на противоположном краю парка. Через некоторое время пришла робкая уверенность, что их не преследуют. Вместе с ней пришло такое же робкое чувство облегчения. Вар и Рэм отдыхали на скамейках беседки, Горошек тихо плакала.
– В том подъезде живёт моя лучшая подруга. Она звала меня ночевать у них. Что будет с ней?
Друзья старались об этом не думать. Невидимые слёзы причиняли боль. Вар держал крепко в руках ружьё. Заряженное, оно требовало повышенного внимания. Он хорошо помнил лучшую подругу Горошка, полногрудую, с округлыми очертаниями тела и вышедшей давно из моды длинной косой. Он повстречал их однажды на улице, таких непохожих друг на друга. Странные подружки, пришла мысль. Он с удовлетворением отметил реакцию девушки на своё появление и старался не выдать невольное смущение в присутствии такой откровенной, проникающей в ноздри зрелости. Ему благосклонно разрешили почувствовать себя остроумным и неотразимым. Он помнил, как старался, уверенный в своей неуязвимости. И хорошо запомнил, как его уверенность слегка поколебалась, когда на прощание темные глаза вдруг проникли неожиданно приятно и глубоко.
Если бы тёмные глаза были открыты, то в них не обнаружилось бы ничего, кроме страха. Они были плотно закрыты. В надежде, что страх исчезнет. Они не знали ещё, что отчаяние уже на подходе, чтобы заменить страх. Ужасный стук в дверь квартиры прекратился. Раздались ещё более ужасные крики. Там, где были родители и брат. Дверь открылась, в комнате стало светлей. Шаги чужих людей. Через некоторое время кровать над головой качнулась и скрипнула. Кто-то схватил её за руку и потащил на свет. Она открыла глаза и неожиданно обрадовалась, увидев перед собой знакомое лицо. Она попыталась приподняться с пола, но ей не дали это сделать. Человек со знакомым лицом наклонился к ней очень близко, как будто что-то искал.
– Мама! – услышала она свой голос.
Сверху навалилось что-то тяжёлое. Она вдруг вспомнила, кому принадлежит это лицо, и заметалась изо всех сил. Распростёртые руки и раскинутые в стороны ноги стали ещё тяжелей.
– Мама! – ещё раз она выдавила из себя и затихла. Расслабляющая волна вдруг прокатилась по телу. Повторилась, затем ещё раз и завладела её придавленным животом.
Им нужно было бы быть уже далеко от этого места, по дороге в тихие районы города, туда, где люди как ни в чём не бывало прогуливаются по вечерним улицам. Подальше от горящих улиц и дворов, где с шашами происходят ужасные вещи. Где так быстро и легко разрушился порядок их вечного города. Но они продолжали сидеть в беседке, слушая, как нарастает тревожный шум со стороны, откуда они убежали в парк. Страх и сожаление преобладали в противоречии владевших ими чувств. Горошек тихо и безостановочно плакала, обречённо и безнадёжно. Крепкая нить связывала их с освещённым огнем двором на краю парка. Ни у кого не хватало решимости её разорвать. Прикосновение к холодному стволу причиняло рукам Вара почти физическую боль. Он не знал, куда пристроить ружьё. Внутри ствола выжидали два металлических патрона, аккуратно, слой за слоем, заряженные отцом. К внутренней стороне пистонов плотно прижат сыпучий порох, отделённый толстым пыжом от крупной свинцовой дроби.
– У неё же есть брат? И родители. Может, отобьются.
Тихий плач остановился. Горошек глубоко вздохнула.
– Старший. Отец старенький. Думаешь, они смогут защититься? Она такая красивая девочка.
– Подождите здесь, я схожу посмотрю, – не выдержал Вар. – Куда ты? Сдурел!
– Нет сил так сидеть!
– Ой!
Вар и Рэм притихли. Сидящее рядом с ними тело заволновалось с безошибочной силой. Беседка вдруг заявила о себе в темноте ночного парка. Это не вызывало у друзей никакого беспокойства. Почти сразу стало очевидно, что волнение овладевает всей округой, как будто вдруг проснувшейся. С настороженной надеждой они услышали, как набирающая интенсивность Горошек испустила первый пронзительный крик, который безбоязненно поднялся высоко над парком. Называющий себя шашем никогда не посмеет попытаться заглушить такой крик. В высоком воздухе со всех сторон послышались другие солидарные звуки. Город замер, от окраины до окраины. Лежащее на полу разгромлённой квартиры тело отторгнуло от себя чужие руки. На потёртой скамейке беседки парка неистово металось другое, заботливо поддерживаемое с двух сторон.
Всколыхнулись плодоносящие животы города. Недоумение и негодование сгустились в сотрясаемом звуками воздухе. И стали вдруг очевидными всем. Загудели стены домов, зазвенели стекла окон, закачались ветки деревьев. Минута за минутой казалось, что волнение достигло своего пика, но оно только усиливалось, не оставляя сомнений в своей неудержимости. Никто впоследствии не мог вспомнить, как долго оно продолжалось.
Неспокойные чувства, из тех, что делают большинство шашей похожими на людей, стали проникать в одурманенные и опустошённые головы. Страх расплаты, сожаление, стыд. Отбрасывались подальше от разжатых рук палки, скрывались под одеждой ножи и ружья. Ещё громче зашумел ночной город. Неожиданно зазвучали сирены машин, прятавшихся до этого времени в просторных гаражах. Загудели двигатели откуда-то появившихся крытых грузовиков с вооружёнными молодыми шашами в форме. В городе обнаружилась власть. Утром из оживших домов вышли на улицы самые неосторожные и любопытные горожане.
К середине следующего дня угасли сами собой или были потушены все пожары (запах горелого выветрился из города только после первой зимней метели). Вокруг опустошённых районов появилось оцепление и кордоны. С новой силой стали распространяться слухи и рассказы очевидцев.
– Алло!
– Привет.
– Привет. Отоспался?
– Ты уже знаешь?
– О чём?
– Про Вита.
– Нет…
– Убили его.
– Вита! Кто?
– Никто не знает. Говорят, попался толпе. Позавчера утром, когда возвращался после футбола.
– Ну… Когда?
– Позавчера. Его нашли на дороге недалеко от дома. Говорят, что кто-то видел, как его избивали. А потом машиной переехали.
– Ух… Ты как узнал?
– Дозвонился. Отец поднял трубку. Я уже был у них. Сказали, что не надо никакой помощи. Всё улажено. Похороны завтра в два часа дня.
– Да… Как они?
– Отец вроде держится, серый весь, а матери я не видел.
– Машиной! Вот сволочи! Сильно покалечили?
– Я не спрашивал. Про машину мне на улице соседи рассказали. Может, врут. Сейчас много историй ходит. Как Горошек?
– Всё ещё у тёти. Завтра родители приезжают. Слушай, какое блядство!
– Подонки! Слов нет. Ну ладно. Привет Горошку. Завтра в два часа, не забудь.
– Не забуду. Может, заедешь?
– Настроения нет. Пока.
– Пока.
Ничего не хотелось делать. Ничего и не надо было делать. День начался неплохо. Он хорошо отоспался после бессонной ночи в парке. Проснулся голодный и переместился на кухню. Мир заметно оживился. Заработала телефонная связь. У всех было чем поделиться. Их с Рэмом история быстро стала одной из самых популярных. Никто больше не отважился провести ту ночь на улицах города. Их немногословность только подогревала интерес. Звонили все, но Вара это совсем не утомляло. Оставшиеся после событий возбуждение и напряжённость чувств требовали утоления. Под восклицания удивления и восхищения в
