– Несомненно, родом он из наших, из монголов, – приступил к подробному рассказу Бигимбет и двое прикрыли глаза. Один, чтобы вспомнить доклад своего тысячника насколько возможно подробнее, второй – чтобы как можно более подробно представить себе описываемого человека. – Он богатырь, каких еще не видела земля. У него круглое лицо и узкие глаза-щелочки. Одет он в парчовый халат такого высокого качества, что самый великий хан прошлых веков позавидовал бы его выделке. Над этим халатом, не покладая рук, не ведая сна и отдыха, трудились десять тысяч искусных ткачих на протяжении десяти долгих лет... На его ногах сапоги, украшенные рубинами и сапфирами. Над выделкой этих сапог десять долгих лет трудилась тысяча кожевенных дел мастеров и тысяча опытных ювелиров... Сила в руках этого человека сосредоточена такая, что он может без малейшего напряжения вырывать с корнем взрослые деревья. Ладони его столь широки, что он может хватать эти деревья пачками. Мощь его крепких ног такова, что он может удержать на плечах целую гору, густо населенную животными и людьми... Когда он дышит, возникает сильнейший ветер, который гонит через океан армады парусных кораблей быстрее самых быстроходных моторных судов. Его трубный голос таит в себе такую великую силу, что если он крикнет, его будет слышно на другом конце земного шара, а звуковая волна погубит на своем пути все живое…
Бастурхан слушал и в такт словам полководца удовлетворенно головой. Его лицо излучало подлинное блаженство…
Богатырь с удовольствием сидел на своем стуле на самом солнцепеке и не предпринимал ни малейших попыток укрыться от палящего светила, в то время как с охранявшего его воина уже сошло семь потов и он отдал бы все свои еще не награбленные сокровища за самый маленький клочок самой мимолетной тени, отбрасываемой летящей птицей. Но приказ командира был ясен, имел только одно толкование, и Сулумбек, не смея моргнуть, не отрываясь смотрел на охраняемый объект в виде беззаботно ведущего себя здоровяка. Единственное, что рискнул себе позволить дисциплинированный воин – надеть модные солнцезащитные очки китайского производства, конфискованные в торговой палатке одного из павших перед Повелителем вселенной городов.
– Чего пялишься, – миролюбиво бросил ему богатырь. С кряхтением нагнувшись, он не глядя пошарил рукой в чреве стоящего в ногах рюкзака и извлек из него двухлитровую бутыль с водой. – На-ка вот, хлебни… – Давно осушивший свою флягу с водой, монгол молчал, не отрывая от него глаз. – Что, басурман, не понимаешь по-русски? Это ты зря, он великий и могучий… – Богатырь запрокинул голову и с удовольствием заработал кадыком. Монгол слушал веселое бульканье и, синхронно работая своим кадыком, глотал даже не слюну, а дерущую горло сухую пыль. – Последний раз предлагаю, – сказал богатырь. Он вытер губы ладонью и призывно потряс в воздухе опустевшей наполовину пластиковой посудиной. – Нет? Ну, как знаешь... – Он спрятал воду обратно в рюкзак, с любопытством посмотрел, как монгол снял с себя черную от грязи нательную рубашку, присел перед мотоциклом на корточки в попытке укрыться от палящего солнца, и его губы расплылись в дружелюбной улыбке. – Жарко, говоришь, узкопленочная твоя морда? А я вот подзамерз малость… – Он запрокинул руки за голову и задрал лицо, с удовольствием подставляя его жесткому рентгеновскому излучению. – Лет пять, понимаешь, в морозилке провалялся. Такие вот дела…
Когда даже такого закаленного и выносливого воина как Сулумбек уже стала одолевать усталость, когда его не посмевшие моргнуть глаза резало, как режет глаза досыта наловившегося сварочных зайчиков растяпы, раздался далекий мерный гул и на горизонте появилась огромная пылевая туча, заполонившая собой пространство от земли до самого неба. Вскоре гул стал перерождаться в грозный рев, и порождающая этот рев туча неумолимо надвигалась на оказавшихся в степи двоих. По мере ее приближения земля под ногами вибрировала все сильнее и сильнее… Проснувшись, богатырь некоторое время бессмысленно смотрел на непонятную тучу и хмурился, затем встал, хрустнул, потянувшись, костями, и опять брякнулся седалищем о стул. Монгол тем временем быстро облачился в свою военную форму в виде комплекта зэковской одежды образца российской колонии строгого режима, натянул на худые грязные ноги шнурованные сапоги, покрыл голову кепкой из того же зэковского комплекта и замер возле своего мотоцикла. Он впервые позволил себе отвести от подопечного взгляд. Теперь он поглядывал то на надвигающуюся пылевую массу, то на грозно насупившегося богатыря, отчего его голова равномерно поворачивалась туда-сюда в диапазоне ста восьмидесяти градусов.
