по монгольской кухне. – Пулманис промолчал и Подпутин, сделав паузу, продолжил: – Я вот чего звоню, Бунтис… – Он сделал еще одну паузу. – Я знаю, вы подписали с монголами секретный протокол о военном сотрудничестве, так называемый «пакт Пулманиса – Угедея», и собрались предоставить вашим новым друзьям территорию своей независимой страны в качестве плацдарма для наступления на Петербург...
– Откуда? – не удержался от восклицания Пулманис, но тут же взял себя в руки. – Хотя, учитывая, где вы раньше работали…
– Бывших разведчиков не бывает, – подтвердил Подпутин. – Я рад, Бунча, что мы так хорошо понимаем друг друга. Так вот… Я заинтересован в том, чтобы монгольское войско отправилось водным путем и Петербурга не достигло. Так будет лучше для всех, уверяю тебя.
*(Примечание. Бунча: производное от имени Бунтис. По аналогии с русским языком: как производное «Сашка», «Саня» от «Александр»).
– Ты предлагаешь мне их утопить, Владимир? – Пулманис все же поднялся. – Но это давление на независимое демократическое государство, – сказал он, в волнении принявшись расхаживать по кабинету. Телефонный провод, соответственно, удлинялся или укорачивался специальным механизмом, наподобие тех, что используются собачниками для выгула своих питомцев. – Не считая того, что я просто не вижу, каким образом я бы мог их остановить.
– Ничего, наши соответствующие службы помогут соответствующим службам вашей демократической страны решить эту проблему, – спокойно сказал Подпутин. – Как информационно, так и технически.
– Это невозможно, – наконец решился сказать Пулманис. – И, зная уважаемых российских партнеров, хотел бы предупредить заранее: не нужно на меня давить, это ни к чему не приведет. Как ты только что сам заметил, Владимир, у нас демократическая страна. И времена русской оккупации она давно пережила. К тому же, в отличие от России, Латвия – парламентская республика, поэтому президент не обладает здесь такими полномочиями, как у вас. Так что я попросту не вижу, каким образом я мог бы воздействовать на депутатов сейма, чтобы они…
– Хорошо, Бунча, – все так же мягко сказал Подпутин, – ты меня убедил. Что ж, придется справляться своими силами.
– До свидания, Владимир, – с облегчением сказал Пулманис. – Извини, что не сумел помочь.
– Кстати, чем закончилась в вашей независимой стране история с так называемыми «мешками КГБ»? *
* (Примечание. «Мешки КГБ»: часть не вывезенного спецслужбами СССР архива, оставшаяся на территории получившей независимость Латвии. В мешках предположительно находятся агентурные карточки. До сих пор, несмотря на долгие дебаты, мешки не решились вскрыть или использовать каким-либо другим образом. Версия, которой власти объясняют свое нежелание вскрыть мешки: внутри находятся созданные чекистами фальшивки, могущие опорочить действующих латвийских политиков путем инкриминирования им несуществующей на самом деле связи с КГБ).
– Извини, Владимир, но провокация твоего ведомства не удалась, – после затянувшейся паузы сказал Пулманис. – Мы давно догадались, что эти мешки не имеют никакой практической ценности. И догадались также, для какой цели они здесь «забыты» службами, которые забывать что-либо не имеют права и попросту не умеют. Внутри наверняка находятся сфальсифицированные карточки якобы сотрудничавших с органами людей, чтобы внести раздор между конкурирующими в Латвии политиками.
– Верно, – сказал Подпутин. – Эти мешки не представляют никакой практической ценности. Никогда не сомневался, что вы, латыши, народ неглупый.
– Тогда зачем ты спросил о мешках, Владимир? – с опять вернувшимся облегчением поинтересовался Пулманис.
– Видишь ли, Бунча… – И опять что-то в голосе российского президента заставило президента Латвии с этим облегчением расстаться. – Наши головотяпы теряют мешки не только при эвакуации архивов из ставших независимыми стран. Недавно я шел по одному из коридоров Кремля и…
– И? – не выдержал Пулманис.
