Айгирская легенда

родильного дома, жену Раису и дочь Ларису. В семействе Магадеевых прибыло. Сразу два праздника были в этот день! Раиса тоже из деревни Габдюково. А работала на тоннеле фельдшером. И тоже, как о Максуте, ее муже, о ней я слышал много добрых слов. «Они друг друга стоят!»

И уверен: у Максута и Раисы, как и у всей семьи Магадеевых, тот солнечный день был поистине счастливым.

В день сбойки и после много было сказано добрых слов о ребятах из окрестных деревень. И с трибуны, и в разговоре между собой, и в семейном кругу. А начальник участка Владимир Ильич Капельзон еще более «усилил» благодарность, сказав: «Это «габдюковцы» вытянули тоннель. Мы им обязаны в первую очередь. А особенно — Юмагужиным и Магадеевым!»

…Поезд прогудел в рассвет.

Путешествие шестое ГОРА ЛЮБВИ

Мы едем по новой дороге.

— Скорей бы легли рельсы!

— Чтобы проехать на первом поезде?^

— Нет! Чтобы посмотреть на бег солнечных лучей по рельсам: какие они стройные, в какой гибкой изящности.

И лучи солнца и рельсы навсегда свяжут человека с природой!

— И только-то?!

— Нет… Еще — чтобы заглянуть в зеркало от накатанных колес. Чтобы увидеть, как рельсы впитали голубое небо, все его оттенки — от рассвета до заката. И еще глаза людей. И тепло рук. И стук сердца. И прошлое. Которое у нас в глазах и в сердце…

— Вы были на Горе Любви?

У трассы свои корни.

1

Предрассветный сумрак полон чудес и удивительных превращений. За каждым поворотом он в новой одежке. Плотный, сиреневый. Легкий, прозрачный. С дымкой вуальной. Гора подступила к поезду — тень густая. Въехали в потемки. Отодвинулась гора — свет хлынул. Кажется, вот он — рассвет! Все видно, как в пасмурный серый день. Нет, рассвет хочет поиграть, позабавиться красками.

За тоннелем обогнули деревню Габдюково. Прогрохотали мостом. Повернула свои бока огромная, словно насыпная, сопка. Небогата на ней растительность. Хоть распахивай. Или скот паси на травяных склонах. Может, в ней камни спрятаны драгоценные? Может, еще чем богата. Дорога снова завиляла. Слева скальные сколы. Выше округлые каменные наплывы разных форм. Присмотришься, фигурки различишь. Людей и животных. Головы. Носы. Глаза. Рты. Чего только не натворила природа из камня.

Прошли Зуяково. Большая станция. Жилой и промышленный городок вокруг нее. Рядом течет Инзер. Словно паутинный висячий пешеходный мостик над ним. На том берегу сама деревня. Много новых домов. Они желтеют среди старых построек.

Железная дорога снова закривляла вместе с Инзером. Рельсы и река рядышком бегут, впрямь родня близкая. Сколько ни взрывай скал, а все в подчинении у природы человек.

Едем на восток. Справа за Инзером притаилась под горой деревушка Бриштамак. В сумраке не заметишь ее — словно в землю ушла, а сверху теневым пологом прикрылась. Зимой, когда на стыковку ехали, такие дымы стояли над сугробами, что казалось — это пар из самой земли выходит.

И вот — Ассы! Большая деревня. Одна гора срезана справа. Другая слева. На дне конуса, в ущелье, дома налеплены. Дома и на гору полезли с обеих сторон. Левая гора луговая, пастбищная. Правая с полянками, лесом поросла, ельником. Стоят Ассы на родниках. Земля вся иссочилась родниковой целебью. Целебная водица в каждой лужице, просочине. Куда ни ступишь на закрайках деревни, провалишься по щиколотку в жижицу. Дерн под ногой «дышит», выбрасывая фонтанчики. Трава брызжет водой. Ручьи живут неслышно, хоронятся под кустиками, в пойменных овражках и впадинках. И на свет выходят, небо отражают красновато-фиолетовым отблеском, словно тут нефть расплылась. На пути некоторых ручьев колодцы стоят полуразрушенные. Неглубокие. На дне их ржавчина. Из колодцев струйки текут, снова в ручьи собираясь. Стекаются они с травянистого предгорья в понизовье, к самой насыпи. В большой ручей уходят. А ручей под мост ныряет, затем в Инзер.

