ответственность за судьбу двух миров, и за исход войны, и за те неудачи, которые ярмом повисли у него на шее, становясь тяжелее с каждым часом. Теперь он снова был просто солдатом и студентом, и всей ответственности и было-то — читать рукописи на старо-английском да следить, как бы не оставить винтовку в окопе.
Джон неуверенно протянул руку и провел по воздуху, едва ли не касаясь двери ладонью.
— Джон! — воскликнул Чарльз. — После всего, что только что было, поверить не могу, что ты рискнешь открыть еще одну дверь!
— Я согласен, — поддержал Джек. — Нам надо добраться до последней двери и выяснить, там ли Картограф. Мы и так убили уйму времени в прошлом — э, образно выражаясь.
— Эта дверь не похожа на остальные, — возразил Джон. — Запах чувствуете?
Эвин приблизилась к нему и втянула воздух.
— Да, чувствую. Какой-то табак.
— Табак с корицей, — поправил Джон. — Особая смесь.
— Как странно, — почесал в затылке Берт. — Единственный мой знакомый человек, любивший табак с корицей был… — Он умолк, глаза удивленно расширились. — Открой дверь, Джон.
Джон твердой рукой толкнул дверь. Она отворилась без усилий, не скрипнув петлями, и сильный запах табака с корицей окутал друзей.
Глазам открылась картина, оказавшаяся гораздо более знакомой, чем все, что друзьям довелось увидеть в Цитадели, ибо большинство из них, за исключением Артуса и Эвин, побывали в этом месте три дня назад.
Это был кабинет, декорированный в английском стиле; библиотека, полная книг, и очень знакомая фигура человека, который просто не мог сидеть в кресле, изучая в лупу старинные инкунабулы[79] и пыхтя огромной трубкой.
В отличие от остальных диорам, участники которых оживали, стоило лишь шагнуть за порог, эта была уже живой, словно ждала, что кто-то откроет дверь и войдет. Человек за столом заметил их и заговорил; знакомый голос не оставил сомнений насчет того, кто сидел за дубовым столом.
Профессор Сигурдссон жестом пригласил своего юного протеже войти и присесть.
— Джон, мой дорогой мальчик. Пожалуйста, войди. Полагаю, нам есть что обсудить. Остальные с тобой, Джон? — продолжал профессор, всматриваясь в дверной проем сквозь клубы табачного дыма. — Кажется, я заметил снаружи еще кого-то.
Джон взглянул на Берта, но тот покачал головой. Как бы ни важна была эта встреча, она была предназначена Джону и только ему. Юноша вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
— Нет, профессор, — выговорил он. — Я один.
Профессор поднялся, взял протянутую руку Джона в свои и с энтузиазмом потряс.
— Как я счастлив видеть тебя, Джон, — произнес он. — Не ожидал увидеть тебя в ближайшие несколько дней, сам знаешь, что творится с транспортом в наши прискорбные времена.
— Поверьте, профессор, — сказал Джон, садясь напротив своего наставника, — и я не думал вас встретить.
В происходящее почти невозможно было поверить. Джон едва успел принять новость о смерти профессора, не говоря уж о том, чтобы примириться с ней. Почти сразу же после этого они все попали на Архипелаг. С тех пор мысли о профессоре вытеснило сожаление, грусть и переполняющее его чувство собственной несостоятельности.
На мгновение Джон задумался, не провидение ли направило его в кабинет наставника, чтобы тот выбранил его, несмотря на то, что наставник уже мертв.
— Не знаю, почему нам представилась столь странная возможность, — произнес профессор, — но я этому рад, ибо опасаюсь, что не переживу эту ночь.
Джон вздрогнул. Возможно ли, чтобы профессор предвидел свое убийство?
— Так и есть, — продолжал профессор, ни словом не обмолвившись, был ли это ответ на невысказанный вопрос Джона. — Странные существа шатаются по городу, и я связан с ними гораздо прочнее, чем ожидал в моем-то возрасте. Но у меня есть обязательства, и я должен довести дело до конца, вне зависимости от того, какой будет расплата.
— Я получил ваше письмо, профессор, — сказал Джон. — Что вы хотели мне сказать?
