преодолеть страх, который мешает тебе принять свою судьбу.
— Страх, что я слишком слаб? — спросил Джон.
— Нет, — ответил профессор. — Страх, что ты слишком силен.
— Слишком силен? — изумился Джон. — Как я могу быть слишком силен? Я же провалил все задания, какие только мог.
— Из-за своего страха, — сказал профессор. — А не потому, что не мог с ними справиться. Наша слабость всегда очевидна, и для нас, и для других. Но сила духа скрыта внутри до тех пор, пока мы не решаем проявить ее — именно это и есть настоящая проверка. Когда обнажается все, что скрыто у нас внутри, и мы больше не можем списывать неудачи на то, что не обладаем нужными качествами, и должны полагаться на силу, чтобы преуспеть… так и проверяется мужество, мой мальчик. Верь в себя. Поверь, что твоя судьба — не сидеть в пыльных библиотеках, не сражаться на войне, а делать нечто более великое. Поверь в себя, Джон, и в то, что внутри тебя скрыто нечто, что позволит тебе прожить выдающуюся жизнь. Просто верь, мой мальчик. Мой дорогой мальчик. Поверь.
Ветер бил в окна кабинета, первый признак перемены погоды.
— Думаю, надвигается гроза, — заметил профессор. — Я сказал все, что хотел, думаю, тебе самое время идти.
Словно ставя точку в этом разговоре, на улице раздалось постукивание. Профессор поднялся с места и похлопал ученика по плечам.
— Ты справишься, мой мальчик, — сказал он, открывая дверь, — и запомни, что бы ни случилось — ты всегда был и останешься моей гордостью.
Джон вышел из кабинета и закрыл дверь.
Он снова оказался в Цитадели Времен.
— Что-то не так? — вскинулась Эвин.
— О чем ты?
— Ты только что вошел, — пояснил Чарльз. — Секунду назад. Дверь закрылась и снова открылась. Тебя не было всего пару мгновений.
— Это невозможно, — ответил Джон. — Я беседовал с профессором Сигурдссоном последние полчаса.
— Двери влияют на восприятие времени, — предположил Джек. — Для Джона прошло полчаса. Для нас здесь — вообще нисколько.
— Что он сказал тебе, Джон? — настаивал Берт.
Джон склонил голову и улыбнулся.
— Сказал, что у нас много работы.
При этих словах снова раздался знакомый грохот, и пол зашатался у друзей под ногами, а потолок словно расширился, будто башня делала вдох.
— Думаю, башня просто выросла, — сказал Чарльз.
— В этом есть смысл, — согласился Берт. — Это почти самая последняя комната — если все остальные двери вели в прошлое, то ясно, что комната Картографа, там, у самой верхушки, постоянно движется в будущее, а та дверь наверху и есть будущее.
Дверь, которую они определили как ведущую в помещение Картографа, единственная во всей Цитадели имела замочную скважину. Джек присел на корточки заглянул в отверстие.
— Нечего подглядывать, — раздался резкий, немного раздраженный голос из-за двери. — Очень невежливо подглядывать в замочные скважины — а еще стучать в дверь и убегать.
Джек выпрямился.
— Ключа не найдется?
— У меня есть тысяча ключей, — сказал Берт, — но ни один не подойдет.
Чарльз протянул руку и толкнул дверь. Ничего.
— Прочная, — заметил он. — Не похожа на другие. Может, ее надо выбить?
— А может, подобрать отмычку? — предположил Артус, протягивая руку, чтобы проверить механизм. Едва он коснулся двери, послышался резкий щелчок, и дверь с легким скрипом отворилась.
— Хмм, — промычал Артус. — Этого я не ожидал.
Он распахнул дверь, и все вместе друзья вошли в комнату на вершине лестницы.
Глава 15. Картограф Сгинувших Земель
Комната оказалась достаточно просторной, но не слишком большой. Судя по тому, что удалось разглядеть, стены были каменные, хотя все свободное место занимали карты. Старые, новые, топографические, культурные, политические, сельскохозяйственные. Карты Луны и Антарктики, даже, кажется, Земли, только континенты на них сливались в один большой материк.
На книжных полках теснились тома, в которых, надо полагать, содержались другие карты. И, за исключением двух предметов, в комнате не было никакой мебели. Все помещение было забито глобусами, измерительными приборами и свитками пергамента, громоздящимися друг на друге, — они оправдывали имя человека и служили тому, кого друзья пришли отыскать.
Картограф Сгинувших Земель делал наброски, сидя в центре комнаты за столом, украшенным резьбой. Он устроился на краешке кресла с высокой спинкой, увенчанной резной эмблемой Короля-Солнце, с головой уйдя в работу. Толстым пером Картограф быстро начертал несколько линий, макнул перо в чернильницу и задумался. Затем провел новые линии и повторил все сначала.
Картограф, несмотря на все слухи и тайны, окружавшие его личность, внешне был совершенно непримечательным. Невысокого роста, крепко сбитый, нос картошкой, на котором примостились очки. Волосы, темные за исключением седины на висках, были откинуты назад и спадали до плеч.
Коротышка носил алую одежду, напоминающую облачение рыцарей времен Крестовых походов или Инквизиции. Пояс, застегнутый поверх юбки из полос кожи, походил на римский или греческий; ноги и руки до запястий были обмотаны материей.
— Да? — буркнул мужчина, наконец-то заметив посетителей. — Если вы за примечаниями, то поторопились. Сегодня не та чертова пятница.
С этими словами он вернулся к работе, словно в комнате никого не было.
Часы в углу отсчитали несколько минут, прежде чем Джон, наконец, громко откашлялся. Дважды.
Картограф отер перо о промокашку и поднял глаза.
— Вы не из Гильдии торговцев[80] будете? Лоренцо Медичи[81], верно?
— Э, нет, — опешил Джон. — Я — Хранитель «Воображаемой Географики».
Глаза Картографа расширились от удивления, он выронил перо:
— Хранитель? Правда? Ну, как это необычно.
Он вскочил со стула и жестом велел проходить в комнату.
— Входите, входите, — приговаривал Картограф. — Надеюсь, вы поймете меня и простите. Сроки поджимали закончить карты Нижней Флоренции[82] для Великолепного[83]…
— Прошу прощения, — перебил Чарльз, — но Лоренцо де Медичи умер в тысяча четыреста девяносто втором году.
— Что, правда? — удивился Картограф. — Вот почему он не прислал дополнительную информацию для справок. Мне бы догадаться, что раз уж его захватила вся эта чушь насчет «Нового Света», ему уже ни до чего.
— Вы имеете в виду Америку? — осведомился Джек.
— Да, название вроде такое, — подтвердил Картограф. — Я не уверен — вообще-то я не обращаю
