Жестом отослав прочь служанок, Батый почти рванул на себе пояс, также хотелось рвать и прекрасное женское тело – неистово, до боли, до ее крика… Наложница была новенькой, ее взяли в одном из племен по пути, хану понравилась молоденькая смешливая девушка, не слишком низко поклонившаяся в приветствии. За свою смелость и поплатилась, правда, сородичи очень не возражали, получили плату за девчонку, и все.
Но у Батыя не было времени и настроения заскочить к ней, так и оставалась девочка девственной уже больше недели. И тут вдруг вот так… Большие черные глаза в ужасе раскрылись, пухлые губы задрожали, когда он рывком освободил ее тело от рубахи. Тонкая, как тростинка, совсем еще юная, с выступающими ключицами и жилкой, бьющейся на шее, она так напоминала ему любимую жену Юлдуз-хатун.
В тот миг решалась судьба девушки, она могла вот так же, как когда-то Юлдуз, вдруг занять место любимой жены, если бы сумела воспользоваться неожиданным везением. Но она отшатнулась от Батыя, нахмурив брови и показывая на полу его халата:
– Кровь…
Все верно, убитый стоял слишком близко к хану, и фонтан крови из его горла не просто забрызгал, а оставил большое пятно на халате Батыя. Ну и что?
– Крови не видела?
– Чья это кровь?
В следующий миг твердая рука хана отшвырнула глупую девчонку в сторону, а сам Батый шагнул к выходу из шатра. Желание пропало, девушка уже не казалась похожей на Юлдуз-хатун.
Охранник у входа склонился, гадая, что произошло. Он не слышал слов девушки, но понял, что та не угодила хану.
Батый коротко бросил:
– Можете взять ее себе!
Он уже подходил к своему шатру, когда услышал крик несостоявшейся наложницы:
– Не-ет… нет!
Советник склонился еще ниже кебтеула:
– Привести другую?
– Нет, смени халат, – Батый сбросил с себя испачканный халат и направился теперь уже в степь.
У хорошего советника все наготове, мигом накинул на плечи хана другой халат и подал уздечку коня. Вспоминать глупую девчонку не хотелось вовсе, пусть ее заберут себе на развлечение кебтеулы, хан поехал думать над своими делами…
Но отделаться от впечатления не мог, почему-то пришла мысль о том, какова в любви и вообще без одежды та самая уруска, с которой у него то война до конца, а то вдруг мир. У нее светлые красивые волосы, пронзительные синие глаза, красивый рот… Хану вдруг страшно захотелось впиться в этот рот губами, стиснуть именно ее грудь своими руками, повалить на подушки и овладеть, но не яростно, а медленно и с удовольствием…
Хорошо, что я об этом и не подозревала…
Батый держал небольшое послание в руках, недоуменно вглядываясь в текст. Решил, что плохо прочитал, ведь такое глупое занятие, как складывание букв в слова, всегда казалось ему недостойным хана, для этого есть чтецы, и только необходимость иногда скрывать все ото всех вынудила его самому освоить такое умение. Этому Батыя заставил научиться Субедей, который сам читать не умел и грамотных презирал. Сам не читал, а подопечного заставил выучить грамоту… Пригодилось.
Знаком подозвал чтеца, сунул листок, грозно глядя, чтобы тот понял, насколько важно написанное. Чтец чуть побледнел, сразу осознав, что последует за проникновением в тайну, но что он мог изменить? Ничего…
Быстро пробежал глазами текст, произнес с явным облегчением (тайного не заметил, значит, может остаться жив):
– Здесь просто сообщение от хатун, что ее люди все сделали, как надо.
Значит, не ошибся, Огуль-Гаймиш действительно сообщала, что ее люди совершили то, о чем было договорено ранее. Но это означало, что Гуюка отравили они? Батый чуть не рассмеялся: каждый норовит приписать уничтожение Великого хана себе! Двое его людей, столько времени следившие за Гуюком, помнится, приехали с таким же сообщением. Сколько же раз травили несчастного Гуюка?
