упрекнуть царицу в вольном обращении с ней служанки, разве что ближние рабыни иногда краем уха слышали перебранки, подобные утренней, но на то они и рабыни, чтобы молчать…
Клеопатра словно проснулась. Случившегося не воротишь, Цезарю действительно пора уплывать в Рим, а ей заниматься делами в Александрии.
К счастью, дела закрутили настолько, что времени на раздумья днем не оставалось совсем. Толку от малолеткимужа никакого, приходилось во все вникать самой. Снова и снова она решала, где сначала чинить дороги, стоит ли отправлять караван за финиками в Иудею, сколько денег выделить на ремонт маяка, покроют ли все расходы казны налоги будущего года, если их немного понизить, чтобы было меньше недовольных… Конечно, все докладывали советники, выполняли тоже они, но царица считала своим долгом совать нос в любые дела Египта, на то она и царица.
Но приходила ночь, и мысли о Цезаре возвращались… Где он, как он, с кем он? Последнее было самым болезненным. Однажды Клеопатра даже села на ложе, сообразив, что задержи она римлянина еще немного, тот снова не смог бы уплыть, потому что ветер сменился! И тогда ему поневоле пришлось бы жить в Александрии еще полгода!
С досадой закусив губу, Клеопатра встала, чтобы подойти к окну и убедиться, что ветер действительно сменился. И тут снова увидела себя в зеркале… Живот уже заметно выпирал, от стройной фигурки остались одни воспоминания, она сильно поправилась. Ойой! Хорошо, что Цезарь уплыл, любоваться вот такой гусыней вряд ли кому понравится…
Во дворце суета, хотя ничего страшного не происходило, просто Клеопатра рожала. Малолетний муж сидел в соседней комнате и пытался делать вид, что волнуется. Несколько дней назад он великодушно пообещал признать ребенка своим. Какоето время Клеопатра молча таращилась на Птолемея, а потом фыркнула:
– Нужно мне!
– Нужно! – отозвалась Хармиона. – Этот ребенок – наследник трона, тебе нужно, чтобы царь признал дитя своим.
Конечно, все вокруг прекрасно понимали, чье это дитя, единодушно осуждали Клеопатру за связь с римлянином, но не больше. За прошедшие месяцы в Александрии не просто установилось хрупкое равновесие, стало понастоящему спокойно. Молодая царица распоряжалась толково, старалась, пусть и ценой собственных убытков, не допустить голода и волнений, чем могла помогала. Народу в общемто все равно, с кем спит царица в своей спальне, а в остальном Клеопатра вела себя как хорошая хозяйка большого дома по имени Египет.
А еще как живое воплощение Изиды. Ей пришло в голову объявить, что будущий сын зачат от погибшего Птолемея XII. Возразить никто не посмел.
Пока Птолемей XIII клевал носом в уголке, размышляя о странностях своей сестрыжены, та родила сына, как и обещала Цезарю. Говорят, что дети в первые минуты жизни обязательно похожи на своих отцов. Новорожденный мальчик был копией уплывшего римлянина и ничуть не напоминал увальня Птолемея XII. Клеопатра выглядела победительницей.
Повитуха, принимавшая роды, вынесла ребенка Птолемею:
– Поздравляю с сыном, ваше величество.
Все замерли: одно дело говорить, что примешь чужого малыша, и совсем другое – сделать. Птолемей взял на руки тугой сверточек:
– Я принимаю тебя… – на мгновение снова воцарилось молчание, какое имя назовет царь? – … Цезарион!
Клеопатра шумно выдохнула, пробормотав: «Хороший мальчик…». И только Хармиона поняла, что речь шла не о сыне, а о муже.
