памяти.
— Разрушенный айгирский мостик разве не символ современного варварства? Слишком резко? Может… За распутство эта производственное и инженерное никого, разумеется, не наказали, да и не собирались. Ибо назвали факт сей первобытный просто — «производственная необходимость». Это официально. А в разговоре среди работного люда прорвалось оправдание: «подумаешь, невидаль!» Пострашнее, мол, творятся дела на белом свете да и на самой трассе и ничего, все сходит с рук: план есть план! Значит, ни запрета, ни суда праведного? Хочется воскликнуть: «Вот она «косная сила инерции… в хозяйственном мышлении! (Из речи Л. И.Брежнева на встрече с избирателями Бауманского избирательного округа Москвы. «Правда», 3 марта 1979 г.)»
Инерция в планировании и мышлении сказалась и на многом другом. 23 ноября 1978 года (почти через год после торжественного пуска магистрали) в «Правде» появилась тревожная заметка, заостряющая внимание на благоустройстве притрассовых сел и деревень, комплексном подходе в дальнейшем хозяйственном развитии края. Вот она:
«ЗАБЫЛИ
Около тридцати жителей нашей деревни Кумбино работают на железнодорожной станции Инзер. Примерно столько же детей ходят в ближайшую поселковую школу. Путь тех и других лежит через реку Малый Инзер. Нрав у этой речки буйный — она часто разливается. Стремительное течение не позволяет переправляться не только вброд, но и на лодке. На работу ли, в школу, магазин людям приходится идти далеко, в обход по прибрежным скалам.
Каждый год на средства Инзерского леспромхоза через реку строится деревянный мост. Весной его неизменно уносит течением. На затраченные деньги уже давно можно было бы построить капитальное сооружение, а заодно и провести электричество — в домах все еще горят керосиновые лампы.
Словом, неуютно живется в нашей деревне. Из-за этого молодежь покидает родительский кров. А кто же будет работать — в лесу, на станции, в поле?
Ф.
Белорецкий район,
Башкирская АССР».
Есть там капитальное сооружение — железнодорожный мост. Помню, когда он строился, десятки людей задавались вопросом, а почему бы рядом с ним не соорудить мост автодорожный, по которому могли бы ходить жители Кумбино и других окрестных деревень? Сказали: не положено, нет в проекте и в смете. А почему нет в проекте и смете? И опять — не положено! К системе минтрансстрой это дело не относится.
Человек и природа сходятся в купели жизни. И на поле борьбы. Нелюбовь к природе и к человеку переносится, как заразная болезнь, на все: на труд, на качество работы, на воспитание людей. Построена одна трасса, продолжается возведение другой, еще более сложной и трудной. И конечно же она не раз порадует человека своими праздниками. У нее были, есть и будут свои стыковки, «серебряные» костыли и пусковые рубежи.
От черемухового белоцветья минуло почти два часа. А горы все еще прячут солнце. И лишь при выходе с поворота на восток, в межгорье, вдруг на некоторое время прорвется зоревая желто-багровая разгарица.
Здесь тоже свистели пули. Об этом мне рассказывал Иван Федорович Челпанов, один из первых комсомольцев поселка Инзер. У него до сих пор сохранился комсомольский билет образца 1918 года. Серые картонные корочки, а как дороги они для него и для молодых людей, строителей, студентов, школьников, всех, кто держит их в руках, слушая рассказы Челпанова.
В комсомольской организации Инзера было человек двадцать. Секретарем комитета выбрали Татьяну Меркулову. Помощником — Костю Поперекова. Членами бюро были Иван Челпанов, Ахметьян Аминев, Михаил Закиров…
— Чем вы занимались тогда, Иван Федорович?
— Я плотничал. В леспромхозе.
— А в комсомоле?
— Посылали нас в самое пекло. Ездили по деревням со спектаклями. Ставили критические постановки — кулаков, приспешников продергивали. Синеблузниками были… Привлекали пожилых. Мокина Людмила была очень боевая. Всех поддевала… Собрания, воскресники. Девушки в красйых платках выходили на. воскресники…
В 1922 году объявились отряды вооруженных банд. Обратились к комсомольцам: кто добровольно хочет вступить в организацию ЧОН? Предстоит схватка. Могут убить. Записались одиннадцать человек. В том числе и Челпанов. Отправили отряд в Узян. Там учили борьбе с бандитизмом. А потом — на коней, вот тебе винтовка, вот тебе наган, и вперед, вдоль реки Инзер, по деревням, вдоль ущелий, по горам и лесам… Сказали, в горах хребта Зульмердяка скрываются бандиты. Во главе их влиятельный мулла Хамза. Будьте осторожны, у него в отряде есть пулемет… Шли ночью. По следам. Останавливались в деревнях.
— Был Хамза?
— Был…
— Где он?
— Уехал…
— Куда?
— Утром уехал, опоздали… Куда — в горы, вон туда!
В горы! Кругом горы. Ни дорог, ни тропок. Простор, как пропасть. Снова на коней и к следующей деревне. Был? Был! Куда ушел? В горы… Инзер, Ассы, Бриштамак, Зуяково, Габдюково… Проложили чоновскую трассу, над которой свистели пули. Ехал Иван Рябухин. Чок! И упала под ним лошадь. Кинулись в лес, а там каменистый обрыв. Бандитов след простыл.
Три года ездил в отряде ЧОНа Иван Федорович. Бандиты наводили страх на местное население, к старым порядкам призывали, грозили расправой тем, кто за Советской властью пойдет… Чоновцы наводили страх на бандитов. Укрепляли веру в Советскую власть…
Рассеялся отряд Хамзы, но борьба не окончилась.
…Комсомольцы ставили в Инзере спектакль. Зал — набит до отказа. Играют свои же, леспромхозовские, и заводские. На сцене «богатый» и «бедный». Бедный мечтал о земле, и Советская власть дала ему землю. Богатый мечтал о богатстве, и оно уходило теперь… К кому? К бывшему батраку! И вот богач взял обрез. И утром, когда бедняк вышел на пашню, чтобы вспахать поле, встретил его и сказал:
— Ты отобрал у меня землю…
Бедняк ответил:
— Она теперь народная…
— Уйди, откажись!
— Не уйду. Я всю жизнь мечтал о земле… И боролся за нее…
— Боролся? Тогда получай!
Завязалась борьба. И когда бедняк оказался сверху богача, зал грохнул от аплодисментов.
— Дай ему как следует! Обрез забери, обрез…
Но обрез снова в руках богача. Он встал на ноги и выстрелил в упор… Бедняк упал, раскинув руки… Артисты так хорошо сыграли эту сцену — выстрел, как настоящий, убийство, как настоящее, бедняк упал и раскинул руки — по-настоящему, что в зале прошелся легкий гул восхищения, кто-то крикнул: «Во, играют!» Потом: «Эй, хватит лежать, вставай, Иван!» Наступила пауза. Убитый лежал без движения. Артист, игравший богача, тоже был на какое-то время поражен всамделишной игрой своего товарища, но тут же опомнился и продолжал вести дальше свою жестокую, бесчеловечную роль.
— Ты хотел земли? — крикнул он «мертвому». — Так получай ее!
И приподняв Ивана за голову, стал горстями вталкивать ее в открытый рот «убитого». Земля на сцене была настоящая, и артист постарался для убедительности натолкать полный рот земли своему товарищу. Перед спектаклем договорились — терпеть чтобы пронять народ, вызвать сочувствие к бедняку правдивой игрой… Опустится, мол, занавес, выплюнешь землю, рот прополощешь и выйдешь на аплодисменты… Живым и здоровым!
