Глава 2
Старые Перечницы
Ровно в восемь на пороге чайной появились две пожилые дамы, они на ходу стягивали шарфы и перчатки, при этом их жестяные банки для пожертвований ужасно гремели. Беатрис и Элис Кроули. Сестры-близнецы и лучшие подруги. Они все время смеялись и улыбались. Интересы сестер, равно как и число их друзей в городе, было трудно перечесть. Секретом счастья, по их собственному признанию, было то, что им хватило ума не совершить величайшую глупость в мире — выйти замуж. Дэниелу подобные заявления не нравились.
Сестры Кроули всю жизнь проработали в школе и теперь вышли на заслуженный отдых. Однако самоуверенная и безапелляционная манера, свойственная всем профессиональным педагогам, никуда не делась. Они всюду разгуливали под руку, и, стоило одной сестре открыть рот, другая уже знала, как закончить начатую фразу. За глаза Дэниел называл их Старыми Перечницами.
Беатрис и Элис жили в небольшом доме с террасой, который достался им от родителей, в самом конце Малберри-стрит, где всегда царили тишина и покой. Если сестры не были заняты сбором пожертвований на нужды благотворительности, они неустанно наводили порядок в своем маленьком домике. Окна всегда были занавешены накрахмаленными кружевами, а входную дверь каждое лето покрывали свежим слоем темно- зеленой краски.
Дети военных лет, они вместе пришли в этот мир, родились с разницей в десять минут. «Однояйцевые близнецы, — довольно объявила акушерка. — Здоровые и сильные, слава богу».
С самого рождения девочек соседи не переставали изумляться, глядя на их смуглую кожу и волосы цвета вороного крыла. «С чего бы это?» — судачили они при встрече. У мистера и миссис Кроули кожа была бледная, волосы светлые, черты лица тонкие, а глаза синие, как незабудки. Их дочери получились рослыми и темноволосыми, с темными, шоколадными глазами. Мать девочек, Элиза, была добропорядочной христианкой и верила в чудеса. «Бог послал мне двух прелестных дочерей, — говорила она, — когда мы с мужем уже совсем было отчаялись завести собственного ребенка». А откуда у ее девочек такая необычная внешность — это ее волновало меньше всего на свете, ведь Господь был так добр и милостив к ней. Уже к четырнадцати годам сестры заметно переросли своих родителей, но к тому времени все пересуды по поводу их необычной внешности поутихли. Беатрис и Элис на «отлично» сдавали любые экзамены, а после окончания школы остались преподавать в ней. Отношения сестер были настолько тесными и дружескими, что им никогда и в голову не приходило выйти замуж, обзавестись собственными семьями и покинуть отчий дом, после того как их родители, Уильям и Элиза Кроули, отправились в лучший мир.
Не обремененные домашними заботами, они все свое время посвящали сбору денег на благотворительность, тряся жестянками для пожертвований на Ройал-авеню. Особенно им нравилось за чашкой чаю в кафе «У Малдуна» перемывать всем косточки и рассуждать о том, каким должен быть правильный и достойный уклад жизни. Еще они любили выезжать за город на приходском автобусе.
Раз в неделю они отправлялись на городское кладбище — на могилу родителей положить свежие цветы. Нежно любимый сестрами отец, Уильям, был настоящим героем, получил на войне много наград, и они часто вспоминали о нем.
— Подумать только, и ради таких, как вот эти, наш дорогой отец сражался с Гитлером, — бывало, сокрушалась Элис, провожая взглядом малолетних мамаш, толкавших мимо окон кафе коляски с толстощекими младенцами. — В наше время таких девиц давно бы уже определили куда следует. Кажется, здесь неподалеку как раз был исправительный интернат, пока либералы его не прикрыли.
— Да, хотя… В интернатах тоже было не все гладко. Не скажу, что это решение всех проблем. Но девушкам следовало бы, по крайней мере, одеваться приличнее. — Беатрис презрительно фыркнула, глядя на сигарету, свисавшую с густо напомаженных губ девушки, которой никак нельзя было дать больше пятнадцати. — Они палец о палец не ударят, чтобы привести себя в божеский вид.