Но малышу дали и обычное наследственное имя Птолемей, ведь все в роду Птолемеев были Птолемеями…
Египет праздновал рождение царевича. У египтян считалось, что сыновья царицы рождаются от бога Гора, а в чьем обличье тот придет в спальню правительницы, не столь уж важно. Обычно это бывал муж царицы, но если муж так молод, то мог постараться и ктото другой. Хитрая Клеопатра объявила, что ребенок был зачат от предыдущего царя, утонувшего Птолемея XII. Египет принял такое объяснение.
Пиры по поводу рождения наследника продолжались целый месяц, хотя поговаривали, что раньше праздновали и дольше. Немыслимое количество подарков царевичу и его матери, бесконечные приемы, необходимость улыбаться, соглашаться, благодарить за пожелания ее сыну утомили даже Клеопатру.
Она раздавала милости налево и направо, кормила и поила, сорила деньгами, и мало кто знал, что каждый вечер царица дотошно требовала отчета о потраченном. Это только казалось, что Клеопатра не знает счета деньгам, в действительности цепкости молодой царицы могли позавидовать банкиры Дельты. Она тоже быстро научилась давать в долг, видеть выгоду в выдаче разрешений, назначений на посты и своего собственного благоволения. Ай да царица! – дивились все вокруг. Оказалось, что Клеопатра вполне способна править и без опекунов. Птолемей Авлет не зря столько лет держал юную дочь рядом, она сумела заметить то, что проглядел отец, и имела хватку куда более сильную, чем у него!
Среди прочих милостей в честь рождения сына Клеопатра решила даровать жизнь нескольким преступникам. Правда, заранее были отобраны те, кого можно помиловать, не выпускать же на волю настоящих убийц. К царице привели провинившихся не зверствами, но очень сильно, это были рабы, так или иначе оскорбившие своих хозяев.
Клеопатра вышла к ним в прекрасном настроении. Она не привыкла когото жалеть, прекрасно зная, что никто не пожалеет ее, но сейчас твердо решила даровать жизнь. Перед царицей стояли шестеро рослых, сильных мужчин, решено было не оскорблять взор правительницы показом оборванных и тщедушных.
– В чем виноват этот?
– Он оскорбил своего хозяина, царица.
– А этот?
– Этот ударил начальника. А этот возводил хулу на нашего умершего царя.
– А вот этот?
Кивнув на человека, с которого можно было лепить скульптуры Геракла и Аполлона в равной степени, эпитроп – управляющий делами – усмехнулся:
– А этот склонял к сожительству жену своего хозяина.
У царицы чуть приподнялась бровь:
– Только склонял?
Раб хмыкнул:
– Конечно, не только! Иначе с чего бы злиться старому уроду?
В другое время Клеопатра даже слушать дальше не стала, наглость раба равнялась его красоте. Но сейчас почемуто хотелось быть милостивой. Как там говорил Цезарь? Нужно уметь прощать даже своих врагов? Перед ней стоял не враг, но человек, покусившийся на жену хозяина. Хотя кто знает, может, она и сама была не против?
Размышляя над этим, царица прошлась вдоль стоявших и снова остановилась перед приговоренным соблазнителем.
– Чего ты хочешь больше всего?
Любому ясно, что это просто игра в милость! Жизнь сохранит, кому пожелает, зачем спрашивать?
Но глаза осужденного смотрели прямо и почти вызывающе.
– Провести ночь с тобой, царица.
Вокруг ахнули! Уже за одно это дерзкое слово его следовало казнить, а ведь Клеопатра явно собиралась помиловать. Но глаза царицы неожиданно блеснули чуть лукаво:
– Вот как? Хорошо же, выбирай: помилование сегодня или ночь со мной и казнь завтра!
Ее голос прозвучал неожиданно звонко, хотя вообщето был довольно низким и грудным. Клеопатра прекрасно понимала, что он ответит: «А можно и то, и другое?». И знала, что скажет сама: «Кто хочет все, не получит ничего! Тебя казнят немедленно!».
Но он ответил неожиданно:
– Ночь с тобой.
Осужденного усиленно пихал стоявший рядом страж, шипя:
