болтунью? Ой, гулять так гулять — каждой еще по две сосиски! Сегодня плотный завтрак будет очень кстати. День впереди длинный — сколько еще всего предстоит сделать. Они потрясли жестянками перед лицом Пенни и улыбнулись безмятежной улыбкой добродетели.
— Яичница, сосиски и чай с тостами — две порции, — прокричала Пенни через заслонку.
— Понял, — произнес Дэниел, открывая упаковку сосисок. День начался.
Через несколько минут в кафе вошла Милли Мортимер и остановилась у стойки. Она недолюбливала Дэниела, и даже не пыталась это скрывать. Она взяла себе за правило курить на кухне, несмотря на неоднократные напоминания Дэниела о том, что это противоречит санитарным нормам.
— Ну, что, Пенни, как ты? — поинтересовалась Милли. — Я тут была неподалеку, дайка, думаю, зайду, посмотрю, как поживает моя подружка Пенни.
Дэниел вздохнул. Он считал Милли очень вульгарной. Она носила обтягивающую одежду, говорила с нарочитым «белфастским» акцентом, а уж как она курила, выпуская дым из уголка рта, — противно смотреть! Ей было тридцать шесть, но из-за «химии» и укладки она выглядела намного солиднее. Он не мог взять в толк, почему Пенни терпела ее столько лет.
— Проходи на кухню, — приветствовала подругу Пенни. — Там нам никто не помешает, можно спокойно поболтать.
Милли прямиком прошла в кухню, попутно окинув взглядом витрину — что у нас вкусненького сегодня? Она сняла пальто и зажгла сигарету.
— Старые склочницы тут как тут, — заметила Милли, кивнув в сторону сестер Кроули. — Я уж было подумала, к тебе сегодня члены королевской семьи пожаловали!
Она поставила стул у задней двери и немного приоткрыла ее, чтобы выдувать дым наружу. Поток ледяного воздуха ворвался внутрь, нагло вытесняя теплый воздух из кухни, и Дэниелу пришлось прикусить губу, чтобы промолчать. Пенни и Милли дружили еще со школы. Милли всегда была заводилой, но это не мешало ей иметь ужасный характер.
— Задумала навести тут красоту? — спросила Милли, потянувшись и взяв со стола один из журналов по дизайну. — Давно пора! — И скорчила гримасу вслед отвернувшемуся Дэниелу. Она послюнила палец и стала пролистывать журнал. — С цветом уже определилась?
— Нет, все еще думаю, — ответила Пенни.
— Запах свежей краски — лучшее лекарство от хандры. Ты только посмотри! В одной и той же комнате две стены фиолетовые, а две ядовито-зеленые — нет уж спасибо! Послушай, у моего Джека хорошо, получается, орудовать молотком, так что если надумаешь повесить полки — обращайся.
Дэниел сосредоточенно растирал яйца. Он только фыркнул и что-то пробормотал себе под нос, представив, как верзила Джек Мортимер будет орудовать молотком и пилой в его драгоценном кафе. Он протянул Пенни деревянную ложку и пошел к стойке, у которой уже собралось несколько проголодавшихся работяг.
— Что твой благоверный только что сказал? — поинтересовалась Милли. — «Пустые траты», зуб даю. Ох, Пенни, и что только ты в нем нашла? — Она говорила почти шепотом, но видно было, что внутри у нее все кипит.
Пенни улыбнулась, вспомнив их первую встречу с Дэниелом:
— Первый раз, когда я увидела Дэниела, я думала, что упаду в обморок, так сильно билось сердце. В глазах у него был какой-то необыкновенный огонь. — Она потянулась за подогретыми тарелками.
— Ах, Пенни, какая была, такой и осталась! Огонь в глазах — большое дело! Мужчины не для того созданы, чтобы ими любовались, они ведь не украшения. Могла бы найти себе кого-нибудь получше!
— Ну, этого мы теперь уже не узнаем, так ведь? — Не дожидаясь ответа, Пенни вышла из кухни отнести завтрак сестрам Кроули.
Дэниел взял со стойки список и сказал, что сбегает в соседнюю лавку за зеленью.
— Я тут подумала о гадалке из Донегола, — сказала Пенни подруге, вернувшись на кухню. — Помнишь те каникулы, мы с тобой и девчонки из нашей школы — вот было здорово! Вшестером в маленьком домике у пляжа! Помнишь? — Она включила чайник.
