Блондинка. Том II

Шло время, и постепенно в зеркалах начал вырисовываться незаконченный, но уже знакомый образ. Вот он отразился всего лишь в сиянии слегка сощуренного глаза, затем в изгибе губ — о, эта сводящая с ума, дразнящая сексуальная улыбка! А вот на нежной щечке появилась и черная мушка, но только уже не в левом уголке ее накрашенного рта, а примерно на дюйм ниже, под пухлой губкой; именно таким было задумано личико Шугар Кейн, оно должно было немного отличаться от всех предшествующих лиц Монро в более ранних фильмах. Тут оба — и госпожа, и ее слуга — испытали легкий прилив возбуждения. «Она идет! Она уже почти здесь! Мэрилин!» Напряжение напоминало затишье перед бурей или ощущение, наступающее после первых толчков землетрясения, к которому примешивается ожидание следующего толчка, очередного всплеска. И вот наконец Уайти жестом истинного фокусника причесал, подправил и очертил дугообразные коричневые бровки, столь эффектно контрастирующие с платиновыми волосами. И вопреки всем страхам Нищенки-служанки в зеркале возникло прелестное улыбающееся лицо, самое красивое из лиц, которые она когда-либо видела, не личико, а просто чудо. Лицо Прекрасной Принцессы.

Легендарному Уайти Монро надарила целую кучу подарков, но больше всего ценил он золотую заколку для галстука в виде сердечка с выгравированной на нем надписью:

УАЙТИ С ЛЮБОВЬЮ ПОКА Я ЕЩЕ ТЕПЛЕНЬКАЯ!

МЭРИЛИН

Прямо мухи, слетающиеся на все сладкое липкое, — вот кого больше всего напоминали женщины, взгляды которых неизбежно притягивал К. Актер, неотразимый красавчик, одетый женщиной в фильме «Некоторые любят погорячей», но даже в дамском платье К. был красив и ничуть не смешон, как можно было бы ожидать. Вечно угрюмый К. К. - возмездие Шугар Кейн. У К. было слишком много женщин. Он обожрался ими, от них его тянуло блевать. Монро в глазах К. выглядела не более соблазнительной, чем свежая рвота на полу. Когда К. целовал Монро, во рту у нее появлялся привкус горького миндаля, и она в страхе отталкивала его и убегала со съемочной площадки, уверяя, что он ее отравил. «Да у него на губах яд!» — такие, во всяком случае, ходили слухи. К. не оставался в долгу, и уже на первых предварительных встречах подшучивал над Монро, поддразнивал ее, а темой шуток служили предстоящие им любовные сцены, которых, кстати, в фильме было предостаточно. Так, в одной довольно длинной сцене на борту яхты К. лежал на спине, притворяясь импотентом, а Шугар Кейн, навалившись на него сверху, целовала и обнимала его, терлась об него всем телом, чтобы «пробудить к жизни». Сцену удалось спасти от цензуры только под тем предлогом, что она была комической, фарсом, а не отображением реальности.

Во время одной из первых предварительных встреч Монро понравилась К., и никто не мог предположить, какое разочарование ожидает их обоих. Только одну из их совместных сцен, не очень сложную, пришлось переснимать целых шестьдесят пять раз! День шел за днем, К. и остальные часами ждали появления Монро, которая иногда не появлялась вовсе. Съемки, назначенные на 10 утра, начинались самое раннее в четыре, а иногда — и в шесть вечера. К. был человеком гордым и достаточно амбициозным в том, что касалось его карьеры, и вовсе не желал жертвовать этой ролью (считал, что этот фильм должен стать одним из его лучших, и рассчитывал получить за него кругленькую сумму), а потому бешено злился на Монро. Да, он вынужден был признать, Монро рассеянна и вообще немножко не в себе (что и понятно: у нее был выкидыш, брак ее разлезался по швам). Но при чем тут он, какое ему до этого дело, ему, человеку, сражающемуся за свою жизнь?

Когда женщина в таком состоянии, выбор тут один: или ты, или она. Он мог бы постараться повлиять на нее через мужа, если б был его другом, но друзьями они не были. К. почти жестоко передразнивал Монро, имитировал ее глупые словечки и заикание, все время вспоминал, как однажды вынужден был прождать ее пять часов — целых пять часов! — и вот наконец Монро появилась, вся такая хрупкая и запыхавшаяся, и даже не извинилась за опоздание. Обернулась к В. и с горькой улыбкой заметила:

— Теперь вы понимаете, что такое быть женщиной! Каждый может над тобой смеяться!