— Приличий больше не существует, — вторила ей Элис. — Все полетело в тартарары, как только перестали носить шляпки и длинные юбки.
— Мне трудно поверить, что наш отец защищал родину ради таких ничтожеств! — вскрикнула Беатрис, прочитав в газете о девятилетнем мальчике, которого исключили из школы за то, что он поджег кабинет. — Здесь пишут, что его родители, оба, конечно же, безработные, попросили пособие на частного преподавателя для своего отпрыска. Ха! Да таких расстреливать нужно за то, что вырастили такого негодяя.
— Верно, верно, — согласилась с ней Элис. — Людей, бывало, расстреливали и за меньшие провинности. И общество от этого только выиграло.
По воскресеньям они надевали свои лучшие перчатки и строгие шляпки и чинно шествовали в церковь, царственно кивая по пути всем знакомым. Они усаживались в первом ряду и громко пели во всю мощь своих здоровых, сильных, не отравленных никотином легких; они усердно молились за спасение мира в целом и Белфаста в частности. После обеда они принимались строчить обличительные письма: в основном эти гневные послания предназначались владельцу местного газетного киоска и резко осуждали отвратительную порнографию, которую он выставлял на верхней полке. А еще, конечно же, сестрам было что сказать о местной молодежи, ничтожно малая часть которой по воскресеньям удосуживалась посещать церковь.
— Неудивительно, что скоро люди совсем перестанут заключать браки, — не унималась Беатрис. — Девицы бросаются то на одного, то на другого. А уж одеваются — уму непостижимо! Совсем стыд потеряли. Срам, да и только!
— Именно, именно, — соглашалась Элис. — А какое безобразие, что теперь на каждом углу продают жареную картошку в бумажных пакетах и молодые люди едят прямо на ходу! Как можно допускать такое? Конечно, молодым людям теперь и жениться незачем — хлеба и зрелищ и без того вдоволь.
Старые Перечницы неплохо жили на свои две пенсии. Недостатков в них практически не было, если не считать слабости к новым шляпкам и непомерно раздутой гордыни. Именно гордыня побуждала их собирать денег на благотворительность больше, чем удавалось собрать остальным прихожанам; гордыня не давала им спокойно спать по ночам. Вместо этого они составляли торжественные речи на случай, если им доведется предстать перед ее величеством королевой, поскольку рано или поздно это, несомненно, случится и они будут представлены к награде как минимум. Блестящая медаль в бархатной коробочке. После всего того, что они делали для местного общества все долгие годы, они вправе были бы рассчитывать и на большее.
Элис подошла к стойке.
— Не хотите ли сделать пожертвование? — обратилась она к Дэниелу. — На поддержание военных памятников.
Дэниел помрачнел. Все, что было связано с благотворительностью, доставляло ему беспокойство, напоминало, что и сам он в детстве жил в нищете. Но Пенни без лишних слов взяла из кассы пятифунтовую банкноту, свернула ее и положила в жестянку.
— Вот, пожалуйста, — сказала она. — Пусть день сегодня будет для вас удачным, леди. — Она не без вызова взглянула на Дэниела.
— Молодец, Пенни! — Беатрис была счастлива. — Как говорится, никто не забыт, ничто не забыто.
— Благослови Бог павших героев, — поддержала сестру Элис, и они уселись, как обычно, за столик у батареи.
Дэниел пошел на кухню поставить охлаждаться кофейный торт.
— Для вас чай с тостами? — поинтересовалась Пенни, подходя к их столику с маленьким блокнотом наготове.
Открывая холодильник, Дэниел насупился. Сестры Кроули вывели его из себя. Из-за них ему приходится начинать день в убытке. Он слышал, как они втроем обстоятельно рассуждали о том, что лучше заказать. Неужто такой страшный грех съесть нормальный сэндвич с яичницей и беконом? Сколько, интересно, калорий насчитала Пенни в сэндвиче и яичнице с беконом? Сестрицы просто любят устраивать трагедию из-за каждой мелочи.
Наконец решение было принято. Да, конечно, чай с тостами. И нельзя ли еще приготовить яичницу-