— Как не помнить? — подхватила Милли. — Мы чуть не околели от холода. Не взяли с собой ничего теплого. У меня была одна куртка и шесть купальников. А хорошо бы наоборот. А Шионна Мак-Алир втюрилась в парня, который работал на кассе у аттракциона с электрическими машинами. Стрижка «ежик» и шрам на шее, помнишь?
— Да-а… а еще, когда он отказался пойти с ней на свидание, она уверяла, что ее сердце разбито, буквально разбито, так оно болело. Интересно, что с ней стало?
— Вышла замуж за врача-консультанта из Норт-Дауна. У них старинный дом, настоящий памятник архитектуры, целое имение.
— Значит, разбитое сердце больше не болит, — заметила Пенни и принялась заваривать чай. — Бог с ней, с Шионной. Так ты помнишь гадалку? Она сказала мне, что я встречу высокого красивого незнакомца в темном месте возле воды, что у него будут голубые глаза и что он будет знать, как меня зовут, еще до того, как я успею назвать ему свое имя. Мне казалось, это так романтично — ну да мне же и было всего только семнадцать! И представь, не успела я вернуться домой, как встретила Дэниела.
— Эй, Пенни, не заводи опять свою старую шарманку. Твоя гадалка наверняка каждой чего-нибудь эдакого посулила. — Милли была особой практичной. — Мы же поехали к морю. Кругом вода и куча незнакомцев! — Она пристально посмотрела на Пенни. — Ты бы послушала гадалку, окажись ты там сейчас?
Пенни сидела за столом и разливала чай.
— Нет, конечно. Ты что, с ума сошла? Мне тридцать пять, Милли. И я вовсе не считаю, что познакомиться с будущим мужем в ночном клубе у доков так уж романтично. И он знал, как меня зовут, потому что мое имя было написано на золотом ожерелье, которое я надела в тот вечер. И не у него одного голубые глаза… — Она запнулась. — Но все же… она, наверное, что-то видела. Я хочу сказать, мы все-таки вместе, сколько лет прошло!
И все же иногда Пенни задавала себе вопрос, действительно ли тогда, много лет назад, она приняла неожиданное предложение Дэниела потому, что поверила в красивую сказку гадалки?
— Ну, дай тебе Бог, — вздохнула Милли, у которой на этот счет не было никаких сомнений. В молодости Пенни могла заполучить любого мужчину. Красивая девушка, да еще с приданым — доходное семейное дело со стороны отца. А ей приспичило выскочить замуж за первого встречного прощелыгу! — Он повернут на работе. Носится с этими дурацкими пирожными как очумелый. Были бы у меня твои деньги, всё бы продала и уехала на какой-нибудь курорт. Навсегда. Побездельничала бы для разнообразия. Чего ради ты убиваешься? Могла бы красиво жить на континенте. У тебя скопилась, небось, уже кругленькая сумма? Не понимаю я тебя.
— Небольшая квартирка в Испании, как тебе такая идея, Милли? — Пенни отпила глоточек.
— А что? — отозвалась Милли, выбрасывая окурок во двор и тут же зажигая следующую сигарету. — А мы с Джеком и детишками могли бы наведываться летом, чтоб ты не скучала.
— Приятно помечтать, Милли, и мы, наверное, даже могли бы себе это позволить, но боюсь, я никогда не брошу свое старое кафе. Глупо, сама знаю. Но я не могу, никогда не смогу все бросить. Мое место здесь.
Милли закатила глаза. Знакомые речи. Всех жителей Белфаста можно разделить на два типа: одни мечтают уехать и никогда больше сюда не возвращаться, другие же намерены провести здесь остаток своих дней, что бы там ни было. И, кроме того, рядом со своим упертым муженьком Пенни стала совсем безвольной — ни шагу без его разрешения. Милли решила сменить тему:
— Я заметила, что Джек набирает вес. Слишком налегает на пиво и жареную рыбу с картошкой. Вот и вся проблема, но ведь прямо ему этого не скажешь. Он очень переживает из-за своей внешности — может обидеться. Как бы посадить его на диету, чтобы слово «диета» при этом не звучало?
— Легко, — ответила Пенни, подумав минуту. — Он должен увидеть себя твоими глазами. Сейчас скажу тебе, что надо делать. Покрась ванну в ослепительно белый цвет и повесь самое большое зеркало, какое только сможешь найти. В полный рост. Шириной самое меньшее — полтора метра. Вкрути лампочку на сто пятьдесят ватт. И тогда каждый раз, когда он будет принимать душ, он не сможет не видеть себя во всей свой красе. А когда он сам объявит тебе, что собирается сесть на диету, изобрази удивление и скажи,
