- И вообще, я смотрю, ты реальная телка.
- Раз житуха такая, Лысый, чё поделаешь? Приходится.
- Большой Патрон? - переспросил Бляха.
- Большой Патрон, - подтвердила Эммануэль.
- Это похоже на правду.
- Слава богу…
- Спасибо за честный и искренний ответ, большое человеческое спасибо.
- Не за что, Лысый, абсолютно не за что.
- Ну, тогда продолжаем экзамен.
- Мать твою!
- А я предупреждал: в билете два вопроса. Сколько пельменей у Антуана?
- Это второй вопрос? - попыталась зацепиться за соломинку Эммануэль, ибо правильный ответ на столь простую задачу не грозил ей совершенно никакими последствиями.
- Нет, чернушка, - обломал ее Лысый. - Это так, дополнительный.
- Ну два.
- Вот и в билете два вопроса: два вопроса - два уха, одно мы с тобой уже спасли. Теперь давай сосредоточимся на втором: меня дьявольски интересует, где теперь Серафим.
- А я-то почем знаю? Поди гасит кого-нибудь или трахает, чё ему ещё остается?
- Идет пурга, что эта срань примостилась под твоей крышей.
- Идет так идет… Я-то тут при чем?
- Блин, пашет он на тебя или не пашет?!
- Ну было дело… подхалтурил маленько.
- Кувалду мазал?
- Ну мазал.
- Я так и знал… - Лысый довольно прошёлся вдоль стола. - Его манера: идёт мазать одного лоха, а потом выходит, что размазано полгектара. Где он сейчас?
- Понятия не имею.
- Не темни, чернушка, ты меня знаешь.
- Я всё сказала! Чё те ещё от меня надо? Не докладывает мне Серафим, где ошивается! Не зна-ю!
- А телефон?
- Не помню.
Лысый вернулся к кухонному ножу:
- Будем вспоминать.
- Я те честно говорю: не пом-ню! - вскричала Эммануэль.
- А мы честно будем вспоминать… Разжечь огонь, - скомандовал он отморозку.
На плите вновь вспыхнуло пламя. Эммануэль побелела: она действительно не помнила телефонного номера киллера и поняла, что её ждёт самое трудное испытание.
Бляха эффектно рассек воздух смачным взмахом кухонного ножа.
- Даю тебе минуту, мать, - объявил он, входя в роль самурая. - Пока осталось время, прикинь, кого покрываешь, черная калоша. Слыхала, чё он мне отмочил? Облил дерьмом в прямом эфире, спер лемуру, обдолбал её в хвост и гриву, так что эта Маня теперь родного отца не помнит! А я ж его, засранца, вскормил, вырастил из малого пацана героя. Веник ты, Эммануэль: вчера Серафим подставил меня, завтра подставит тебя, гнилая твоя душа.
- Ну не помню, не помню я его телефонного номера, хоть убей! - Эммануэль покачала головой. - Че за дундук? Че выпендривается, сам не знает.
Непоправимое произошло столь быстро, что Эммануэль хрен чё сообразила: перестав выпендриваться, Лысый полоснул воздух кухонным ножом… лезвие ударилось о китайский фарфор, и пельмень с тыквы её бой-френда шмякнулся на тарелку.
Эммануэль тупо ойкнула.
- Нет телефона - нет базара, - подвел черту Лысый.
Кончиком ножа подхватив пельмешку с тарелки, он поиграл ею, словно шариком пинг-понга, и, оттянувшись, забросил на сковородку.
- Секи, мать! Секи, мать твою, как скотеет Бляха! - с наслаждением приговаривал Лысый. - О-хо-хо- хо-хо! А запах! Запах! Красота!
Шипение и шмон, исходившие от плиты, на которой вершился сей беспрецедентный акт вандализма, усиливались. Эммануэль проклинала себя за то, что, связавшись с убийцей Серафимом, не потрудилась взять у него ни номера телефона, ни паспортных данных.
- Классный я повар? - нахваливач себя осатаневший авторитет. - У тебя еще не проснулся аппетит, черномазая?
- Ещё нет, - буркнула Эммануэль.
- Чё ты там гонишь? - Из-за треска на сковородке Бляха её не расслышал.
- Нет, говорю!!! - крикнула она.
- А… - понял Бляха. - А телефон не вспомнила?
- Нет!!!
- Ну ничего, - успокоил он. - Не стремайся, ща вспомним, это много времени не займет.
Ни много ни мало, полчаса продолжалась эта пытка. Сначала Бляха слегка поджарил пельмешку с обеих сторон, затем мелко нашинковал укроп, петрушку, сельдерей и помидоры, забросил приправу на сковородку и закрыл крышкой. Потом он вернулся в широкое кресло времён императрицы Екатерины, закинул ноги на стол и сказал:
- Подождем, пока дойдёт, - и, глумливо хихикая, уставился в черную витрину Эммануэль наблюдать за ее реакцией.
Реакция была неадекватной: смирившись с непоправимым, хозяйка дворца сделала вид, будто ей все до фени, и непринужденно закумарила конопляную пионерку.
Когда ушная раковина бой-френда была готова, Лысый галантно проводил Эммануэль к черному столу, подвинул стул и поставил перед её носом оформленную тарелку: помимо пельменины там лежали оливки, листики салата и стебельки зелёного лука.
- Бон аппетит! - пожелал он, завязав на шее жертвы белую салфетку. - Вот те нож. Вот те вилка. Что ещё?
- Пожалуй, все, - сказала Эммануэль.
- Соль? Перец?
- Пожалуй, это лишнее. Хотя… Если самую малость.
- Самую малость, - кивнул Лысый, посолив и поперчив чертово блюдо.
- Хватит, хватит! - остановила Эммануэль. - Хочешь, чтоб ком в горле застрял?
Лысый убрал солонку:
- Может, возьмешь меня официантом?
- Стар ты больно для официанта.
- Ну нет так нет. Валяй мать, наяривай, - может, чё и вспомнишь.
- Да ни чё я не вспомню уже, Лысый, зря время теряем! - Эммануэль откусила часть пельменя.
- Ну как? - Он внимательно посмотрел в её глаза.
- А что? - Ее глаза удовлетворенно моргнули. - Неплохо прожарилось, мать твою. Даже не ожидала. В самом деле, неплохо. Беру тебя поваром. Если ты, конечно, не передумал.
Лысый понял, что проиграл вторую партию: с чувством и нескрываемым аппетитом жевала мисс Каннибал то, что ей приготовили; создавалось впечатление, что она в любой момент может попросить добавки, - словом, вытянуть из этой адской черной пасти информацию о Серафиме не было никаких шансов.
Разделавшись с ухом своего любовника, Эммануэль неторопливо вытерла губы, взмокший от напряжения лоб и впервые за всю ночь улыбнулась:
- Теперь ты веришь, что я не знаю, где Серафим? Или будем готовить вторую пельмень?
