Итак, я направился к Сузи Баннер. Она жила в солидном особняке устаревшего, впрочем, стиля, который мало ассоциировался с ее персоной. Великолепная субретка ввела меня в большой кабинет, где напротив гобелена работы Яна ван Нотена висел портрет мужчины в полный рост. Мужчина отличался импозантностью и странной, едва заметной улыбкой. Хороший портрет, вне всякого сомнения, однако совершенно не во вкусе сегодняшнего дня.
Сузи Баннер влетела, как порыв ветра, горячо сжала мне руки, потом отстранилась и указала на портрет:
— Мой муж. — Потом усадила меня на мягкое черное канапе. — Очень мило с вашей стороны, что нашли время прийти. У меня к вам просьба.
Мое лицо, как я предполагал, сохраняло невозмутимость.
— Не волнуйтесь, речь не о деньгах. Я хочу сделать вас конфидентом в кое-каких важных вещах, касающихся моего прошлого, от которых я смогу избавиться, если только сообщу их человеку, способному меня понять.
— Но почему…
— Почему вы? Потому что я не вижу подобного человека среди моих друзей и родственников и к тому же, как мне сообщили, вы питаете интерес к тайной жизни индивидов и причудливым капризам судьбы. Надеюсь, вы не сочтете меня сумасшедшей и выслушаете сочувственно.
— Чего вы ждете от меня конкретно?
— Внимания, сохранения тайны и помощи.
— Многовато, не так ли? Опасаюсь…
— Зато я не боюсь. Вы самый подходящий человек. Не слишком скромный, не слишком самоуверенный и
Последнее слово она растянула и акцентировала окончание. Затем открыла старый секретер, в котором прятался маленький бар, достала оттуда бутылку шампанского и ловко откупорила. Наполнила два стакана, один выпила сама, а мне предложила другой.
— Поговорим серьезно. Прежде всего знайте, что я вдова. Мой муж умер четыре года назад. Это был известный финансист, что, безусловно, имеет свою бесподобную сторону. Но это был, как бы вам сказать, тип неизлечимо изломанный. Мало кто знал мрачный секрет его натуры, так как он с чрезвычайной ловкостью играл роль безупречного светского человека. И при этом… что за извращенный дух, какая изломанная душа! Что за маниакальная страсть к любой анормальности! Был ли он безумцем, когда мы с ним познакомились пятнадцать лет назад? Или все это проявилось позднее? Не могу точно сказать. Мысль о его чрезвычайной странности пришла мне в голову, когда я впервые попала в его «кунсткамеру».
Давным-давно, еще перед нашим браком, он устроил приватный кабинет редкостей и с тех пор неустанно его пополнял. В ящиках и витринах хранились причудливые экспонаты, имеющие отношение к магии, колдованию, эротизму. Этот кабинет был всегда закрыт, и никто, кроме него, не имел туда доступа. Словно жена Синей Бороды, я воспользовалась однажды его длительным отсутствием, проникла в запретную комнату и узнала ужасные секреты человека, которого все считали холодным, уравновешенным дельцом… — Сузи Баннер вздохнула и замолчала.
— Так. И что хранилось в этой комнате?
— Все что угодно. Раковины и корни, напоминающие человеческие гениталии, челюсть волка-оборотня, камни с вырезанными на них магическими формулами и странными символами, глиняные и восковые фигурки в пожелтевших банделетах, пронзенные иголками или гвоздями, бронзовые и серебряные статуэтки монстров и андрогинов.
Я не на шутку заинтересовался. Моя собеседница это заметила и увлеченно продолжала:
— Там хранилась под стеклянным колпаком маленькая высушенная сирена цвета охры: можно было разглядеть лицо, почти человеческое, и крохотные руки, туловище напоминало рыбу, только без чешуи. Затем большой кусок горного хрусталя с резкими, угловатыми гранями, в центре которого навечно застыл удивительно пропорциональный гомункул. Имелся также скелет ребенка о двух головах; ожерелье, где были поочередно нанизаны человеческие ногти и жемчужины; медальоны с прядями волос; броши и кольца, в которые были вделаны человеческие зубы; несколько десятков стеклянных глаз; разнообразные протезы из полированного дерева, кожи и серебра… Господи, все что угодно! Циничным, античеловеческим, сатанинским веяло от этих жутких вещей, собранных в одном месте.
