– Но я – царица!
– Это я заметил…
Ее любопытство не знало границ. Но одновременно Цезарю приходилось убеждаться, что у любовницы есть черты характера, которых он предпочел бы не знать, например жестокость.
– Цезарь, мне рассказали, как ты победил в Фарсале войско Помпея.
– И что тебя заинтересовало?
– Правда, что воины Помпея попросту испугались, что им изуродуют лица твои копейщики?
– Тебя это удивляет?
– Кто придумал, ты?
– Да, я приказал поднять копья и целиться в лица, в глаза вместо обычных ног. Человек, видя устремленное в его глаза острие копья, поневоле отворачивается. Это помогло разделить на части, окружить и разбить конницу Помпея. Но почему это интересует тебя? Впервые вижу, чтобы женщина интересовалась тем, как добывается победа в бою.
Клеопатра задумчиво произнесла:
– Человек всегда боится, если видит угрозу своему лицу. Не изза красоты, больше боится потерять глаза… Если хочешь победить когото, одержи победу над его глазами, и он твой…
Цезарь с изумлением смотрел на любовницу, женщины, конечно, хитры, но царица еще и куда более разумна, чем многие мужчины.
– Тебе бы родиться мужчиной, Клеопатра…
Царица фыркнула, как разъяренная кошка:
– Вот еще! Фи! Мне и женщиной хорошо!
– Не сомневаюсь.
– Ты прощаешь врагов?
– Да.
– Почему?
– Вряд ли ктото из них действительно желал мне смерти, скорее, просто был вынужден выступать против. Так бы поступил и я сам.
– Ты бы простил Помпея?
– Если бы он выжил? Простил. Конечно, постарался, чтобы он никогда не получил достаточно власти, но зла на него не держал бы.
– Я должна простить Арсиною?
– Должна. Разве ты на ее месте сделала бы иначе?
– Нет!
– Что нет?
– Не прощу! Никогда не прощу!
– Ты хочешь ее смерти?
– Да!
– Она будет жить, Клеопатра. Арсиноя просто воевала за свое место под солнцем. Врагов нужно уметь прощать, их лучше иметь обязанными тебе за спасение…
– Она бы меня не простила и в случае победы обязательно убила.
Цезарь содрогнулся от жесткости ее голоса и злости, которая в нем звучала. Он понял, что Арсиною действительно нужно увезти в Рим, иначе Клеопатра обязательно лишит сестру жизни. Цезарь имел на это право, ведь Арсиноя была военной добычей, которую следовало провести по улицам Рима во время триумфа, который ему обязательно положен.
Клеопатра, видно, догадалась о его мыслях, усмехнулась:
– Постараешься упрятать сестрицу от меня подальше? Ничего, я ее и в Риме достану…
– Клео, ты что?
– Никогда не прощу, никогда! Она была против меня вместе с этим мерзавцем Пофином! Птолемей, тот маленький дурак, ему простительно. Арсиноя взрослая и хорошо понимала, что делала. Цезарь, они всегда ненавидели меня, понимаешь? Потому что отец меня любил больше, потому что я стала его соправительницей еще при жизни, потому что я быстрее соображаю, больше знаю, решительней. Но кто мешал дураку Птолемею учить египетский или латынь? Кто не давал Арсиное заниматься математикой или учиться игре на музыкальных инструментах? Они развлекались, пока я корпела над папирусами или запоминала чужие слова!
Было видно, что Клеопатру сильно задевает зависть сестры и брата, глаза ее горели возмущением, а на скулах даже выступил румянец. Цезарь молчал, давая ей выговориться.
– Птолемей только и знал, что есть сладости, а Арсиноя наряжаться. Разве правительница может думать лишь о нарядах и побрякушках?! Отец учил меня, что правительница должна видеть прежде всего выгоду для своего государства.
Цезарь все же не выдержал:
– Отец учил тебя? А что же он сам так не поступал?
Она чуть задумалась, потом вздохнула:
– Пониматьто он все понимал, только не хватало твердости делать так, как нужно. Отец был прекрасным советчиком, но не правителем сам. Если бы он не умер, мы бы с ним хорошо правили.
– Скажи, почему в Египте началась гражданская война?
– Это все Пофин и многие с ним. Я тоже не сама правила, и у меня много советчиков. Мои советчики не поладили с его советчиками…
– А… что было бы, не появись в Александрии я?
Клеопатра пожала плечами:
– С Птолемеем? То же, что и с Помпеем. Я не собиралась всю жизнь сидеть в Аксалоне, немного погодя мои войска разбили бы войско Птолемея.
– Ты так уверена?
– Не один ты соображаешь, куда направлять удары копий. Ахиллас был достаточно умен, чтобы не класть тысячи жизней ради удовольствия проклятого Пофина. На все нужно только время.
Цезарю стало слегка обидно, получалось, что он лишь ускорил ее приход к власти? Хотел напомнить о своей заслуге в ее нынешнем положении, о том, что без римлян Клеопатре не быть царицей. Уже открыл рот и вдруг вспомнил… Цицерона.
Марк Туллий Цицерон, будучи консулом, раскрыл заговор Катилины, и в первую очередь его стараниями угроза Риму была предотвращена. Римляне этого не забыли, но Цицерону оказалось мало просто памяти о его деяниях, боги, щедро наградившие философа всеми возможными достоинствами, на погибель дали ему два недостатка – неуемное тщеславие и потрясающую невоздержанность языка, приводившую к поразительному умению наживать себе врагов даже среди вчерашних друзей. Язык Цицерона был главным его богатством и главной его бедой одновременно. Умение говорить логично и складно, с одной стороны, дало всенародную славу и любовь, с другой – стало причиной вражды и даже ненависти обиженных им. А тщеславие сыграло дурную шутку, ни одно заседание сената не обходилось без выступления Цицерона с упоминанием о том, как он разоблачил заговорщиков и уничтожил Катилину. Его книги и речи писались с единственной целью – воздать похвалу самому себе. Подробный рассказ о своей прозорливости Цицерон в сотый раз повторял любому, даже случайному собеседнику, и собеседников с каждым днем становилось все меньше. Человек, который часто повторяется, не может вызывать симпатию, когда же он постоянно занимается самовосхвалением – вызывает просто отвращение!
Цезарь сам не раз твердил, что, содеяв чтото, ни к чему постоянно требовать себе восхваления, смеялся над Цицероном, правда, беззлобно, что взять со старика? А теперь получалось, что сам ожидал постоянной благодарности от Клеопатры за помощь? Как бы не уподобиться Цицерону…
Понимала ли она, что рано или поздно, но им придется расстаться? Конечно, понимала, но старательно гнала от себя такую мысль. Казалось, что стоит только родить сына, и Цезарь навсегда останется в Александрии. Зачем ему оставаться и что он будет делать, сидя в чужом городе, Клеопатра почемуто не задумывалась. Вернее, тоже гнала такие размышления.
Умная женщина не могла не понимать, что у них вместе нет будущего: Цезаря ждал Рим, а ее дела в Александрии.