– А там мешок. Лежит прямо на дороге. Небось, перевозили архив с места на место, вот один и упал с тележки. А поскольку с освещением в наших коридорах власти не очень, его никто не заметил. Так вот… Мешок этот при падении лопнул, и из него вывалилась бумажка. Мне стало любопытно, ну, я и не поленился за той бумажкой нагнуться…
– Знаешь, Владимир, – с достоинством, если и несколько торопливо, то почти неуловимо для незаинтересованного уха, сказал Пулманис, – мне кажется, я все же смогу воздействовать на наших парламентариев. Просто очень хочется помочь вашей, тоже потихоньку становящейся на рельсы демократии, стране. Учитывая также давнюю дружбу между нашими государствами и мою личную к тебе симпатию.
– Вот и хорошо, Бунча, – подытожил Подпутин. – Рад, что мы нашли взаимопонимание чисто на добровольных основах… Да, чуть не забыл.
– Что еще? – опять напрягся уже намеревавшийся положить трубку Пулманис.
– Когда я присмотрелся еще внимательнее… Ну, я ведь уже говорил, что у нас тут в Кремле темно.
– Говорил.
– Так вот. Присмотрелся, гляжу, оказывается, вывалились из порвавшегося мешка еще какие-то бумаги. А на них сплошь какие-то нерусские фамилии. И эстонские, вроде, и литовские, но больше всего смахивающих на латышские. Так мне, во всяком случае, показалось. Это я к тому, если кто-то из ваших демократических парламентариев вдруг… Можно ведь, если что, покопаться в этих мешках и поглубже, и даже свет в коридоре ради такого дела включить.
– Я тебя понял, Владимир, – сказал Пулманис. И смог, наконец, положить трубку…
Глава 44. Монголы
Три мужественных воина устроили совещание в детском кафе «Буратино», благо что заведение моментально опустело сразу при их появлении – увидев на пороге суровых людей в зэковских робах, с пропыленными лицами в мотоциклетных пылезащитных очках, которые на ломаном русском языке потребовали у бармена охладительных молочных коктейлей, насмерть перепуганные мамаши мгновенно утащили своих упирающихся, во всю ревущих чад от недоеденных порций мороженого и вкусного лимонада.
– Где же нам взять ученого китайца? – в очередной раз спросил молодой воин десятника. – Вроде все варианты перепробовали… – Он с наслаждением всосал из трубочки холодную сладкую массу из десятого по счету бокала и так посмотрел на вознамерившуюся приблизиться к ним официантку, что у той мгновенно пропало желание требовать у засидевшихся незнакомцев деньги. Весь их столик был уставлен опорожненной посудой – опустевшие стаканы из-под лимонада, едва не вылизанные вазочки из-под мороженого, бокалы, некогда наполненные молочными коктейлями... – Как бы Енгур не вставил нам, как почему-то говорят урусы, большую дыню. Интересно бы знать, куда они ее друг другу вставляют.
Десятник Утабай мрачно побарабанил черными от грязи пальцами по контрастно белой пластмассе столика.
– Не хотелось бы мне это узнать, – наконец сказал он. – Что-то подсказывает мне, что тому, кому эту дыню вставляют, радости это не приносит. Единственное, что может нас как-то утешить, ученого китайца не смог пока достать никто, иначе мне сообщили бы это по рации. – В этот момент как раз запищала рация и под испуганным взглядом официантки Утабай приложил трубку к уху. – Нет! – громко выкрикнул по- монгольски Утабай, чем привел ее теперь в настоящий ужас. – Нет, Енгур, никаких следов ни одной узкоглазой ученой твари! Мы честно объездили весь город, не раз пересеклись с другими нашими тройками, но не видели ни одного чертового китайца! Никто из наших не видел! Что? Хорошо, Енгур, я тебя понял…
– Что сказал Енгур? – тревожно спросил молодой монгол, глядя, как десятник неспешно прячет рацию в специальный подсумок на поясе.
– Ругался, – коротко ответил Утабай. – Все, уходим. Енгур сказал, что пора сворачивать операцию, что