Один ручеек особо приманчивый. Он рядом с железной дорогой, на бугру. Заключен в тонкую длинную трубу. Из трубы струйка вылетает. Вода чуть солоноватая. Говорят, целебная. Вроде минеральной. Я пил ее не раз. В кружку нацеживал. В ведро набирал. Чудо — водица. Соль, правда, почти не ощущается.

Холоднющая вода. Только маленькими глотками можно потягивать, с перерывами. Иначе заморозит горло, никакого наслаждения. А так хоть целый день пей, не напьешься! Ее бы в бутылки с красочными этикетками и на пользу людям. А тут плещет на камни, давно отмытые и отполированные. Кто рядом живет с родником, ходит к нему за водой с ведрами на коромыслах. Чай ли вскипятить, обед ли сварить. И для баньки можно натаскать, тут уж особая услада. Наверно, и стирают, и полы моют этой же, целебной. Да ее на все хватит. Бежит безмятежно из железной трубы, Инзер питает.

Над крышами встали дымы. Стройно, дружно. Безветрие, Свет в окнах редок. Ни к чему зажигать, скоро высветит в заутренье.

Над железной дорогой, на холме, небольшой деревянный дом. Его называют «курортом Ассы». Да еще баню-лечебницу, которая невдалеке, в низине, среди густой травы и кустарника обосновалась. Лечебница тоже на целебных ручьях стоит.

Места эти, от Ассов до поселка Инзер и дальше, не только в мыслях государственных людей, но и в проектах обретают свои будущие контуры как зоны курортные, лечебные. Зоны отдыха. И, разумеется, массовые, с размахом планируемые. Башкирская Швейцария должна служить людям. И пользу давать. В поселке Инзер метится большое строительство. Говорят, в местах этих уремных есть где и совхозам животноводческим развернуться, угодий кормовых предостаточно, только умом пораскинь хорошенько да не ленись. Мощности леспромхозов тоже, говорят, можно разгулять вширь. Разгулять так, что заскрипят леса, зашатаются горы. Планы новые спущены. Как-то они впишутся в природу, в заботу нашу о ней? Сооружается комбинат стройматериалов. Автомобильную дорогу тянут в Уфу, впридачу и в помощь дороге железной. Громко, ломко шагает в эти края цивилизация. Благо несет, но и-проблемы-лишаи, вызревающие на благе.

Почему-то все чаще вспоминаю взорванный айгирский мостик. Забудешь о нем, а выплывет. Как навязчивая мелодия. Словно душа отделилась от останков мостика и вселилась в меня. Мелодия эта все пронизала — и тишину вагонную, и сумрак за окном рассветный. Она бьется в колесах и рельсах. Хорошо, если б коснулась ватманских листов, на которых рождается будущее края, определяется судьба людей. А вдруг не коснется?

Айгирским мостиком восхищались молодые рабочие и студенты. В редкие минуты отдыха, люди приходили сюда и, встав посредине мостика над бурлящим Малым Инзером, среди вековых камней, елей и сосен, тихонько раскачивались и пели. Какие тайны оживали вокруг? Может, здесь зарождалась первая любовь? Может, постигалась глубина связей человека и природы, являлась святость красоты? Человек открывал в себе новые миры.

На противоположном каменном «пятачке» ежегодно проводил свой отпуск один геолог. Он приезжал из Москвы и разбивал там палатку. Говорят, завещал, чтобы и похоронили его там… Но «пятачка» уже нет. Природный каменный храм превращен в развалины.

Художник Вячеслав Воронинбывавший у мостика не раз, говорил: «Всех, кто касался этого места, задевало, не оставляло равнодушным». Он сохранил образ айгирского мостика в своей графической работе. Назвал рисунок «Вдохновение». Вот это и было убито: вдохновение… Но оно осталось. В искусстве. И