Когда В. спрашивали, на что это было похоже — работать с Монро на этой последней стадии ее недолгой карьеры в кино, он отвечал просто:

— В жизни эта женщина была сущим дьяволом и обитала в аду. В фильме она была божественна. Между этими двумя существами не было никакой связи. Да и особой тайны тут тоже не было.

Впрочем, в тот день Шугар Кейн появилась на Студии довольная и торжествующая, причем опоздала всего на четыре часа; и начались съемки, и шли они довольно успешно. вот на площадке возникла Шугар Кейн — само обаяние, немного запыхавшаяся, на сей раз застенчивая и извиняющаяся, и принялась умолять всех простить ее, особенно К., чьи руки сжимала в своих. Руки ее показались ему очень холодными, просто ледяными, он с трудом подавил дрожь. А Шугар Кейн, сколь ни покажется странным, благополучно прошла целых четыре или пять страниц сценария, без единой запинки или промаха. Причем снималась тогда та самая пресловутая любовная сцена на яхте, ужасно затянутая и интимная почти до полного неприличия. Столько поцелуев! Шугар Кейн была в одном из самых своих откровенных костюмов — вырез на спине такой огромный, что открывает чуть ли не всю задницу. Этакая воркующая, лепечущая что-то сексуальная куколка-блондинка, она навалилась на К., лежала на нем сверху и невероятно соблазнительно ерзала. К. был удивлен, такую сцену очень трудно сыграть актерам, которые ненавидят друг друга до глубины души, причем не просто сыграть, а убедительно и как нельзя более выразительно. А в конце он просто не мог поверить в то, что Монро сдержалась, не произнесла своих обычных слов: «Нет, не то. Давайте попробуем еще раз».

Вместо этого Монро улыбнулась. Улыбнулась! Сцена осталась нетронутой, получилась просто безупречной с первого же захода. С одного раза! После всего этого кошмара долгих репетиций на протяжении предшествующих дней и недель! К. недоумевал — что за чудо произошло с Монро? Может, за эту ночь она излечилась от какой-то болезни или же, что казалось более вероятным, сыграла эту сцену столь блестяще и с одного захода только для того, чтобы доказать: она способна на это. Когда захочет, конечно.

Даже К. и другие, ненавидевшие Монро, вынуждены были признать, что в тот день она была просто неподражаема. Все мы ей аплодировали, так благодарны были за возвращение прежней Монро, пусть даже вернулась она ненадолго. Все мы обожали ее или хотели обожать. Наша Мэрилин!

Ты всегда следил за мной. Трус! С того самого дня, как она выписалась из больницы в Брансуике. Он привез ее в «Капитанский дом», который не был ее настоящим домом. Никогда и ни за что не войдет она снова в детскую. Все бесценные детские вещички были подарены девушке Джанис, для ее ребенка. Никогда и ни за что не пройдет она мимо запертой теперь двери в подвал. Но Драматургу она настойчиво твердила, что чувствует себя просто замечательно, что совершенно счастлива, что полностью поправилась и позабыла обо всех «мрачных мыслях». он верил ей столь же безоглядно, как верила она сама в эти свои слова; и вот однажды ночью, дождливым августом, он проснулся — разбудил его шум в доме, звук тяжелого падения — и увидел, что молодой жены нет рядом в постели, нет ее и в смежной со спальней ванной.

Он нашел ее в другой ванной, наверху, рядом с комнатой для гостей, из кранов хлестала обжигающе горячая вода, она была голая и, дрожа всем телом, сидела на корточках рядом, мускулистые бедра, странно сверкающие глаза, он сгреб ее в объятия и держал, чтобы она не полезла в воду; вода была такая горячая, что зеркала и краны в ванной запотели от пара, а она сопротивлялась, боролась с ним, вырывалась, кричала, что врач из брансуикской больницы велел ей принимать «душ», чтобы очиститься, смыть все грехи, именно это она намеревалась сделать; и он увидел в ее сверкающих глазах безумие; он просто не узнавал своей жены, они продолжали бороться — Господи, до чего же она сильная, эта женщина, его Магда! Нет, конечно, она не была его Магдой, она была совершенно незнакомым существом. Позднее она с горечью скажет ему:

— Именно этого ты и добивался, да? Чтобы меня больше не было? — И он, ее муж, яростно возражал, а она лишь пожимала плечами и смеялась. — О-о-о, Папочка! — Сколько насмешки в голосе при произнесении этого некогда ласкательного имени. — Почему бы не сказать правду, хотя бы раз в жизни?

Познать простейшие из истин невозможно. За одним разве что исключением: смерть не