелые веса. А вы как считаете?
– Я... – Опять вскочив, Подберезовский часто задышал, обдумывая ответ, и внезапно сообразил, что слышит короткие гудки. – Алло... Алло, Владимир Владимирович, – осторожно позвал он и несколько секунд внимательно прислушивался к гудкам. Затем аккуратно, словно от неосторожного движения телефонная трубка могла взорваться, положил ее на телефонный аппарат и, почувствовав внезапную слабость в ногах, в очередной раз рухнул в кресло. Какое-то время он сидел, дожидаясь, пока уймется часто, вдвое против обычного бьющееся сердце, и опять схватился за трубку – теперь порывисто, резко, словно угроза взрыва телефонного аппарата благополучно миновала. – Это я... – понизив голос и настороженно оглядываясь, хотя в кабинете его огромной квартиры в центре Москвы больше никого не было, проговорил он. – Вы сделали то, о чем я просил?.. Тогда высылайте за мной машину... Немедленно! – не дослушав ответ, нервно выкрикнул он. – Да, прямо сейчас, я сказал! И убедитесь, что за вами нет слежки! И что возле моего дома нет наблюдателя! И звоните мне, только убедившись, что все чисто. Я не хочу стать макиварой, – бросил он непонятную собеседнику фразу и, дав отбой, только тогда позволил себе протереть платком высокий, давно повлажневший лоб мыслителя. Затем он вскочил и бросился к вделанному в стену сейфу, чтобы достать какие-то документы. Надо было спешить, потому что президент, как знал он в точности, слов на ветер не бросал...
– Быстрее, быстрее, – периодически приказывал он с заднего сиденья человеку, находящемуся за рулем неприметной, дешевой автомашины, не замечая, что делает это не привычным командным – скорее просящим тоном. – Быстрее же!
В салоне, кроме него, находилось трое. Один сидел спереди, рядом с шофером, другой рядом с ним, сзади. Все трое были одинаково высокого роста, широкоплечи, одеты в серые костюмы и очень напоминали людей из спецслужб, каковыми, собственно, и являлись. Сидящий рядом с Подберезовским запустил руку во внутренний карман пиджака, извлек мобильный телефон и поочередно нажал несколько кнопок.
– Седой на проводе, – коротко сообщил он кому-то. – Новости?..
Слушая ответ собеседника, он заметно напрягся, и внимательно следивший за ним Подберезовский, и без того беспрестанно ерзавший по сиденью, теперь в волнении вцепился повлажневшими руками в спинку переднего кресла.
– Что! Что тебе сказали? – почти выкрикнул он, едва дождавшись, пока человек закончит разговор. – Не тяни же!
– Объявлен план «Перехват-плюс», – тоже изрядно нервничая и не пытаясь этого скрыть, доложил тот. Он запустил руку теперь в боковой карман пиджака, достал пачку сигарет. Некурящий Подберезовский покосился на него недовольно, но ничего не сказал – не до того. Не оказаться в хватких руках шестерых президентов в кимоно сейчас было для него куда более важным, чем отчитывать подчиненного за несанкционированное курение в машине. Зная, какой интенсивности тренировки устраивает своим двойникам Подпутин, после попадания на татами здоровые легкие ему уже не понадобятся. – Интересно, как они узнали, что вы подались в бега? – спросил мужчина, назвавшийся Седым. Спросил он скорее самого себя. – Слежки за нами не было, я могу дать стопроцентную гарантию.
– Но что означает этот долбаный «Перехват-плюс»? – выкрикнул Подберезовский и, отпустив переднее сиденье, вцепился теперь в пиджак сидящего рядом. – Господи, даже звучит омерзительно... Говорите же!
– Значит, что перекрыты все аэропорты, вокзалы, телеграфы, почтовые отделения, – объяснил профессионал. – А также взяты под контроль все интернет-кафе, голубятни, фиксируются даже индивидуумы, стреляющие из ракетниц, и прочее, прочее, прочее. Само собой, предупреждены пограничники, работники таможен, люди, проживающие в приграничной полосе – всеми перечисленными категориями получена соответствующая ориентировка на вас. Равно как розданы ваши фотографии всем работникам милиции, вплоть до внештатных агентов, и даже наблюдательным, сочувствующим властям пенсионерам. Плану «Перехват-плюс» присвоена степень 08. Это высшая, исключительная степень важности. Применяется в экстренных ситуациях при угрозе государственной безопасности и означает, что вас можно – и, более того, нужно – уничтожить не просто при попытке оказания сопротивления или прочих деструктивных действиях, а сразу, при опознании.
– То есть, меня может замочить любой опознавший меня, патриотично настроенный пенсионер? – до крови закусив губу, шепотом – на крик уже не было сил – выдохнул Подберезовский.
– Попросту обязан, – поправил его сидящий рядом. Он загасил в пепельнице сигарету и тут же прикурил новую.
Подберезовский взвыл от отчаяния и замолотил кулаками по спинке переднего сиденья. Затем согнулся,