— Из твоих писем я понял, что ты боишься, юный Джон. Не войны, а за свое будущее. Знаю, ты в замешательстве — ты на распутье и не понимаешь, каким путем идти дальше. Но знай: я выбрал тебя не просто так. У тебя есть способности, Джон. Выдающиеся способности. И если ты будешь развивать их — а я надеюсь, что помог тебе начать это делать, — ты сможешь прожить необыкновенную, удивительную жизнь.
Эти слова застали Джона врасплох. Он ожидал чего угодно, но не этого. Профессор всегда тепло относился к нему, как только может относиться наставник, но такая честность и такое горячее поощрение были очень необычны.
— Я не был с тобой до конца честен, Джон, — сказал профессор. — Те уроки, что я дал тебе — знаю, я подтолкнул тебя. Но все это было намеренно. И цель всего этого гораздо более значимая, чем я говорил тебе. Теперь я готов сказать правду.
Джон обдумывал все происходящее. Неужели он действительно перенесся в прошлое, в ту ночь, когда профессора убили? Или его посетило некое таинственное видение, явление, вызванное странной энергетикой Цитадели? А коли так, то каковы же будут последствия, если он откроет профессору будущее? Изменит ли это события в прошлом? Или просто осложнит настоящее еще сильнее, чем теперь?
Джон принял решение.
— Вы учили меня, чтобы я стал Хранителем, — сказал он.
Профессор испытал облегчение.
— Что ж, ты знаешь. Превосходно, мой мальчик. Как ты догадался?
— Я познакомился с Бертом. И видел «Воображаемую Географику». Но…
— Замечательно, — перебил его профессор. — Тогда то, что случится со мной, уже не имеет значения. Не теперь.
— Конечно же, имеет! — воскликнул Джон. — Как же иначе?
Профессор Сигурдссон пыхнул трубкой, наполнив комнату ароматным дымом.
— Дело в том, — пояснил он, — что каждому отведена своя роль, и моей было обучить тебя, подготовить к предназначенным тебе обязанностям. Ни больше, ни меньше. И как вижу, я преуспел и теперь могу принять то, что мне уготовано, без горечи и сожалений.
— В этом-то и дело, — сказал Джон. — Вы выполнили свою работу, а я свою — нет. Профессор, я был ужасным учеником! Думаю, я подвел вас везде, где только можно.
Профессор Сигурдссон рассмеялся, но потом понял, что молодой человек говорит серьезно.
— Молодость есть молодость, Джон, и все события твоей жизни влияли на твою работу. Кроме того, тебя призвали в армию, и это также отразилось на занятиях.
— Я не об этом говорю, — возразил Джон. Он никак не мог собраться с духом и признаться в том, что случилось на Архипелаге: и в том, как он провалился с переводом, и в том, как впоследствии потерял «Географику». — Берт говорил мне, чего от меня ожидают как от Главного Хранителя «Географики», и я не уверен, что справлюсь. Я просто не готов.
— Берт выражал то же беспокойство, когда мы в последний раз говорили он тебе, — признал профессор. — Но я заверил его, что когда потребуется, ты примешь вызов. И ему этого было довольно. Больше он никогда не сомневался. Хотя, по правде говоря, он был на твоей стороне еще до меня. Я неплохой учитель — но Берт обладает воображением. Таких, как он, мало. Но в тебе, мой мальчик, он нашел родственную душу. Слушай его, Джон. Он даст тебе верный совет, когда я не смогу, так, как я не смогу. Обращай внимание на слова Хранителей, которые были до тебя, чью мудрость ты найдешь на страницах «Географики», ибо они усвоили уроки, которые тебе предстоит извлечь самому. И записывай все свои наблюдения, чтобы передать знания тем, кто придет после тебя — теперь ты часть великой традиции, мой мальчик. И раз уж ты принял ее, она всегда будет частью твоей жизни. Верь в себя, — продолжал профессор, взяв руки Джона в свои. — Все, что тебе нужно, скрыто внутри тебя. Ты достаточно силен. Достаточно умен. Ты узнал больше, чем нужно, чтобы справиться с любой трудностью. Теперь тебе надо