Через некоторое время стало возможным определить, что темная лавина состоит из множества движущихся объектов, ревущих мощными моторами и источающими бензиновый чад. Армада заполонила собой всю степь, от края до края, и стало видно, что состоит она из четких колонн мотоциклистов, по двадцать в ряду. Невозможно было определить, из скольких таких рядов состоит колонна – казалась, каждая из них бесконечна. Располагались колонны на такой дистанции друг от друга, чтобы между ними могла проехать тяжелая техника, а сами мотоциклисты в любой момент имели возможность перестроить свои боевые порядки.
Не доехав до восседающего на стуле человека богатырского телосложения метров примерно триста, армада резко, как по команде, остановилась. Плотная стена пыли, отделившись от машин, покатилась по инерции вперед и через секунду окутала место, где находились богатырь и охраняющий его Сулумбек. Разом потемнело, словно яркий летний день вдруг сменила ночь или наступило затмение солнца, запахло чем-то горьким, земляным, сухим, забившим нос и вызвавшим резь в глазах. Богатырь недовольно проворчал что- то, чихнул, затем чихнул еще раз, потом зашелся в нескончаемом натужном кашле. Когда он наконец прокашлялся, оказалось, что Сулумбек натянул пылезащитный респиратор, и этот факт вызвал у богатыря презрительную ухмылку.
– Слабоват нынче пошел монгол. Пыли, понимаешь, боится…
От армады отделился отряд мотоциклистов числом в десять голов и медленно подкатил к Сулумбеку. Воины быстро и горячо заговорили между собой по-монгольски, периодически поглядывая на продолжающего спокойно сидеть на стуле человека. Опять часто звучало «батыр», к которому еще добавилось слово «шайтан». Затем Сулумбек поехал к войску, а десятка мотоциклистов медленно объехала человека-медведя, держась от него на почтительном расстоянии.
– Хватит хороводы водить, – буркнул тот. Он следил за перемещениями монголов глазами, не поворачивая головы.
Словно услышав его слова, мотоциклисты остановились, охватив стул полукругом, и вперед выехал главный.
– Я Айтмет, сотник непобедимой армии Бастурхана, Повелителя всех народов, – представился он на ломаном русском, не слезая с мотоцикла. – А ты кто?
– Просто сижу, – буркнул человек-медведь. – Что надо?
– Ты мешаешь проезду Великой монгольской армии, – объяснил монгол. – Убирай свой стул и убирайся сам. Если ты сделаешь, как тебе велят, останешься в живых. Повелитель сегодня милостив.
– Буду сидеть, – невозмутимо сказал человек.
Монгол поиграл желваками, обвел взглядом подчиненных. Некоторое время он в нерешительности крутил ручку газа, рыча мотором. Затем ловко соскочил с мотоцикла, заглушил двигатель и сказал:
– Сейчас я отдам приказ своим непобедимым воинам, и тогда от тебя и от твоего стула останется только пыль. Через какое-то время она смешается с этой, – он провел носком сапога по земле, – пылью, и совсем скоро ни один человек с самой крепкой памятью не вспомнит, что ты когда-то топтал эту равнину, смотрел, – он поднял лицо к небу, – на это солнце, пил, – он кивнул на стоящую возле стула бутыль, – эту воду…
– Еще посмотрим, – ответил, нахмурившись, человек. – Болтать-то ты горазд.
– Ай, шайтан! – не выдержал сотник. Он сделал знак своим воинам и те тоже соскочили с мотоциклов. – Взять этого человека и отрезать ему язык! Я прикажу изготовить из его кожи мягкие сапоги и подарю их великому Потрясателю вселенной! Я…
Монголы с угрожающим видом подступили к вставшему со стула человеку-медведю. Тот набычился, тяжело засопел и, внешне не выказывая волнения, внимательно следил за их перемещениями. Стоило одному из монголов приблизиться к нему на достаточно близкое расстояние, он тут же упал от сильнейшей затрещины. Увидев, что не успевший даже вскрикнуть товарищ лежит, не подавая признаков жизни, воины громко закричали и бросились на человека-медведя скопом. Почувствовав вцепившиеся в него сухие сильные руки, тот грозно заурчал и встряхнул мощными плечами так, что пятеро повисших на нем монголов разлетелись в разные стороны, подобно посыпавшимся с быстро раскрутившейся карусели детям.