Хан уже знал, что его враг просто не проснулся, но почему это произошло, не ведал никто. Кому удалось такое убийство? Гадай вот теперь. Вдова настаивала, что это ее заслуга. Батый совсем забыл о безмолвно стоявшем чтеце, когда вскинул глаза и увидел этого глупца, чуть не рассмеялся второй раз. «Здесь просто сообщение…» Как бы ни был он глуп, завтра сообразит, о чем это «просто сообщение».
Чтец не стал ни кричать, ни сопротивляться, только вскинул на хана недоуменные глаза и захрипел под саблей кебтеула. А Батый даже разозлился – снова испачкали белую кошму в его шатре! Нет, на халат не попало, но почему-то захотелось его немедленно сменить. Надо сказать кебтеулам, чтобы резали аккуратней либо уволакивали в сторону от кошмы.
Хан отправился прочь, пусть сменят кошму и дадут новый халат, но сначала проследил, чтобы послание от вдовы охватило пламя костра посреди шатра. Не уничтожать же еще десяток человек, которые ненароком увидит написанное. Кебтеулы неграмотны и скорее дадут порезать себя на полоски, чем произнесут перед другими то, что услышали в шатре, или расскажут о произошедшем, но Вечное небо бережет прежде всего тех, кто бережется сам. Об этом говорил еще дед, это навсегда запомнил сам Батый.
Гуюка больше не было, Батый даже не желал задумываться, кто именно из его помощников это сделал. Кто бы ни сделал, обвинят все равно его, конечно, в глаза сказать не рискнут, а за его спиной скажут. Но Бату было наплевать, Гуюка не было, и это совсем меняло дело.
Он старший из чингисидов. Старший в роду. Значит, именно он имеет больше других прав на белую кошму. Но Бату не настолько глуп, чтобы за нее бороться. Помимо племянников есть еще его собственные братья Берке и Шейбани, а еще сыновья Толуя и Сорхахтани Мунке, Хубилай, Хулагу… Свои братья не станут обходить его, а вот в лице того же Мунке можно получить вместо вчерашнего друга лютого врага.
Их отец Толуй пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти брата Угедея, об этом помнят все монголы, стань Бату Великим ханом, и сыновьям Сорхахтани никогда не видеть белой кошмы. Нет, Бату не станет сам стремиться на престол, он поможет стать Великим ханом Мунке. Все прекрасно понимают, что без его поддержки это будет невозможно, бедолагу просто сожрут сыновья Гуюка или тот же Ширамун, которого не пустили во дворец после смерти Угедея.
Посадив на место Великого хана Мунке, Батый убьет сразу несколько уларов одной стрелой – он свяжет по рукам и ногам своих врагов и получит послушного его воле Великого хана, а кроме того, усилится сам.
Хан немедленно отправил к нойонам Гуюка приказание прибыть к нему в ставку. Он имел на это право как старший в роду. Нойоны послушно прибыли, подтвердили подчинение войск старшему рода, а потом так же послушно прибыли и чингисиды на курултай там же, в Таласской долине, и выбрали Великим ханом сына Толуя и Сорхахтани Мунке, приятеля Бату.
У Бату все получилось, кроме одного. Посчитав себя обманутой, Огуль-Гаймиш не признала результаты курултая, проведенного вне Монголии. Великая хатун объявила себя регентшей, а наследником своего племянника Ширамуна. Началась династическая борьба, закончившаяся поражением и гибелью Великой хатун. Смерть ее была ужасной, как и предрекал шаман, прежде чем начать обряд, в результате которого тогда еще Великий хан Гуюк заснул, чтобы больше не проснуться.
Огуль-Гаймиш заплатила дорогую цену, только не для себя, а для других. Она была на троне неполные три года, правила разумно, но враги не простили ей близости к шаманам, а те не смогли или не захотели защитить женщину, применившую их страшные знания для разрушения. Казни, проведенные получившим власть Мунке, были массовыми и ужасными. Разумная и добрая мать не остановила сына, потому что уничтожалась ее главная противница.
Но это было позже и очень далеко от нас и наших забот. Нам тогда предстояло еще суметь удрать из Каракорума.
Домой