— А где сейчас эта коллекция? Хотелось бы на нее взглянуть.
— Рассеяна! Уничтожена! — чуть ли не восторженно воскликнула Сузи Баннер. — Я продала вещи, обладающие реальной художественной ценностью, а остальные — все эти запыленные зловещие амулеты и фетиши — сожгла здесь в кабинете. — Она указала на большой камин.
— Какая потеря! — прошептал я разочарованно.
— Вам нравятся подобные объекты? Неудивительно, впрочем. Но так было нужно. Это отравило мою жизнь и погубило его.
Наполнив свой стакан, она наклонилась ко мне и сощурила глаза:
— Мой муж был монстром, понимаете? Я убила его.
Она медленно пила шампанское, не сводя с меня глаз.
Какая мрачная эстетика! Какая черная романтика! Скептический юмор, надо полагать, отразился на моем лице. Она даже возмутилась:
— Напрасно не верите. Поразмыслите секунду. Неужели вы воображаете, что я стала бы вас беспокоить из-за какого-то пустяка? Лгать куда легче, чем говорить горькие истины. Или вы думаете, что я решила придать своей особе немного драматического шарма? Я не заинтересовала вас. Я дала вам адрес, номер телефона, и что же? В отличие от других мужчин вы даже не среагировали. Невинная и несчастная женщина или расчетливая преступница — вам ни тепло ни холодно. Так или нет?
— Пожалуй, да.
— Я вас пригласила именно потому, что, на мой взгляд, вы способны понять некоторые вещи.
— Хорошо. Допустим, это так. Тогда зачем, черт возьми, признаваться мне в каком-то преступлении? Вы намереваетесь покаяться, сесть в тюрьму?
Она гордо выгнула свой изящный торс и посмотрела на меня с вызовом.
— Ничуть не собираюсь. Я не чувствую себя преступницей и мне не в чем каяться. Мой муж только получил по заслугам.
— Пожалуй, многовато для коллекционера, оригинального безусловно, но безобидного.
Я говорил неискренне, чтобы ее спровоцировать, так как начал думать, что все далеко не так просто. Я поднял голову на портрет покойного. Импозантный мужчина с глубоким, проницательным взглядом. Неопределенная, беспокойная улыбка. Под буржуазной респектабельностью мне привиделось нечто опасное, болезненное.
— Он совершал много не очень-то красивых поступков, — продолжала его жена. — Я сейчас не хочу о них вспоминать и не хочу его осуждать. Но за один я никогда его не прощу. Он заплатил за это жизнью.
— Можно спросить, за какой?
Лицо моей собеседницы застыло, затвердело. Губы исказила ненависть.
— Он убил ребенка, которого я носила.
На сей раз я наполнил стаканы, и, признаюсь, моя рука задрожала.
Я выпил глоток, стараясь не смотреть на Сузи Баннер. Я не мог представить сути этого удивительного обвинения. Просто ничего не мог понять. Может, она не совсем в здравом уме?
— Истину, — продолжала она, — нелегко выявить. Это неуловимо. Нельзя также рассказать в двух словах. Мне надо просто помочь, не пытаясь ничего упростить.
— Постараюсь сделать все, что смогу.
— Семь лет назад я родила мертвого ребенка. Такого поворота невозможно было ожидать. Беременность протекала нормально, без инцидентов. Можно понять, в каком отчаянье я была. И тогда-то мне стало ясно, насколько я и мой муж чужды друг другу. Я ждала утешения в эти трудные часы, а муж отнесся к происшедшему с феноменальной легкостью. Ведь он обязан был меня ободрить, объяснить, что подобные казусы случаются сравнительно часто, хотя бы обещать, что у нас будет другой ребенок. А он шутил, фанфаронил, издевался…
— Возможно, он полагал, что вы не созданы для материнства? Возможно, не хотел заронить надежду,
